апрель в запале

Пока стреляют где-то, помолчу,
ведь я не там, а слово издалёка
звучит иначе, искренности мало.
И значит, мне оно не по плечу,
в нем веса нет, пускай не ложь, но фальшь.
Война, скорее, драка, но не склока,
и если чувство душу не поймало,
не нужно говорить - навеки Ваш.

Не Ваш, не чей-нибудь, чужим не свой,
такое время, трудность перевода
с родного на родной - удел  войны.
Ночное время ухает совой,
внушая мне, что это черновик,
в котором не хватило нам чего-то,
и этим оба мы уязвлены.
Ну, что сказать, я к этому привык,

отметив разобщение и гнев.
Я слишком далеко, апрель в запале
сулит немного солнца и дожди.
Но капельки воды, остекленев,
лежат на паутине день-деньской,
как если бы случайно смерть проспали.
А мины у пехоты на пути,
ржавея, наполняются тоской.

О чём сейчас? Зачем и почему?
В осиннике с трухлявыми стволами
за выстрелами прячешь тишину.
Всё думаешь - услышу и пойму,
что Вы не разберёте никогда
кого съедает музыка и пламя,
а вместо лишь вздохнёте - ну и ну,
слова-слова, одна белиберда.

Вы издали читаете, и вот
написанному издали не веря,
спокойно закрываете тетрадь,
сказав, что слово долго не живёт,
оторванное взрывом от корней.
А вот, когда война стучится в двери,
когда своих приходится терять,
тогда уже, наверное, о ней

напишется взаправду - там орда
ворон, спеша расклёвывала тело,
оставив муравьям закончить труд.
Под траками трещали города,
играли колокольчиками гильз,
разбитое стекло с утра блестело.
Кто умер, тех попозже подберут,
ещё живым кричат - поберегись

пока ты пишешь, всё сгорит дотла.
Но где же Вы ещё о том прочли бы,
и чьим словам доверились бы так?
Сгоревший танк и мёртвые тела,
обломки и осколки, пятна крови -
недавние свидетельства боёв.
И значит, либо только правду, либо
молчание и голуби на кровле,
воркующие что-то про любовь.