Отделим зёрна от плевел. Лермонтов. Кн. 2. Часть19

Начало: Введение - http://stihi.ru/2023/11/29/952

«Вы, жадною толпой стоящие у трона…»
===================================
Часть 19



Прежде, чем мы с Вами приступим к продолжению, – немного отступим от логической последовательности и органичности излагаемого материала:  хочу внести некоторую ясность.


Словосочетания «царский режим» и «советские времена», упоминаемые мною как в данной публикации, так и в других моих трудах – для меня – родные и любимые: я родилась в СССР (Крымская область, гор. Севастополь, пос. Кача), и до шестилетнего возраста жила в Севастополе; потом – на Кавказе (КМВ), на Дальнем Востоке, снова на Кавказе… – в Советском Союзе, который никогда не переставал быть Россией, и, разумеется, люблю свою Отчизну во все времена её исторической данности. И пусть, дорогой Читатель, Вам вдруг не подумается, что я отношусь с осуждением к советскому строю или царским временам России, стараясь их как-то «очернить». Вовсе нет, – ибо подлецы и порядочные честные люди, убийцы и убиенные, глупцы и мудрецы, предатели и патриоты, фальсификаторы-обманщики и обманутые, герои и трусы… есть в обществе любого и каждого государства во все времена.  …Анализируя некоторые факты в лермонтоведении, с которыми, – объективно: как правовед, – не могу согласиться, я просто вынуждена обращаться к упомянутым словосочетаниям, которые иногда могут казаться «агрессивными» в контексте сказанного. Но: о чём бы мы с Вами ни говорили… – прошу читать эти словосочетания с должным уважением и теплотой всего моего Авторского сердца, всегда любящего свою Великую Родину. Итак, приступим.               

Обвинение самодержавия в убийстве поэта – фигурирует в лермонтоведении на протяжении всего советского периода, когда царский режим – исключительно по политическим установкам – был обвиняем «во всех грехах» и по всем направлениям. А главным обвиняемым – наряду с Императором – был, конечно же, главный жандарм России – граф Александр Христофорович Бенкендорф, ибо именно жандармерия занималась безопасностью российского государства, – …что-то вроде нашего сегодняшнего ФСБ. Абсолютно и   и с ч е р п ы в а ю щ е - в с е  доказательственные доводы советских литературных обвинителей царизма …сводились практически к двум дерзким стихам, бросающим вызов царскому самодержавию, одно из которых, – восьмистишие о «немытой России», – перу Михаила Юрьевича Лермонтова в действительности никогда не принадлежало и, естественно, является фальсификатом. (Некоторые авторы называют эту фальшивку «литературной мистификацией», с чем соглашаться было бы неправильно, ибо «мистификация» – это всего лишь забава, игривый обман, не несущий отрицательных последствий, чего не скажешь о «фальсификате»). При этом стихи Михаила Юрьевича, прославляющие Российскую Империю, – например, стихотворение 1835-го года «Опять, народные витии…», где говорится о «грозном щите любви и гордости народной», о «солнце русского царя» и «чести России», – хоть и печатались в собраниях сочинений Лермонтова, но никогда нигде не обсуждались, не публиковались в журналах и пр. ...даже в Дни памяти поэта 27-го июля, отмечаемые всеми россиянами ежегодно.

А давайте-ка разберёмся: действительно ли поэт и офицер Михаил Юрьевич Лермонтов мечтал о свержении царского режима в Российском государстве? Да и как его в этом не заподозрить, когда так, – кажется, прямо «революционно», – звучит: «Вы, жадною толпой стоящие у трона,//Свободы, Гения и Славы палачи!//Таитесь вы под сению закона,//Пред вами суд и правда – всё молчи!..».

Да, – именно так нам и преподносилось в советских временах: школьникам, студентам и всему народу: …убит поэт Михаил Юрьевич Лермонтов, дескать, царским режимом за революционные идеи. При этом – «вершиной революционного творчества» официально объявлялось восьмистишие про… «немытую», – а об этом подробно и обстоятельно – несколько позже.

Но на самом-то деле стихотворение «Смерть поэта» написано Лермонтовым отнюдь не   «п р о т и в»  существующей власти,  а   «п р о»   существующие порядки, несправедливость которых автор стихотворения призывает устранить, исправить силой власти Государевой: принадлежащей наместнику Божия на земле, и «наказать убийцу».   Т а к   это звучит, – и   т а к   выглядит обвинительный посыл поэта в окончательной авторской редакции с уже имеющимся эпиграфом к стихотворению. Конечно же, мы не можем не почувствовать открытой ненависти и возмущения поэта к наличию сам`ой возможности сотворить сверх-преступление как таковое: убийство Великого поэта России А.С. Пушкина руками «наперсников разврата», «жадною толпой стоящих у трона», остающимися без уголовного наказания в силу занимаемого высокого положения и иностранного подданства…

Но вот, что интересно: сам-то   ц а р с к и й   р е ж и м,   п р о т и в   к о т о р о г о,   как мы считали в советские времена, было направлено стихотворение… – уж как ни странно, но   с а м   ц а р с к и й   р е ж и м   –   так вовсе и не считал: даже несмотря на то, что список стихотворения был положен на стол Николаю I-му с конкретным письменным пояснением рукой неизвестного «доброжелателя»: «Воззвание к революции». Куда уж яснее (?..). Но. – И это неоспоримый факт: именно шеф жандармской полиции, – практически сразу же, – деятельно вступился за Лермонтова, вызволяя корнета-гусара из кавказской ссылки. (Хотя главной инициативной силой была, конечно, бабушка поэта – Елизавета Алексеевна). …И как же это – логически – «стыкуется» меж собою: чтобы главный гонитель всяческих вражеских революционных поползновений… – вдруг лично принялся спасать «ррэволюцИонЭра» из заслуженной им ссылки! Не следует ли из этого, что «корнет Лермантов» к революции не призывал, и революционером, естественно, не был?

Считая «бессовестное вольнодумство», – которое «больше, чем преступление» и требует немедленного наказания, – граф А.Х. Бенкендорф, уж как хотите, но я считаю, что он внутренне, негласно …был очень даже согласен с гусарским офицером Лермонтовым. Будучи женатым, граф любил свою супругу, – но «ходок по женщинам» был неудержимый. Естественно, что содомские утехи он не только осуждал, но и с брезгливостью ненавидел как явление. И потому – ему не могло не нравиться…   к а к   –   Лермонтов клеймил стихом и позором «наперсников разврата»… Но это, повторяю, – на мой, лично-субъективный взгляд.

Да: за «дерзость и бесстыдное вольнодумство» – наказали: выдворили из столицы: сослали на Кавказ, – где тогда, кстати, практически не было прямой угрозы для жизни, поскольку не происходило никаких военных действий; ну, разве, что… иногда «немирные черкесы постреливали» и могли напасть на русского офицера… Для правильного понимания сказанного – уточняю, что в те времена всех горцев называли «черкесами» с тою лишь разницей, что черкесы разделялись на «мирных» и «немирных». …Сослали – за дерзость высказанной мысли; за упоминание «трона», вокруг которого толпятся «наперсники разврата: Свободы, Гения и Славы палачи»... Короче, как ни крути – сослали за обнажённую правду, которая хоть и существует, но писать об этом (?..) – «бесстыдное вольнодумство»!..

[А я, кстати, считаю, что   д е р з о с т ь   М. Ю.  Л е р м о н т о в а   –   не от слова «дерзИть», а от слова «дерзАть»: быть смелым, мужественным и честным. И это – лично моя оценка, лично моё понимание: ни у кого не прочла, и ни от кого не слышала].

Говорят, что Бенкендорф был прекрасно осведомлён о стихотворении «корнета Лермантова», гуляющем по рукам – и умам – в светских салонах, и не придавал этому значения; тем более, что появлялись стихи и других поэтов: смерть А.С. Пушкина многих не оставила равнодушными; мол, просто «вспышка» такая: поэтическая… Но всё-таки, видимо, стихотворение   т о г д а   ещё не имело ни «дерзкого» начала в виде эпиграфа, ни «преступного» конца в виде последних 16-ти строк, начинающихся со слов «А вы, надменные потомки…». Вот какие воспоминания оставил нам В.П. Бурнашёв (см. стр.223 «Летопись…»), который писал, что когда Е.А. Арсеньева (далее – цитата) «узнала об этих стихах, то старалась всеми силами, нельзя ли как-нибудь, словно фальшивые ассигнации, исхитить их из обращения в публике; но это было решительно невозможно: они распространялись с быстротою, и вскоре их читала уже вся Москва, где старики и старухи, преимущественно на Тверской, объявили их чисто революционными и опасными. Прочёл их и граф Бенкендорф, но отнёсся к ним как к поэтической вспышке, сказав Дубельту: «Самое лучшее на подобные легкомысленные выходки не обращать никакого внимания, тогда слава их скоро померкнет, ежели же мы примемся за преследование и запрещение их, то хорошего ничего не выйдет, и мы только раздуем пламя страстей». Стихи эти читал даже великий князь Михаил Павлович и только сказал, смеясь: «Эх, как же он расходился! Кто подумает, что он сам не принадлежит к высшим дворянским родам?». Даже до нас доходили слухи, что великий князь при встрече с Бенкендорфом шепнул ему, что желательно, чтоб этот «вздор», как он выразился, не беспокоил внимание Государя Императора. Одним словом, стихи эти, переписываемые и заучиваемые всеми повсюду, в высших сферах считались ребяческою вспышкою, а в публике хотя негромко, но признавались за произведение гениальное. Государь об них ничего не знал, потому что граф Бенкендорф не придавал стихам значения…».

(Конец цитирования)

 

 [  Д л я    с п р а в к и.   Владимир Петрович Бурнашёв (1810–1888) писатель, мемуарист. Его очерки в газетах и журналах, – а проще сказать, анекдоты и сплетни из жизни писателей или известных государственных и общественных деятелей, – пользовались большой популярностью и вызывали неизменный интерес публики. Но однажды разразился скандал: читатели обвинили Бурнашёва в многочисленных неточностях, ошибках в датах и именах, и даже просто в откровенных авторских выдумках, не соответствовавших действительности, в том числе и по времени. Литературный критик князь Пётр Андреевич Вяземский негодовал, утверждая, что Бурнашёв «известный враль и лжец». Но некоторые авторы считают, что Бурнашёв, если и лгал – то не специально: он просто не придавал значения точности и достоверности описываемого; его интересовал сам сюжет и его анекдотичность. Такие детали: кто именно, когда или где – в анекдоте значения не имеют. Его мемуары – любопытная энциклопедия слухов и сплетен, анекдотов об известных деятелях, распространённых в его время, что представляет для читателя особый интерес, независимо от его литературной ценности или правдивости, поскольку является важным источником для понимания эпохи. А.И. Рейтблат, специалист по исторической социологии русской литературы, исследуя творчество Владимира Петровича, пришёл к следующему выводу: «Бурнашёв может неправильно привести имя и отчество известного лица, ошибиться в датировке события, но сами блоки, из которых он «складывает» свою «конструкцию», достоверны, то есть события имели место или, по крайней мере, о них шла речь».

Что же касается моего личного недоверия к вышеприведённому тексту В.П. Бурнашёва, то позвольте усомниться в том, что якобы «старики и старухи, преимущественно на Тверской, объявили их чисто революционными и опасными». Эка, «старикам и старухам» на Тверской больше не о чем было судачить, как   о б ъ я в л я т ь   стихи «какого-то Лермонтова», тогда ещё никому не известного ни с какой стороны, прямо-таки… «рррэволюциёнными и опааассными»!..

Да, и ещё одно. К сожалению, не уверена, что правильно донесла до Вас фамилию: абсолютно везде пишут «Бурнашев», но мы уже привыкли, что букву «ё» почему-то стали игнорировать, заменяя её на «е»… – как будто (для пишущего) поставить две точки над буквой доставляет огромные трудности. Простите, но какой «безмозглый недоумок» это придумал? А в процессе набора для печати – не без разницы ли, какую литеру использовать?.. И теперь вместо   «в с ё»   пишут   «в с е»:   разве это одно и то же?... А разве это один и тот же человек: «Бурнашёв» и «БурнАшев»?.. Так-что простите, если «что не так».]

Стихотворение «Смерть поэта» с обличительным презрением «хлестало по щекам» виновных в гибели А.С. Пушкина всех, «жадною толпой стоящих у трона»: конкретных и всем известных убийц-иностранцев, – и «воззванием к революции», естественно, не являлось. Наоборот. В эпиграфе к стихотворению, который в мои школьные годы  в учебнике литературы намеренно отсутствовал, и широкая общественность ничего о нём не знала, Лермонтов требовательно призывал государя покарать убийцу. И только в 1979 году в Собрании сочинений М. Ю. Лермонтова (Л., 1979, т. 1), эпиграф был восстановлен и присоединён к тексту стихотворения:

Отмщенья, государь, отмщенья!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видели злодеи в ней пример.

Эти строки в качестве эпиграфа взяты М.Ю. Лермонтовым из трагедии французского драматурга Ж. Ротру «Венцеслав» (1648) в неопубликованном русском переводе А. А. Жандра (1789–1873). Высказывалось предположение, что эпиграф появился лишь на суде – для прикрытия острого политического смысла заключительных строк (см.: Боричевский И. «Пушкин в борьбе с придворной аристократией» // ЛН. 1948. Т. 45/46. С. 348; Андроников. С. 59–61). Однако такое допущение явно несостоятельно: как раз именно эпиграф вызвал особое негодование шефа жандармов А. Х. Бенкендорфа. «Вступление к этому сочинению дерзко, а конец – бесстыдное вольнодумство, более чем преступное», – писал Бенкендорф в докладной записке Николаю I о стихотворении Лермонтова «Смерть поэта». Позднее графиня Евдокия Петровна Ростопчина (1811 – 1858) – поэтесса, которую высоко ценили и А.С. Пушкин, и М.Ю. Лермонтов – писала, что крамола заключалась уже и в том, что поэт «обращался прямо к императору, требуя мщения»...

Эпиграф – как таковой – конечно же, появился из-под пишущей руки Лермонтова отнюдь не раньше самого произведения. И вовсе не с него, – как это зачастую бывает у авторов, – поэт начал свой стихотворный труд, посвящённый памяти А.С. Пушкина: если судить по дошедшим до наших дней спискам (текстам, старательно переписанным руками неизвестных поклонников), поначалу стихотворение ходило по рукам без эпиграфа, и не только… Быть может, эти строки из трагедии Ж. Ротру «Венцеслав», – при прочтении Лермонтовым в своё время этого произведения, – произвели определённый эффект и хранились запечатлёнными в памяти поэта. И вот теперь оказались очень и обязательно кстати, чтобы разъяснить настоящий смысл и направленность произведения. К тому же, лермонтоведение на сегодняшний день обладает списками, выполненными в период, когда в январе 1837 года стихотворение быстро распространялось в Петербурге: как без эпиграфа, так и с эпиграфом, который – своим наличием – просто   к р и ч и т   сразу же под заглавием произведения, – что свидетельствует о действительной направленности авторской позиции, и не может расцениваться нами в качестве лицемерной попытки избежать судебной ответственности.   К с т а т и,   этот эпиграф для советской идеологии был… очень «вразрез» и так   «н е к с т а т и» (не сочтите за тавтологию), что именно потому и не публиковался в советской литературе; это объясняет, «откуда ноги растут» при неубедительных пояснениях преднамеренного и длительного исключения эпиграфа из полного текста стихотворного произведения М.Ю. Лермонтова.

Но, как говорят в Одессе, продолжим «за Бенкендорфа»…

После того, как список стихотворения в законченном виде был положен на стол Императору, не реагировать шефу жандармерии – было никак нельзя.

Читаем записку шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа Николаю I-му о стихотворении «Смерть поэта» (пер. с франц.), написанную где-то 19–20-го февраля (см. сттр.227 «Летопись…»):

«Я уже имел честь сообщить Вашему Императорскому Величеству, что я послал стихотворение гусарского офицера Лермантова генералу Веймарну, дабы он допросил этого молодого человека и содержал его при Главном штабе без права сноситься с кем-нибудь извне, покуда власти не решат вопрос о его дальнейшей участи и о взятии его бумаг как здесь, так и на квартире его в Царском Селе. Вступление к этому сочинению дерзко, а конец – бесстыдное вольнодумство, более, чем преступное. По словам Лермантова, эти стихи распространяются в городе одним из его товарищей, которого он не захотел назвать. А. Бенкендорф».

На этом письме стоит резолюция Николаю I-го (по французски): «Приятные стихи, нечего сказать; я послал Вейнмарна в Царское Село осмотреть бумаги Лермантова и, буде обнаружатся ещё другие подозрительные, наложить на них арест. Пока что я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого молодого человека и удостовериться, не помешан ли он; а затем мы поступим с ним согласно закону».

(Конец цитирования)


Медик Гвардейского корпуса нашёл молодого человека психически вполне здоровым, – и по Высочайшему приказу Его Императорского Величества от февраля 27 дня 1837 года «Лейб-гвардии Гусарского полка корнет Лермантов» переводится «в Нижегородский драгунский полк прапорщиком»…



Продолжение:
Часть 20. Конкретно, – про «наперсников разврата»…
http://stihi.ru/2024/03/17/5440

Вернуться:
Часть 18. Граф А.Х. Бенкендорф – «утиратель слёзы несчастных»…
http://stihi.ru/2024/03/16/2196