Жил полный хтони старый дом своим укладом...

Жил полный хтони старый дом своим укладом. Цвела черёмуха, и в мае сыпал снег. Дубак стоял такой, что черт рулады зубами выбивал в тревожном сне. Русалки пили чай в горячих ваннах с душистой липой, с мёдом, с молоком. В тулупе домовой подъездный Ваня клял коммунальщиков матьем до потолков: «В такую стынь тепла жильцов решили! Мать-перемать по графику всем вам!» - грозил он, потрясая ржавым шилом, и сопли растирал по рукавам. У ведьм померзла в плошках микрозелень. Они все вечера варили зелья - теплее всё ж в квартире от котлов. На третьем здоровенные, как гунны, до камененья вымерзли горгулы с рогатостью повышенной голов. Май этакий припомнили, пожалуй, все горожане в прошлом ноябре. Упырь ходил, закутанный в три шали, и под котом огромным руки грел. У гуля Севостьяна вовсе горе - сломался радиатор. Всё, хана. Определить поломки злобный корень не обещала стылая весна. Гуль с псом говяжью ел сырую печень. Пёс тоже был в каком-то смысле вечен - потомок адских гончих, как-никак…
В пяти носках до сини стыли ноги. Казалось, Севостьяну нет подмоги. Всё у него всегда вперекосяк.  Дрожали в байковом халате крупно плечи. И медью крови остро пахла печень. Хотелось взвыть под сотней одеял. Но он почти бессмертен - что поделать... Измученное стужей ныло тело, пёс Гризли понимающе молчал.

Под вечер домовой явился злющий. Сказал, что тут совсем недалеко живёт в лесной уединённой гуще знакомый оборотень - держит кур и коз. Ну, мол, хозяйство требует пригляда. И с печкой дом. Зовёт к себе гостить. Все околевшие к нему поехать рады. А ты, как Сева? С нами по пути?

Гуль закивал - в тепло ему охота: «Но как же Гризли? Он-то, как же он-то?»

«Не помешает нам твоя скотина! Русалки тащат даже ахотинов. А леший африканского ежа, ужа, мыша, три пальмы и чижа!»

Так собирались шумно всей толпою. Автобус нечисти набился вскоре полный. Малявок разобрали старшики. Коты орали, вой звучал пурги.  Приехали в лесок заветный ночью в обитель, значит, оборотне-волчью. Был дом огромен - крыша до небес. Шумел пихтовой лапой древний лес. Все робко шли за бодрым дядей Ваней. Дрожа в потёмках, сени миновали. Навстречу им шагал красавец статный. Ему б царевичем, не волком в сказке быть!
-Эй, мелкие синюшные кутята, бегом к горячей печке греться брысь!
Внучков упырьих только с ними двадцать. А остальных детишек и не счесть. Все кинулись скорее раздеваться - в тепло, в тепло, в тепло скорей присесть!

Стояла зАполночь. Мел снег. Дремали дети. Сопели в уголках на балках черти, колдуньи напекли всем пирогов. Никто не чуял тяжести веков. Смеялись, пели хором тихо-тихо. За окнами качалась облепиха, и Сева упырёночка качал. Не так уж плох тот мир, в котором печка, и чьи-то руки гладят по плечам когтистой лапою не человечьей. Упырик спал - сосал мосол варёный, и что-то бормотал смешное сонно. И Сева улыбался пацану: «Спи, дожидайся тёплую весну!»

***

А в доме городском остался йети. Беснуясь, выл, остервенело ветер. Но йети со второго было пофиг. Он у открытого окна садился в профиль и ел, урча, подлюга, эскимо, со льдом, урча, прихлебывая кофе, любуясь белой снежной кутерьмой…

Елена Холодова

8 мая 2024 года