180. Magnum opus Антона Теличко

I.
Антон Александрович нервно ходил по своей мастерской, сложив за спиной руки. Утро не задалось. Двадцать лет он приходил сюда: раздвигал мольберты, подготавливал бумагу, краски, выставлял композиции из различных гипсовых форм, сухоцветов, развешивал драпировки. Затем выпивал чашку крепкого кофе и ровно в девять принимал первых своих учеников.

Сегодня он попытался проделать всё то же самое, но мысли беспокойным роем кружились в голове художника, не давая сосредоточиться на привычных делах.

«Вот свалилась же на мою голову, – раздражённо думал педагог об одной из воспитанниц, – придёт ведь. Точно придёт. И что она делала вчера в бассейне? Следила, наверное, за мной». Эта мысль ещё сильнее разозлила мужчину.

Антон Александрович, являясь человеком уже немолодым и опытным, к тому же, не в первый раз женатым, был готов ко многому. Но с появлением этой девочки всё пошло кувырком.

II.
Свобода и любовь в душе неразделимы,
Но нет любви, не налагавшей уз.

       Волошин Максимилиан Александрович (1877 – 1932) – русский поэт, публицист, критик, эссеист, художник

Первый раз связать себя брачным союзом решился художник, только начав педагогическую практику. Надо заметить, что Антон Александрович страдал отменным перфекционизмом, поэтому выбирал лучшее не только из материального мира: высшие мерки предъявлял он и к людям, особенно своим студентам и женщинам, коих в окружении живописца было более чем достаточно.

Дебютная избранница оказалась способной и не менее амбициозной. Очень быстро молодой учитель начал ощущать конкуренцию, что отнюдь не укрепляло их тандем. Стараясь фиксировать свою самооценку за счёт замечаний и попыток приуменьшить достижения супруги, в конце концов, он истощил в ней все запасы любви, брак был расторгнут по обоюдному согласию.

Антон Александрович решил никогда более не сковывать себя семейными обязательствами, однако природная влюбчивость брала верх – женщины подле него менялись, но неизменно были. Художнику пошёл пятый десяток. Разрыв между ним и ученицами рос не только в возрастном исчислении, но и в количестве жизненного опыта, уровне художественного мастерства. Юные неоформившиеся особы смотрели на мастера широко открытыми очарованными глазами, впитывая каждое слово. Вот тут в его голову и пришло решение!

В скором времени мэтр надумал жениться во второй раз. Интуитивно выбрав самую влюблённую белокурую девочку, он предложил ей углубление в профессию в виде дополнительных бесплатных занятий. Обучение началось с непринуждённых, как бы невзначай, касаний и невербальных знаков внимания. Анна Осинцева училась быстро и в итоге погрузилась в изучаемый предмет настолько, что без колебаний согласилась на инициативу сочетаться узами Гименея.

III.
Родители юного дарования жили в другом городе. Ольга Анатольевна Осинцева, мать Ани, узнав, что педагог, которому она вверила дочь, собирается породниться с их семьёй в новом качестве, пришла в ярость. С будущим зятем они были ровесниками. Пытаясь повлиять на неразумное чадо, женщина грозилась, что «ноги её не будет в доме этого негодяя». Анна осталась непреклонна, и Ольге Анатольевне пришлось капитулировать. Не помирились они даже с появлением на свет такой же белокурой девчушки, её первой внучки.

Антон Александрович утвердил «роли» в свежесформированной ячейке общества: Анна рисует, он продолжает работу в художественном училище и, как прежде, даёт дополнительные уроки по выходным особо одарённым ученикам. Фамилию, по настоянию мужа, девушка не меняла. Скоро Анна стала узнаваемой в кругу ценителей искусства. Рейтинги её росли, картины продавались всё дороже. Муж, как тень, следовал везде за ней, сопровождая молодую мать и супругу во всех международных поездках.

За пару лет им покорились Гонконг, Сингапур, Америка, Япония, Китай. Везде узнавали авторский стиль Осинцевой. Капитал семьи рос. Антон Александрович всё больше уделял внимания знакомству с влиятельными людьми, методам психологического воздействия, нейро-лингвистического программирования, гипноза… Ему казалось, что ещё немного, и он «продаст» работы талантливой жены так дорого, что они станут неимоверно богаты и влиятельны.

В этот период в мастерскую и пришла Ася. Точнее сказать – вернулась.

IV.
Первое знакомство с Антоном Александровичем произошло ранее: тогда Ася была ещё школьницей, которой не исполнилось и пятнадцати. Она приехала на летние каникулы к родным в маленький подмосковный городок. Бабушка Аси, человек общительный и открытый, отвела внучку в находившееся неподалёку Богородское художественное училище со словами: «Девочка самоучка, рисует вот что-то. Может посмотрите?». Педагоги коллективно принялись вынимать работы из папки и передавать друг другу по кругу. «Вам бы к Теличко, – заговорила одна из них, полная добродушная женщина с каштановыми, убранными в аккуратное «каре», волосами, – гениальному ученику гениального педагога». Ася покраснела.

Надо заметить, не все коллеги привечали Антона Александровича Теличко, многие считали его заносчивым и самовлюблённым. Но на зависть прочих преподавателей, руководство ценило художника за высокий уровень выпускников, позволяющий учебному заведению конкурировать с ведущими Московскими ВУЗами. Ему благосклонно предоставлялось отбирать на курс самых ярких из поступающих абитуриентов. Те же подростки, студенты отделения монументальной живописи, составляли основной «костяк» занимавшихся в мастерской внеурочно по выходным.

От «прошлой жизни» у Антона Александровича оставался взрослый сын, которого родитель видел теперь очень редко, и небольшой участок земли с одноэтажной постройкой. Дом был продан в процессе раздела имущества, а отдельно стоящий флигель, перешедший во владение бывшего супруга, переустроен им в учебное помещение. Маленькое кирпичное здание с трудом умещало необходимую атрибутику: внутри, по контуру приставленные к стене, грудились множество картин и набросков, посреди класса стояли мольберты и деревянные табуреты. Некоторых ребят для экономии места учитель вынужден был сажать на высокие стулья, выдавая в руки планшеты из оргалита.

V.
Не тот учитель, который учит тебя, а тот, у которого учишься ты.

       Ричард Бах

Ася старательно выполняла задания мастера, и тот всё больше удивлялся её способностям. Уже на втором занятии Антон Александрович подошёл к девочке: «Знаешь, если бы ты поступила ко мне, я взял бы тебя сразу на второй курс. Или на третий, – задумчиво произнёс он. – Не потому, как ты рисуешь. Я ещё не видел, чтобы кто-то с такой скоростью осваивал материал». Польщённая Ася с двойным рвением принялась за работу.

Спустя несколько дней наблюдения за новым «чудом» в «коллекции», вместо занятия художник предложил девочке выполнить ряд тестов. «Хочу проверить твой интеллект», – пояснил наставник. Ася сходу выполнила все, кроме одного: Антон Александрович, вручив школьнице спички и белый лист бумаги, предложил сложить деревянные палочки для добывания огня так, чтобы получились четыре одинаковых треугольника.

Девочка укладывала их на лист, строя различные комбинации, педагог издали наблюдал за мыслительным процессом на детском лице. Вариант с квадратом из четырёх спичек, диагоналями которого, без учёта наложения одной на другую, служили две оставшиеся, он отверг: «Ладно, не мучайся». Ася продолжила сидеть неподвижно, подпирая голову рукой, с прикованным к листу взглядом. Антон Александрович подошёл снова: «А вот один человек долго думал и придумал упаковку с молоком». Подросток не прореагировала, пропустив слова-подсказку мимо ушей.

– Ты умница. Это задание оставь, у меня никто ещё с ним не справился.

Ася отодвинула лист бумаги в сторону и подняла глаза на учителя. «А кто меня плоскостью ограничивал?» – спросила она вслух, обращаясь то ли к нему, то ли к самой себе. На следующий урок девочка принесла тетрадку, несколько страниц которой были исписаны математическими доказательствами того, что у одной из предложенных на предыдущем занятии задач есть бесчисленное множество решений. Антон Александрович не взялся оспаривать, он ликовал. Школьница тут же стала примером и обьектом обсуждения для всех, заходящих в мастерскую.

Каникулы пролетели быстро, Ася вернулась в столицу. Но эти несколько выходных, проведённые в мастерской живописца, отложились в её сознании. Запоминая слова Антона Александровича, ориентируясь на них, как на неоспоримую истину, она видела в нём учителя не столько рисования, сколько самой жизни.

VI.
Навестить педагога в следующий раз выдался случай спустя несколько лет. Ася была уверена, что тот её и не вспомнит, но очень нуждалась в совете взрослого умного человека, которому можно довериться.

Она надела тёплую дублёнку, зимние сапоги и села в промёрзлую подмосковную электричку. Отворив знакомую калитку, студентка прошла по заснеженной дорожке к флигелю и тихонько приоткрыла дверь. Антон Александрович повернул голову и расплылся в улыбке: «Ребят, это та самая Ася!!!» Всё было на своих местах: картины, табуреты и стулья, мольберты, старательно собранные композиции… Только студийцы оказались теперь уже новыми. Учитель раздал всем задания и подошёл к давней знакомой: «Ты садись. Очень хорошо, что приехала. Чаю хочешь?»

Ася повесила в предбаннике верхнюю одежду, вымыла руки и разместилась на предложенном ей стуле. Антон Александрович заметил, что лицо девушки чем-то обеспокоено. «Что-то случилось? – поинтересовался он. – Расскажи!»

«Уеду я», – вполголоса ответила нежданная гостья и запнулась, с трудом сдерживая себя, чтобы не заплакать. Хозяин мастерской внимательно посмотрел ей в глаза: «Куда уедешь, Ась?» Оживившись, желая поделиться своей задумкой, девушка выпалила: «В Сибирь!» Педагог настолько удивился, что тут же поперхнулся чаем.

– Только этого не хватало, – он улыбнулся, про себя справедливо полагая, что где-то там, под лихими планами побега, кроется простая девчачья история, светлая и наивная. Но Ася не стала объяснять причины.

Убедившись, что гостья не шутит и приехала с уже выверенным намерением и маршрутом, Антон Александрович посерьёзнел в лице и, помолчав несколько минут, произнёс: «Я тебе как отец говорю, не уезжай! Плохо там. Я же сам из Сибири, из Усть-Илимска». Художник долго рассказывал про жизнь до переезда в центральную часть России, о бандитизме и опасностях города на Ангаре и северо-запада Иркутской области. Ася молча осмысляла. Учитель сидел напротив, всё ещё растерянно глядя на собеседницу: «Ась. И что бы ты ни решила, напиши мне, ладно?»

«Захват» природного региона в Северной Азии, громады Уральских гор, присный холод Северного Ледовитого так и остались в воображении. Ася почувствовала, что есть человек, которому не всё равно, и была преисполнена благодарности за это. В понедельник девушка снова пошла в институт.

VII.
Усвоим же наконец: любят не тех, кто полезен, не тех, кто хорош. Любят тех, кого любят.

       Владимир Леви

«А я тебя знаю, – написала Света, новая знакомая, спонтанно добавившая Асю в «друзья» на просторах известной творческой сети, – ты приходила к Теличко». «Как тесен мир», – удивилась та в ответ. Света жила в Сергиевом-Посаде и работала архитектором. Фамилия мастера послужила «паролем» – «кодовым словом» для опознания «своих»: двое тут же нашли общий язык. Посчитав большим упущением, что обе давно не заходили к педагогу, приятельницы условились исправить положение летом.

Повзрослевшая теперь Ася заглянула через оконное стекло внутрь учебного помещения и, помахав всем рукой, поспешила к собравшимся. Не было уже прежней угловатой девочки-подростка, Ася оформилась и обрела женственные черты.

Но проявилось новое и во внутреннем – в этот раз девушка нервничала, боясь разочаровать мэтра и присутствующих в мастерской. Занятая то учёбой, то работой, рисовала она далеко не регулярно и потому понимала, что в художественном творчестве сильно отстала: не от других, от какого-то своего внутреннего абсолюта. Слишком высокая планка, выставленная учителем за предыдущие встречи, не давала расслабиться. Она чувствовала напряжение во всём теле, рука, удерживающая карандаш, не слушалась.

Ася вспомнила далёкое спортивное прошлое, соревнования, где перед опорным прыжком тренер гордо объявил своим коллегам: «Внимательно смотрите на эту девочку, такого вы ещё не видели!» Маленькая гимнастка во время разогрева не заметила производимых техником изменений в высоте спортивного снаряда. Разбежавшись стремительно, она взлетела настолько высоко, что руки ели коснулись краёв туго обтянутого искусственной мебельной кожей корпуса «козла». С того самого «поднебесья» разрядница полетела навзничь, плашмя ударившись всем телом о твёрдый пол. Привстав, пока никто не заметил, девочка прислушалась к телесным ощущениям: голова кружилась, особенно сильно ныла челюсть. Она не подумала сообщить тренеру про сбитые настройки инвентаря, не сказала о случившейся травме. Обвиняя себя за ошибку, Ася попыталось приглушить боль и собраться с силами.

Спортсменка слышала, как анонсировал её прыжок тренер и старалась не подвести. «Телегина Ася», – объявили выход через рупор. Начав разбег, увеличивая скорость по мере приближения к мостику, она на секунду зажмурилась, вспомнив предшествующее падение. Отталкиваясь от пола толчковой ногой, девочка выполнила наскок на мостик и… осталась стоять на месте. «Такого они точно не видели», – съязвила про себя юная гимнастка. Не поднимая взгляда, Ася молча отошла от снаряда и села на деревянную лавку.

Такое же глубинное ощущение стыда она почувствовала и в этот раз. «Как будто разучилась», – думала она. Рука дрожала. Антон Александрович «подогревал» и без того надломившееся самоощущение, во всех обращениях к ней теперь то и дело звучало: «Вот Осинцева смогла, а ты что?»

VIII.
Ася взяла одну из книг с любимой деревянной полки мастера, когда тот отлучился из студии. Три вызывающе-чёрные буквы «НЛП» на ярко-жёлтой обложке издания невольно притягивали внимание. Девушка открыла аннотацию: «Нейролингвистическое программирование», – расшифровывалась внутри загадочная аббревиатура. Первые же фразы заставили Асю поёжиться. Авторы обещали повиновение умов и подчинение подопытных, не замечающих влияния извне, чужой воле. Читателю предлагалось освоить методы управления людьми через вербальные каналы: определённые слова и интонации.

Пролистав пару страниц, найдя тут же подтверждения того, что педагог изучал пособие внимательно, Ася заключила для себя: «Гадость какая!» – и закрыла книгу. Манипулятивное, принуждающее вмешательство в естественный ход вещей, включающий общение и любые социальные взаимодействия, она видела насилием над человеческой природой, а результат – ложью. «Ну получит он желаемое, но всё же будет ненастоящим: как бы дружба, как бы уважение, как бы признание и как бы любовь. Удовлетворения от таких побед всё равно не будет, какой тогда смысл? Кукловодить марионетками, не вовлекаясь, играть людьми, чувствами, ощущая себя Богом – в финале же ждут неминуемо тотальная пустота внутри и понимание, что ты сам, истинный, никому и не нужен», – так рассуждала художница.

Антон Александрович обладал взглядами по этому вопросу куда более материальными, на каждого из учеников он имел свой план. И ещё – план продажи работ молодой жены, также требовавший мощных коммуникативных навыков. Всякого из своих подопечных он хотел «долепить» до идеала, как гениальный скульптор своё творение. Проблема была в том, что идеал у Антона Александрович был один, а ученики попадались разные. Он искал способ воздействия и находил – последователей Теличко с лёгкостью узнавали – совпадали художественные приёмы, сюжеты картин. Во всех произведениях подмастерьев был он и его идеи. За это маэстро фанатично любил свою работу: он становился шире и больше с каждым успехом ученика.

Ася интересовала художника своей непохожестью. Он изучал её, как странный предмет, неодушевлённый объект, желая разобраться во внутренней сути. С тем рвением, с коим дети исследуют новое – пробуя на зуб, пытаясь поковырять, потыкать палочкой, – мастер старался понять, кто же перед ним. С «формообразованием» Аси что-то шло не так, привычные механизмы не работали.

Целясь докопаться до истины, найти изъян или «ахиллесову пяту», которая позволила бы наставнику использовать привычные схемы воспитания «идеального» монументалиста, мастер не заметил, как «погрузился» в непокорную ученицу настолько, что начал думать о ней больше, чем о ком-либо из студийцев. Он мысленно спорил с Асей, моясь в душе, пытался что-то доказать или объяснить. Потом приходил и сетовал воспитанникам на то, что с «некоторыми» приходится вести умственные диалоги даже в домашней обстановке при столь личных обстоятельствах. Художник цитировал записи со страницы её социальной сети, озвучивал вкусы и интересы, всё время употребляя местоимение «некоторые».

«Некоторые вчера выложили на стене мои любимые ВИА, они хотят этим сказать...» – дальше перечислялись различные гипотезы о мотивах его вымышленного оппонента. Асе становилось неуютно: ответить при всех означало бы, что она оправдывается, оправдываться выходило не за что. Не ответить – «проглотить» ложное замечание – неприятно и незаслуженно. Ася не понимала, почему он не может спросить напрямую, каковы причины её внешних проявлений.

При всей сложности и многогранности своего ума, Антон Александрович не мог предположить самого банального ответа – она с детства любила старую советскую музыку и не догадывалась о схожих предпочтениях опытного педагога. Тот же пытался объяснить всё через себя. Происходило это по очень простой причине – Антон Александрович всегда думал о себе, себя видел центром его огромной Вселенной и знал лучше всего тоже себя. Истоки поведения других людей были очерчены вероятностными границами истоков его личных побуждений.

«Да хватит за мной наблюдать, – расстроилась про себя девушка при очередном публичном оглашении её заметки, – я не экспонат в музее. И не надо гадать, что я думаю, можно просто спросить». Она закрыла доступ к странице.

IX.
Ася не была знакома с Аней Осинцевой. Но, основываясь на рассказах учителя, знала, что этой девушке удалось к двадцати с небольшим всё, о чём может только мечтать любая художница: личная мастерская, выставки по всему миру, конференции и фуршеты, статьи в модных журналах, востребованность и уважение профессионального сообщества. Ещё больше Асю впечатляла огромная производительность и сильная, точная, сформировавшаяся манера её письма. Аня была старше всего на год и являлась выпускницей класса Теличко в Богородском училище. Многим позднее ученица узнала, что, настойчиво предлагаемая мастером в соперницы девушка, является попутно его новой женой.

Антон Александрович разглядывал принесённые Асей рисунки, её «домашнюю работу», и довольно прищёлкивал языком: «Ну вот же! Ну отлично! Это очень хорошая графика, – заключил мэтр, – принеси, пожалуйста, в следующий раз свои альбомы с набросками, хочу посмотреть «поразилки»». Этим словом художник называл жизненные ситуации, за которые «цеплялись» взгляд и перо учеников. Однажды он придумал ежедневную практику – в нарисованных прямоугольниках, подобно раскадровке мультфильма, сцену за сценой запечатлеть вечером всё, что удивило за день. Студийцы собирали папки работ, на основании сюжетов которых можно было писать целые полотна.

Когда Ася пришла к выводу, что единственный человек, с которым она будет себя сравнивать – она же сама в «прежней» версии, и перестала обращать внимание на попытки педагога ссылаться на успех Осинцевой, процесс пошёл. Пять будних дней девушка тренировалась дома передавать в двух-трёх тонах окружающее пространство, результат ежедневной самодисциплины она показывала сейчас учителю.

Всё вернулось на круги своя: Ася разрисовалась и успокоилась, Антон Александрович больше вовлекался, желая «высечь», как Пигмалион из камня, что-то эдакое из художницы. Меж тем Ася всё чаще слышала неприятные подробности о живописце как от учеников в его отсутствие, так и от общих знакомых. Продолжая видеть того, кто «как отец» поддержал её, девушка затыкала всех, позволявших говорить о наставнике плохо.

Как-то разговор о жизни в мастерской зашёл и с близкой подругой Аси. Марина смотрела непредвзято и критично оценила происходящее:

– ...и в отношении тебя – ведёт он себя явно не по-мужски.
– Все могут ошибаться, идеальных людей не существует.
– Да причём тут неидеальные? Ты не понимаешь что ли, что это непедагогично? Если хочешь, неэтично даже – обсуждать твои записи, сравнивать вас! Он же учитель, в конце концов!?
– Давай сменим тему, – настойчиво предложила Ася, – всё я вижу. Но сколько смогу, не буду замечать. Не хочу, понимаешь? Он мне однажды очень помог.
– И что теперь, всю жизнь помнить будешь?
– Буду.
– Ась, отношения между людьми – вещь нестабильная, не неизменная материя. Сними ты очки наконец! Какая-то ты всё-таки, как не из этого мира. Не всё можно и нужно прощать.

Первый раз подруги ссорились. Марина пыталась оградить Асю от неминуемых переживаний. Ей она всегда казалось куда более хрупкой, чем та себя позиционировала.

– Мариш, мы сколько лет знакомы? – спросила неожиданно Ася.
– Ну, с Костей лет с девяти... С тобой, выходит, с десяти или одиннадцати.
– Вечность целая. А я тебя всё ещё люблю. «И наде-еюсь, что это взаи-имно», – Ася пропела строчку из известной песни Марка Бернеса и рассмеялась, разряжая накалившуюся обстановку.

X.
Ася сидела в углу комнаты с деревянным художественным планшетом в руках. Она пыталась повторить графический натюрморт одной из давних учениц мастера, когда Антон Александрович подошёл сзади. Почувствовав мужское желание, девушка вжалась в стул, – ей стало неловко и неприятно.

Антон Александрович не заметил перемен. Уверенный в себе и своих правах, он придвинулся совсем близко, нагнулся к её уху и начал речь. Говорил художник об искусстве, но фразы были настолько спутанными, что Ася понимала: мысли его сейчас далеко не в преподаваемом предмете. «Подойди сюда, – попросил педагог, – хочу что-то показать». Не до конца понимая, что происходит, Ася привстала и подошла. То и дело выверенными движениями касаясь её руки, плеча, прижимаясь торсом, мужчина показывал чужие работы и сбивчиво взволнованно повторял: «Ты хочешь так?», «Хочешь так рисовать?», «Хочешь?», «Я научу тебя всему!»… Ася слышала только слово, склоняемое на все лады в каждом вопросе, и изумлённо смотрела на учителя. Одёргивая, как ошпаренная, руку, отстраняясь корпусом, она чувствовала как мужское влечение нарастало с горячностью его пространного монолога. Ощущая, как какие-то невидимые вихри сгущаются вокруг неё, девушке показалось, что она лишается сил: кружилась голова, она снова села, используя как щит между ним и собой задник мебели и подрамник.

«Я уйти хочу», – вместо ответа подумала Ася, но какое-то время продолжила молча, прислонившись к спинке стула, с неизменным удивлением и неприязнью наблюдать возбуждённое словоизвержение.

Образ «Отца», которым она его когда-то в детстве наделила, рушился на глазах. Она разглядела наконец влюбчивого неверного мужа, не способного и не желавшего контролировать сексуальные стремления. Обычного немолодого мужчину, который окружил себя юными девочками, чтобы чувствовать себя Богом, направляя и управляя, ловя восторженные взгляды нимфеток. Она вспомнила всё, о чём перешёптывались давние ученики.

Ася мгновенно повзрослела. Не дожидаясь окончания урока, она поднялась, отодвинула рабочее место, собрала рисунки и обратилась к педагогу: «Мне нужно идти».

XI.
Есть люди, которые портят погоду.
Учитывай это, готовясь к походу!
Но шанс им желательно всё-таки дать –
Любая погода всегда благодать.

          (Давыдов Александр Станиславович)

Чем больше педагог сопротивлялся возникшей нерациональной привязанности, тем сильнее его засасывало в водоворот непостижимого, чему объяснений он не имел.

Он понял, что ситуация выходит из-под контроля. Ася в мастерской не появилась ни на следующем занятии, ни далее. Но притяжение заставило его натыкаться на девушку в совершенно не художественных местах: он видел, как та шла по тротуару, когда подъезжал на автомобиле к железнодорожной станции, встречал Асю в местной пекарне, на овощном рынке возле торгового центра, у кинотеатра в парке… «Наваждение», – думал мужчина. Когда в очередной раз столкнулся с ней в центре города нос к носу, Ася не успела уклониться от встречи. Антон Александрович взял воспитанницу за руку. «Что же ты не приходишь? – спросил педагог, – жду в субботу. Зайдёшь?» Ася утвердительно кивнула.

Она сама не знала, почему согласилась. Все внутренние принципы кричали: «Не надо. Ни к чему хорошему это не приведёт. Он женат, у него ребёнок. Женатый мужчина – мёртвый мужчина».

Ася делила мир на взрослый, где могло происходить что угодно, и детский, который надо оберегать от всяких катаклизмов. Ещё в бытность старшеклассницей ей часто поручали любимый третий «Б», когда классная руководительница болела или отсутствовала. Будучи студенткой, Ася подрабатывала няней в детском клубе и проводила там же уроки изо малышам. Ей нравилось наблюдать за играми и сценками на дворовой площадке, слушать диалоги, смешные и наивные, зарисовывать миниатюры из ребячьей жизни. Зная и хорошо понимая их мир, Ася хотела оградить его от всего, что могло омрачить нежный период.

Встав с рабочего места в середине занятия, посмотрев на учителя с совсем другого, взрослого ракурса, Ася решила, что больше в студии не появится. Сейчас же, застигнутая врасплох, она колебалась, что хуже: не придти и нарушить обещание или придти и переступить через свои убеждения. Ася нашла внутренний компромисс: «Я приду. Но сделаю так, чтобы всё стало, как прежде. Ничего не было, я ничего не заметила. Я не дам ему стать плоше».

Ася пришла в субботу.

Видя её спокойствие и равнодушие, Антон Александрович начал запутываться в собственном отношении к происходящему, он рассчитывал на другое. Перестав понимать, где заканчивается «его» и начинается «её», сбившись окончательно, мужчина ошибочно решил: раз я не управляю ситуацией, значит, управляет она. Теперь мастер мысленно обвинял Асю, проецируя на неё собственные желания.

XII.
Ася же претерпевала совсем другие состояния. Когда её видение поменялось, когда она приняла в учителе обычного человека со всеми слабостями и минусами, присущими любому, неприязнь и негодование от произошедшего на последнем занятии, развеялись, ей стало проще. Вместе с тем, её начало также тянуть навстречу.

Ася всё это понимала, но там, по ту сторону, был ещё ребёнок, чьи интересы, чьё детство не должно было пострадать. Девушка решила, что максимально честно и правильно будет исчезнуть из поля видения Антона Александровича насовсем. Она так и сделала. Дальше начало происходить что-то, что от неё столь же мало зависело, сколь и от него: Ася встречала преподавателя, куда бы ни шла. Несколько раз ей удалось увернуться и не заметить мужчину. Когда же Антон Александрович поймал её за руку, Ася не успела ускользнуть или придумать причину отказа.

К субботе, обдумав всё ещё раз на холодную голову, девушка утвердилась, что права. Представив возможные варианты развития событий, она отреклась от зарождавшихся чувств, считая, что своим решением делает в дальнейшей перспективе хорошо сразу всем, кроме себя.

Антон Александрович ожидал другого. Он встретил Асю привычно радостно и не понимал её отстранённости и безучастия.

На следующее занятие художница пришла первой и застала педагога в совсем несвойственном тому болезненном состоянии. «А-а, это ты…» – Антон Александрович поднял голову и, посмотрев на неё уставшим взглядом, продолжил неподвижно сидеть на стуле. Асе стало его бесконечно жалко, но она ничем себя не выдала, несоответствие в тот момент внешнего и внутреннего понимала только сама девушка: чем теплее она относилась, тем суровее и холоднее выглядела. Не глядя на него, не найдя, что сказать, она молча разложила рабочий инвентарь и начала рисунок, ожидая, когда же наконец придут остальные студийцы.

Весь день теперь в её адрес летели колкости и упрёки, она терпела, сопереживая внутри и не проронив ни слова.

Антон Александрович прошёлся вдоль комнаты и заговорил вслух сам с собой: «Живёшь себе, никого не трогаешь. Всё вроде хорошо. Потом приходят некоторые, сваливаются, как снег на голову. Погоду портят...» – он остановился и пристально посмотрел на неё, уже не обращая внимания на то, что вся эта сцена происходила на глазах любопытствующей аудитории.

Ася покрылась краской: «Да за что же? Разве я в чём-то виновата?» Но снова ничего не ответила, про себя зная: сейчас он перешёл границу и больше её не увидит.

Асино безмолвие заставило Антона Александровича выйти из привычного амплуа, он сел рядом и спросил наконец напрямую, при всех: «Ась, что ты от меня хочешь? Зачем... ты это делаешь?» Ася попыталась понять, что мужчина имеет ввиду. Он продолжил теперь тихо и мягко: «Ну вот скажи. Зачем ты тогда приехала с этой своей Сибирью? Почему север? Почему...» Мастер запнулся, не договорив.

«Почему я?» – поняла Ася. Догадавшись, насколько художник дорисовал, докрасил, допридумал историю в своей голове, она готова была принять вину за что угодно, если бы ему от этого стало легче. Ася смущённо улыбнулась при мысли, что можно было вообразить о ней, чтобы это спросить.

«Корни у меня оттуда, зов предков», – Ася ответила коротко, не раскрывая семейных хроник, но максимально честно, он больше не расспрашивал. «А-а, ну вот теперь понял», – задумчиво произнес художник и встал.

Дождавшись окончания учебного часа, Ася обвела взглядом маленькую мастерскую, старательно собранные композиции и драпировки, стулья, табуреты и мольберты, лица талантливых ребят, его лицо. Попрощавшись, девушка вышла на улицу. Она знала, что никогда больше не вернётся сюда.

XIII.
Лето подходило к концу. Ася собрала вещи для возвращения в Москву. Решив напоследок израсходовать абонемент местного спортивного клуба, она зашла в бассейн. Ася плыла брассом, когда Антон Александрович вошёл в помещение. Через брызги воды видела она, как тот приблизился к тренеру, стоящему около вышки, обсудил что-то и последовал с ним на ближайшую к окну плавательную дорожку. Минуту поколебавшись, девушка оценила масштаб водной зоны как огромный, бассейн считался лучшим на весь муниципальный округ, и решила доплавать оплаченный час, переместившись на противоположный конец нататория.

Некоторое время спустя в залитое солнцем пространство спортклуба пришла следом и Аня Осинцева с маленькой дочкой. «Да когда это прекратится?» – подумала Ася и выскочила из воды, не желая наблюдать ещё и взаимодействие. Она поспешила на выход, но необнаруженной не осталась. Антон Александрович заметил знакомый силуэт и, покинув плавательную зону, последовал за ней, пояснив жене, что ему понадобилось в раздевалку. Ася не дала себя догнать.

XIV.
Итак, Антон Александрович нервно ходил по своей мастерской, сложив за спиной руки. «Вот свалилась же на мою голову, – раздражённо думал педагог, – придёт ведь. Точно придёт. И что она делала вчера в бассейне? Следила, наверное, за мной». Эта мысль ещё сильнее разозлила мужчину. Антон Александрович посмотрел на часы: «Девять ноль ноль». Ася не появилась. Не пришла она ни в десять, ни в одиннадцать.

В конце рабочего дня художник сел за компьютерный стол и, отыскав её закрытую теперь страницу в социальной сети, принялся сочинять письмо:

«Попытаюсь объяснить своё видение, почему наши встречи не принесли положительного результата», – написал он. Потом перечитал и, удовлетворённый началом сочинения, продолжил: «Когда человек спрашивает, из каких частей состоит самолёт, лох, типа меня, отвечает: фезюляж, крылья, двигатель... Следующий вопрос, двигатель состоит из чего? Я отвечаю, что не знаю... Я постоянно спрашивал Вас: Из каких кампонентов состоит рисунок? Из каких кампонентов состоит творчество, креатив? Что такое изобразительная метафора? В ответ я слышал бессистемное нечленораздельное... говорение».

Антон Александрович решил, что сравнение с самолётом будет выглядеть эффектно. Не желая принять то, что точка поставлена за него, мужчина долго подбирал слова, которые должны были задеть максимально.

«Фюзеляж, компонентов», – мысленно поправила грамматические ошибки Ася, читая выдуманную историю «обучения». Он впервые обращался к ней на «Вы». Дойдя до нового местоимения, она остановилась и задумалась: «Некрасиво как. Нехорошо». Перебирая злые эпитеты, она не понимала, что внутри может заставить человека писать такие вещи.

Бегло просмотрев изложенное далее, девушка заинтересованно остановилась на моменте про нейролингвистическое программирование. «Почему он решил об этом упомянуть?» – Ася задалась вопросом и, вспомнив цитату «Юпитер, ты сердишься? Значит, ты не прав», пришла к выводу, что когда-то попала в точку. «Вы как-то пытались меня склонить к искренности, упомянув в диалоге книгу из моей библиотеки. «НЛП» – не панацея, учит устанавливать коммуникации, находить точки соприкосновения. Это как разъёмы в компьютере: шнур хорош, но он для другой дырочки. Узнав тогда про «НЛП» впервые, Ваши слова, Вы стали подозревать меня в манипуляциях. Ножом можно убить и можно прооперировать – банальность. Я не смог хоть как-то структурировать Ваши мысли. Увы...» – писал автор послания.

Адресат не ответил ничего.

XV.
Прошло десять лет. Ася родила сына и, видя способности мальчика, отвела его на занятия в художественную школу в центре Москвы. Трофимова Алла Владимировна, директор школы, желая познакомиться с родителями ребёнка, позвала молодую маму в собственную мастерскую. Разглядывая в гостях картины, Ася увидела холст с очень знакомым сюжетом и узнала руку Ани Осинцевой: ту самую, зрелую и точную манеру письма. «Надо же, они знакомы», – удивилась про себя Ася. По возрасту Алла Владимировна была старше обеих лет на двадцать. «Понравилось? – спросила хозяйка мастерской, заметив интерес, – это картина моего друга, мы когда-то вместе учились под Сергиевым Посадом. Антон Теличко...»

«А ведь я никогда раньше не видела его работ. Знала, что исключительный, все так говорили, знала достижения учеников. Но созданные им картины – никогда», – Ася, наконец, разгадала ребус.

Антон Александрович прошёл долгий путь от ученика до мэтра, мастера своего дела: это требовало много сил и времени. К моменту, когда искусство художника вышло на высочайший уровень, мужчине пошёл пятый десяток – возраст, в котором трудно виртуозностью и профессионализмом удивить общественность.

Тогда художник и придумал план, magnum opus – дело всей жизни. Он давно изучал истории успеха творческих людей: художников, композиторов, литераторов. К тому же, будучи педагогом, интересовался психологией. Больше всего вдохновляла живописца история Моцарта и его отца, который сочинял музыку, выдавая за произведения юного гения. «Почему я тогда не придала этому значения?» – удивилась Ася.

Во время исследования секретов триумфа и успеха, педагогу пришла в голову блестящая идея. Найдя подходящий «материал» в виде влюблённой белокурой ученицы, он создал проект под условным названием «Аня Осинцева – русский самородок, маленькая и не по возрасту гениальная». Мастер вложил в своё дело всё, что знал и умел. Видя популярность жены, её признание критиками и знатоками монументальной живописи, следуя за ней, как тень, на все мероприятия, он видел теперь, чего стоит сам, как художник, чувствовал, что заслуги наконец оценены. Антон Александрович всё просчитал верно, аннулировав себя, как творца: не дал Осинцевой поменять фамилию в браке, запретил упоминать учителя в интервью. Аня повторяла журналистам из раза в раз: «Я достигла всего сама».

Ася вспомнила постоянные параллели и призывы к соперничеству: «Вот Осинцева смогла, а что ты?» «А я – это я», – ответила она ему мысленно, глядя на картину.

07.02.2024