От пацана до протоиерея

– Я ухожу! – сказал сынишка,
И сильно дверью хлопнул, он.
Он всё ещё совсем мальчишка,
С коварством жизни не знаком.

Он думал, что в свои семнадцать
Ему не нужен уж никто.
Как в этом сильно заблуждался,
И наказала жизнь его.

Уйти ушёл! Теперь что дальше?
Куда идти? Где ночевать?
На все вопросы и без фальши
Не смог себе ответы дать.

Но вот заветная бумажка,
Мол, дворник нужен, и с жильём.
Вот двор и та многоэтажка,
Где будет жить в подвале он.

Его хватило ненадолго,
Такая жизнь ведь не легка.
Он вспомнил, есть подруга Ольга,
Что влюблена в него была.

Он позвонил и бредил встречей,
Чтоб выгоду себе сыскать.
Удачно он провёл с ней вечер,
Он о другом не мог мечтать.

Теперь он спал в её кровати,
И вместе с ней он пищу ел.
И это было очень кстати.
Работать ведь он не хотел.

Её родители узнали
И были в шоке от всего.
На дочь надежды возлагали,
А тут не хочет ничего.

И на уме лишь клубы, танцы,
И веселиться до утра.
Не важно, были чьи финансы,
Любовью лишь одной жила.

Отец её был строгих правил,
И кислород ей перекрыл.
Кредиты ей он поубавил
И договор с ней заключил:

– Коль любит он тебя серьёзно,
И ты близка и дорога!
Пусть будет всё у вас серьёзно
И заработает сперва:

На свадьбу, кольца и машину,
Что будет в этот день и час.
Не надо будет делать мину
Мы будем рады все за вас.

А он играл на чувствах вольно,
И баснями её кормил.
И вёл всегда себя фривольно,
Ведь для себя на свете жил.

Когда ж сказала Коле Ольга,
Что ждёт ребёнка от него.
То испарился в жизни Колька
Порвал с любовью он легко.

Блуждал, слонялся он повсюду.
Спал на вокзалах, чердаках.
Искал работу разную и всюду,
Но лучшая жила в мечтах.

Устав блуждать, домой вернулся.
В слезах пред ним стояла мать.
Он над повесткой усмехнулся:
– Ну что ж, пойду я воевать!

Не знал, куда судьба забросит.
В учебке, – лишь сказал  друган.
И Ан-12 их уносит,
Конечный пункт: Афганистан…

Войной пропахла вся афганка.
Истерзан зверски весь жилет.
Нет сапога в крови портянка.
И вот военный лазарет.

Казалось, жизнь остановилась.
Её, по сути, больше нет.
К нему сестричка обратилась,
Дала простой ему совет.

Была сначала укоризна,
Что инвалид мол, но живой.
И только там нет больше смысла,
Кто не вернётся уж домой.

А он лишь без ноги, с руками.
Для жизни всё, что надо есть.
И, мило подмигнув глазами,
Сказала: – Надо бы поесть.

– Постой-ка, милая сестричка,
Ты задержись на пять минут, – 
Забыл и Коля про больничку:
– Скажи хоть, как тебя зовут!

– Любовь! – сказала убегая,
И это для него был знак.
Не верил он в судьбу, хромая,
Но каждонощно видел в снах.

А днём не мог её дождаться,
Все мысли были лишь о ней.
Хотел всё чаще с ней встречаться.
Ведь ближе стала, всех родней.

Сверкнула между ними искра,
Взглянула Любочка в глаза.
В них рассмотрела Колю близко.
Он тот, кого всю жизнь ждала!

Восстановившись в медсанчасти,
Он предложенье сделал ей.
И Любочка, горя от счастья,
Сказала: – Да! – любви своей.

На костылях с женою милой
Вернулся в город детства он.
Мать чуть кондрашка не хватила,
Увидев сына, в домофон.

У лифта мать его встречала,
И зарыдала вся на всхлип.
Увечье сына увидала
И голос весь её охрип.

Отец услышал: мать рыдает.
Увидев сына обомлел.
«Сынок границу охранят»,
А тут невольно повзрослел.

Где сын служил все эти годы,
Понятно стало и без слов.
И что все позади невзгоды   
Ошиблись Коля и Любовь.

Ещё не знали про «гражданку»,
И что их «Перестройка» ждёт.
Вставали оба спозаранку
«Труба звала» идти вперед.

Любовь газеты все читала,
Заметки все про медсестру
Своё призвание искала, 
Нести всем людям доброту!

Видала многое в сей жизни:
Увечья, кровь и смерть солдат.
Не допускала даже мысли,
Что всюду будет нужен блат.

В больницу медсестрой-то взяли.
В халате белом вот она.
Зарплата ж крохи…все страдали…
Жизнь, той ещё бедой была.

Лишь стала радостью, общага,
Где комнатка в «три метра» вся.
На тот момент лишь эти блага,
По жизни щедростью была.

А Коля обивал пороги
На сильно стёртых костылях.
Ища не жалости подмоги,   
Долг в привилегиях, правах.

Встать в очередь на льгот-квартиру,
Как инвалид Афган-войны.
И пенсию подстать мундиру
Оформить воину-Шурави.

Бездушием, не все встречали,
Но было много разных фраз.
– Мы вас туда не посылали,
Он слышал это и не раз.

И инвалидную коляску
Бесплатно он не получил.
У сослуживцев их подсказку
Он через время лишь купил.

Сын подарил отцу награду,
Чтоб он гордился в жизни им
Медаль была та, «За Отвагу»,
Отцом всегда он был любим.

Отец сказал: – В тебя я верю, 
Ведь ты мой сын и плоть моя!
Хочу, чтоб ты в себя поверил,
И жизнь счастливою была!

С годами чувства обострились,
К жене любимой, ко всему!
Прекрасна дочка народилась
И осчастливила семью!

Невольно стал фототуристом,
Он мог лишь так раскрыть красу.
Фотографом и пейзажистом
Не зря он стал, верша судьбу…

…И вот прошло лет девятнадцать.
Всё изменилось. Не узнать.
Их дочке Владиславе двадцать…
Квартира есть…Хворает мать.

Уж год как нет отца на свете.
И мать слегла из-за него.
Из всех мужчин на всей планете
Его любила одного.

Бабуля внученьку любила,
И в ней не чаяла души.
При виде млела и крестила:
Господь! Спаси и сохрани!

И Николай раскрыл ладошки,
Сменив коляску на протез
И лишь прихрамывал немножко.
Ходьба – обычным стал процесс.

Все фотовыставки. Пейзажи.
Снискать смогли авторитет.
А все стихийные коллажи,
В них весь его менталитет.

Но состоялась одна встреча
На фотовыставке, одной.
Где девушка сказала речью,
Что дочь его перед толпой.

По раскладушкам все звонили,
Сенсация ведь, как никак.
И дальше новость разносили,
Для них, поддонок и дурак.

А дома Люба, встретив Колю,
Спросила только: – Почему?
– Ну почему ты бросил Олю?
– Не помогал ей? Не пойму?

– Сказал бы правду ты вначале,
Что, мол, есть дочка у тебя.
С тобой бы вместе порешали,
Какою будет плата на дитя.

Любовь сказала, что уедет
На время, чтобы отойти.
А Коля в личной с ней беседе
Просил: – Ты изредка звони.

– Ведь я люблю тебя и дочку!
И жить без Вас я не могу!
На прошлой жизни ставлю точку,
Ту дочь не знаю, не люблю.

Любовь умчалась на машине,
И с ней в салоне дочь была.
Навстречу им на кокаине
Мажор летел. Свела судьба.

Блекс фар. Удар. Авто в кювете.
Мать с дочерью настигла смерть.
Мажор в кровавом сим сюжете,
В своём авто смог уцелеть.

Не мог всё Николай поверить,
Что он остался без семьи.
И горя глубину измерить,
Когда  все комнаты пусты.

Не приняла смерть внучки, мама,
Инфаркт случился у неё.
Смерть бабушки продлила драму,
Убила в Николае всё.

Все мысли только об отмщении.
Не хочет Коля дальше жить.
Без близких нет ему прощения.
Мажора хочет лишь убить.

Он выследил того мальчишку,
Узнал подробно всё о нём.
Наметил дату…взяв передышку…
Пошёл, с разобранным ружьём.

Идя задумался немного,
Столкнулся непонятно с кем.
Ружьишко показалось строго,
– У Вас оружие? Зачем?

И Николай слегка опешил,
Всё, умысел раскрыт его.
А незнакомец чуть утешил:
– Пройдем, здесь Храм недалеко.

В нем не случайно оказались
Здесь, настоятелем он был.
Друг с другом плотно пообщались,
Священник Колю вразумил…

…И вот прошло ещё лет восемь,
Всё, что имел, всё всем раздал.
Жил в храме, стал религиозен,
В нём протоиереем стал.

И как-то девушка сыночка
Безногого в Храм привезла.
Он от стыда сгорал, а дочка
Всё исповедь, как все, ждала.

И поднял Николай подризник
И показал ему протез.
Малец дивился: вот сюрпризик!
И стыд со страхом вдруг исчез.

Жизнь Николая – вроде книги,
Каким он был и кем он стал.
Страницы-годы не безлики,
Один Господь им цену знал!

ЛГ