Бесстрашный Жанибек. Из эпоса Нарты

БЕССТРАШНЫЙ ЖАНИБЕК

(из карачаево-балкарского эпоса "Нарты")


БЕССТРАШНЫЙ ЖАНИБЕК

Жанибек звероловом испытанным был,
Храбрый нартский народ его знал и любил.

В Итигри есть большая пещера. Она
Вся от дыма и копоти жирной черна.

Там добычу коптил Жанибек на костре,
Слева выход оттуда был к Красной горе,

Справа плоскость покатая солончака,
А вверху огибает орел облака.

Апсаты с Жанибеком считался и рад
Был дарить зверолову приплод своих стад.

И отец Жанибека ловцом был, а дед
За огромную силищу прозван Медведь.

Жанибек был еще малолетка, пострел,
Но боялось в дубравах зверье его стрел.

Дни и ночи шагал он с копьем на весу,
Знал все камни в горах, все деревья в лесу.

А в семнадцать годов уже равных себе
Не имел он ни в ловле, ни в лучной стрельбе.

Ни уклонов крутых, ни порожистых рек
Не страшился отважный юнец Жанибек.

Не спасется лиса где воздвиг он капкан,
Не залижет бирюк от стрелы его ран.

Ночевал он в пещере всегда, у костра:
Злые волки бродили в округе с утра.

Им не трогались и охранялись скоты,
О которых он клятву давал Апсаты.

И во сне каждый день с наступленьем зари
С ним беседовал хан-повелитель Тейри.

Но однажды и он повстречался с бедой.
Из пещеры он видел, как тур молодой,

Пятилетний красавец резвился в горах –
Тут же он затаился и лук свой напряг.

И, когда Жанибек ему в ногу попал,
Тур на льду поскользнулся и в пропасть упал.

Жанибек его тщетно искал – не нашел,
Весь израненный к ночи в пещеру пришел.

И, когда на подстилке лежал он больной,
Перед ложем его появился Иной

(Апсаты этим именем люди зовут,
Так же буду и я величать его тут)

Чистым золотом в гроте окрасился пол,
И рубинами свод прокопченный процвел.

А в далеком углу, где костер трепетал,
Темно-красного золота слиток предстал.

Трона царского вдруг принимает он вид,
А на троне Иной в облаченье сидит.

Золот плащ, словно солнце, с одной стороны,
Бел с другой, как вершины при свете луны.

Упираются в свод золотые рога,
И глядит он с презреньем, как враг на врага.

То и дело обличья меняет Иной:
Вот он стройный олень ветверогий лесной,

Вот он тур, что уже Жанибеку знаком,
Вон он зубр, опрокинуть готовый броском,

Вот мужчина с лицом желто-красным, как медь,
Вот в чащобе им виденный страшный медведь.

Вот он снова тот самый – Иной, Апсаты.
- Что, охотник? По скалам напрыгался ты?

Отвечай же мне, сколько деревьев срубил,
Сколько лучших животных моих погубил?

- Я охотник. И быть им не сам захотел.
Хан-Тейри мне такой уготовал удел.

Наказанье любое приму, я не трус.
Только лучше в свой замок ступай на Эльбрус!

- Что ж! Удачливым был ты и мощным, как зверь –
Станешь немощным ты и несчастным теперь!

Принял облик сурового старца Иной –
Борода до колен и блестит сединой.

Жанибеком тогда овладела печаль,
Но Иному с достоинством он отвечал:

- Я охотник – охотиться буду и впредь.
И тогда появился огромный медведь.

Он ревел, и кидался, и пасть разевал,
Жанибека грозя уложить наповал.

- Слушай, зверь! Уходи, я тебе говорю,
Или мерзкое брюхо твое я вспорю.

И медведь две когтистые лапы простер,
И, ревя, перепрыгнул он через костер.

Но об стену ударился он головой,
Зашатался и принял удар ножевой.

Говорят, он родился в обличье людском,
Дом, хозяйство имел и владел языком,

А потом одичал он, ушел от людей,
И внушает им ужас косматый злодей.

Кровь кипит у огня, кровь струится рекой,
И никак не осилит ни тот, ни другой.

И припомнил медведь, что мужчиной он был.
- Места нет для двоих нас, - так он возопил.

Я хозяин, а ты самозванец и вор!
И метался над мордой медвежьей костер.

Потрясен Жанибек. На колени он пал,
И смиренно он каждому слову внимал.

- Апсаты отдавал мне на жертву зверей,
Но сказал: только крови медвежьей не лей.

Я берлоги всегда обходил стороной,
И медведь ни один не обижен был мной.

Сколько  лет на земле существует наш род –
В рот медвежьего мяса никто не берет!

Но признанью смиренному хищник не внял –
Навзничь сбив, под себя зверолова подмял.

Тут запрыгнул на спину ему Жанибек,
Зверь силен, но хитрее его человек.

Когти зверя остры, но острее кинжал:
Зверь когтил, Жанибек острием поражал.

Запах крови любого с ума мог свести.
И медведь возопил: - Я сдаюсь, отпусти!

- Первым мир я тебе предлагал, а теперь
Я живым не могу отпустить тебя, зверь.

Сам Тейри положил между нами вражду.
Залижи свои раны, а я подожду.

Нанеся их тебе, я нарушил закон…
По пещере разбрасывал искры огонь.

И медведь Жанибека за плечи берет,
Вновь охотник его поражает в живот.

И продолжилась битва. Кровь льется рекой.
Но никак не осилит ни тот, ни другой.

Кровь загасит костровое пламя вот-вот,
Желто-бурый туман по пещере плывет.

- Пусть ты крепок, медведь, как седая скала,
Истреблю, освежую тебя как вола!

И к костру они оба скатились, сцепясь.
Но костер изменился, в кристалл превратясь.

И чудесным сияньем облекся кристалл –
Снова трон Апсаты Жанибеку предстал.

Понял он, отчего его пламя не жжет,
Не в костер он упал – Апсаты на живот.

На охотника с лаской Иной поглядел,
А медведя тотчас на рога он воздел

И закинул за дальний его водоем –
Не осталось ни кости не сломанной в нем.

А потом Жанибека в объятья схватил
И велел, чтобы  слух он к нему обратил.
 
- Храбрый юноша, - так говорил Апсаты, -
Ты проверен. Охотник испытанный ты.
 
Самый страшный сражался с тобой из зверей.
И теперь убедился я в силе твоей.

Можешь горных зверей добывать и лесных.
Не губи только избранных, лучших моих.
 
Знай, что если прольешь заповедную кровь,
То на этом моя прекратится любовь.
 
И ушел Апсаты. А из скал потекла
Обладавшая силой целебной смола.
 
Смазав рваные раны целебной смолой,
Жанибек еще долго лежал под скалой.
 
И на шкуре медвежьей потом пировал,
И народ на селе ему честь воздавал.

(С балкарского, подстрочник Мурадина Ольмезова)