Чайковский и Дебюсси о живости персонажей их опер

Ни над одной из своих опер, исключая «Евгения Онегина», он не работал с такой горячей увлеченностью, доходившей, по собственному признанию композитора, до «самозабвения». Чайковский был так глубоко захвачен всей атмосферой действия и образами действующих лиц «Пиковой дамы», что воспринимал их как реальных живых людей. Окончив эскизную запись оперы с лихорадочной быстротой (Вся работа была выполнена за 44 дня — с 19 января по 3 марта 1890 года. Оркестровка завершена в июне того же года.), он писал своему брату Модесту Ильичу, автору либретто: «...когда дошел до смерти Германа и заключительного хора, мне до того стало жаль Германа, что я вдруг начал сильно плакать <...> Оказывается, что Герман не был для меня только предлогом писать ту или другую музыку, а все время живым человеком...». В другом письме к тому же адресату Чайковский признается: «Я испытываю в иных местах, например, в четвертой картине, которую аранжировал сегодня, такой страх, ужас и потрясение, что не может быть, чтобы и слушатель не испытывал хоть часть этого».

Подобно живо воспринимал персонажей и Дебюсси:

«Пеллеас и Мелизанда начали сердиться. Они не желали больше спускаться ко мне со своего гобелена. Мне пришлось призвать на помощь новые идеи. Только после этого они снизошли до того, чтобы вновь вернуться ко мне. Мелизанда своим нежным голоском, который вы знаете, сказала: “Оставь эти глупости для публики, отдай свои грезы мне. Ты же знаешь, что никакая нежность не сравнится с нашей”».

"Мелизанда — мои единственные друзья в настоящий момент. Мы уже хорошо знаем друг друга и, возможно, скоро начнем рассказывать истории, развязка которых нам хорошо известна. Закончить произведение — не равносильно ли это смерти того, кто вам очень дорог?

Один девятый аккорд…

Бемоли, окрашенные в синий цвет…»

Ему же в апреле:

«Я думал, что сегодня непременно увижусь с тобой, но меня задержала смерть Мелизанды, которая беспокоит меня. Я с дрожью работаю над ней».

Несмотря на то что композитор продолжает сочинять и другие произведения, он не забывает о своем самом большом проекте:

«Из-за этого я не расстанусь с “Пеллеасом и Мелизандой”. Впрочем, чем больше я работаю над ним, тем сильнее волнуюсь. Постоянный поиск вдохновения, которое может мгновенно улетучиться из-за малейшего пустяка, а также устранение всяких возможных помех и случайностей изнуряют меня и подтачивают, словно камень мостовой, по которому проехало множество карет!» (Из письма Эжену Изайи от 22 сентября 1894 года.)


Еще Диккенс тоже очень живо воспринимал персонажей.