Хани и Ханна

      Появление мисс Лайтер в школе было встречено насмешками. И дело не в том, что она была ортодоксальная еврейка, носила парик и традиционную одежду. Совсем нет. Несколько таких женщин в школе работало, и отношение к ним было самое нормальное и уважительное. Но что-то во всем облике мисс Лайтер было таким взъерошенным, неопрятным, сумасшедшим, что люди невольно шарахались и втихомолку ухмылялись. Русскоязычные видели в ней старуху Шапокляк, но без веселого хулиганского драйва. Было ей от роду 57 лет, хотя выглядела она на все 70. Ей дали в помощницы арабку египетского происхождения по имени Хани. Подозрительная до степени паранойи мисс Лайтер сразу решила, что директриса таким образом хочет ей насолить. Но Хани, низенькая женщина с необъятной грудью, была добра и заботлива. Она сразу почувствовала, что у мисс Лайтер какая-то беда. И вскоре выяснилось, что у ее учительницы не то что беда, а настоящий жуткий ужас. Жизнь мисс Лайтер висела на тонком волоске над бездной. Ее муж был болен раком уже 10 лет, и с этим она уже как-то более или менее научилась справляться. Но примерно 2 года назад онкологию обнаружили и у ее 32-летнего  сына. Рак у молодого человека развивался очень агрессивно, лечение помогало  плохо. Мать с невыносимой болью наблюдала, как ее родной мальчик на глазах превратился в худого изможденного старика. Сама мисс Лайтер потеряла аппетит, сон и 20 килограмм веса в эти 2 года.  Кожа на лице ее сморщилась и обвисла. Ни в чем она не находила отдушины, утешения, опоры. Молитвы религиозной женщине не помогали, несмотря на то, что она носила на работу толстый старинный молитвенник и в перерывах погружалась в его чтение. Горечь, тревога и отчаяние сжигали все ее существо. Поэтому она была такой недоверчивой, ранимой, потерянной и одинокой.
                Хани сразу встала на защиту мисс Лайтер и в любом разговоре с сотрудниками всегда пыталась сказать что-нибудь положительное о своей учительнице:
       – She is a good woman, but very very unhappy. Please, don’t hurt her.
Хани славилась в школе своей любовью готовить. Она часто приносила на работу какую-нибудь домашнюю выпечку, на день Благодарения – долму или очень вкусно приготовленную нежную говядину с картошкой. Пыталась угощать и мисс Лайтер, но та ей объяснила, что ей нельзя есть не кошерную еду. Тогда Хани стала регулярно  покупать для нее готовую снедь в кошерном магазине в пластмассовых упаковках с правильными этикетками. А еще каждый день к ланчу приносила беспомощной женщине горячий чай или кофе.
         – Miss  Lighter,  please eat, drink something hot. Relax, take it easy.
        Иногда Хани рассказывала  о себе, о своей семье и жизни в Нью-Йорке. У нее был  муж и двое дочерей. Одной дочке было 17, другой – 11. Жили они в частном доме, доставшемся им от хозяина, у которого они сначала арендовали второй этаж. Это был по словам Хани пожилой одинокий еврей, для которого она готовила и убирала. И так ему понравилось, как она за ним ухаживала, что он написал ей дарственную на дом. Своих детей у него не было. Правда, после его смерти появились какие-то дальние родственники и хотели дом отсудить, но ничего у них не вышло. От этой истории у мисс Лайтер все внутри похолодело, все ее предубеждения и предрассудки встали дыбом, как перья у птицы. Да это же просто немыслимо, чтобы еврей дарил арабам недвижимость, возмущалась Лайтер про себя. Может эта Хани потихоньку травила старика  с целью отъёма дома, злобно догадалась Лайтер. Ну и ловкие же эти арабы  - только приехали и, пожалуйста, собственный дом, - завидовала она, - а моя семья всю жизнь на съемной квартире.  Кстати, по мистическому совпадению они были  почти тезками с Хани. Мисс Лайтер звали Ханна. Придя домой, Ханна поведала историю своей помощницы сыну и мужу. На это сын сказал:
           – Mom, stop living in a box. Are you a woman in a box? Get out of the box! How could this lady poison anyone? She feeds almost half of your school!
             – She is honey, and you are vinegar, - сострил муж, обыграв популярную в Америке поговорку “ You get more flies with honey than with vinegar”.
           Хани обожала приглашать сотрудников к себе домой и потчевать своей стряпней. Она и Ханну Лайтер звала к себе в гости, но та, конечно, не пошла, не до того ей было. Хотя многие ходили к Хани, особенно бессемейные и разведенные.
           Учебный год приближался к концу. Жизнь в  школе для Ханны Лайтер немного стабилизировалась, администрация проявляла к ней снисхождение, сотрудники понимание и сочувствие. Состояние сына ухудшалось. Его опять госпитализировали. Ханна  находилась больше с ним, работу пропускала. После мучительного пребывания в больнице, молодой человек уговорил докторов и мать выписать его домой. Ему казалось, что дома станет легче. Больному пошли навстречу, домой пригласили раввина, сыну и, правда, как будто полегчало. Ханна вышла на работу, но в перерыве на ланч ей позвонили, и она в панике помчалась домой, никому ничего не сказав. В тот же вечер сын скончался. Но об этом на работе узнали из уст Хани, а не Ханны. Хани была единственная, на чей звонок мисс Лайтер ответила. Администрация во главе с директрисой затаили видимо на Ханну обиду за то, что она им не позвонила, а их звонки игнорировала, раз буквально на следующей неделе издали указание о запрете на какие-либо денежные сборы в пользу сотрудников в связи с их семейными радостями и трагедиями. Только по инициативе Хани учителя и их помощники собрали деньги для мисс Лайтер на корзину фруктов. 
                Ханна Лайтер онемела, впала в какое-то бесчувствие после смерти сына. Ее мало что волновало. У нее была ведь и старшая 36-летняя дочь, ее семья,  четверо внуков. Они жили в другом штате, виделись редко. Но все-таки это была ее родная дочь, у которой все хорошо. Однако,  это не утешало Ханну. Рана была слишком свежа, не заживала. Она никак не могла постичь абсурд существования, жестокость божественного замысла, когда родители должны хоронить своих детей и продолжать жить дальше. Непонятно было, почему ее сын должен был смертельно заболеть. Хотя ей сто раз со всех сторон говорили, что она ни в чем не виновата, в самой глубине души она осознавала свою вину только хотя бы за то, что сама жива и здорова. Ей хотелось выпить какую-нибудь таблетку, чтобы исчезли все эти вопросы, чтоб перестать думать, раствориться и забыться, перестать чувствовать боль. Со стороны после своей потери она казалась еще безумней. На Хани и учеников реагировала с раздражением. Малословная и покорная Хани вела себя тише воды, ниже травы.
                Несчастья происходили и с другими людьми в школе. У одной молодой учительницы от саркомы умерла 53-летняя мать, у другой  -  онкологией болел муж,  один из учителей, полный сил и здоровья, внезапно скончался от сердечного приступа во время летнего круиза прямо на корабле, еще у одного хорошего человека сын попал в а аварию и потерял ногу.  Но эмоционально выгоревшая мисс Лайтер оставалась ко всем этим несчастьям глуха. Она как бы говорила: “Видите, я же была права.  Мир этот безумен, жесток  и страшен”.
                В классе они читали поэму Эдгара По “Ворон”. У мисс Лайтер был свой подход к урокам чтения. Она всегда их заканчивала художественной иллюстрацией. Для художественных проектов Ханна таскала всевозможные лоскутки разноцветных материй, яркие камешки, пуговки, бусины, бисер, блестки, нитки, проволочки, пух и перья. На этот раз она создала потрясающую ворону, взъерошенную и безумную, и все узнали в этом образе саму мисс Лайтер. Ханну не очень заботило, как эти проекты получались у учеников. Она лишь обеспечивала эскиз и материалы,  дети копировали образец, а Хани им помогала. Также ученики ее класса участвовали в  общегородском проекте  по выращиванию бабочек из куколок. Когда бабочки вывелись, они всем классом понесли их в парк  и выпустили на волю. Одна из бабочек лишь раз взмахнула крыльями  и плавно опустилась на траву. Она была уже мертва. Мертва, но так прекрасна. Ханна прослезилась. Позвала  учеников и Хани полюбоваться на это чудо природы. Впоследствии Ханна сотворила новый шедевр – бабочку.  Только Ханна знала, что это ее сын.      
                Хани восхищалась талантом своей учительницы, но начальство, наоборот, считало, что  обучение детей совсем не то же самое, что работа над поделками. На уроках чтения им хотелось видеть обсуждение и дискуссии, вопросы и ответы, словарную работу, анализ главной идеи и подкрепляющих деталей. Нет, подобная бюрократия была явно не для Лайтер. На следующий год ее перевели в  учительницы искусства и ремесла. Но и в этой позиции Ханна не смогла подтвердить свою профпригодность. Начальникам не нужны были ее способности, а нужен был четко разработанный план урока с целью и задачами, формулировкой пошаговых действий учителя и учеников. Ханна совсем растерялась, чувствовала себя парализованной, получая неудовлетворительные оценки за свои уроки. Она понимала лишь одно: ее беспощадно травили, и никакая Хани не могла ее теперь спасти. Увы, на третьем году работы в школе Ханну Лайтер от обязанностей учителя освободили. Это была катастрофа. Еще через какое-то время умер ее муж. На  шиву к своей учительнице Хани, конечно же, не пошла, но прислала какие-то салатики из кошерного магазина.
                У самой Хани Салиб все, казалось, было в порядке. Старшая дочь, которой  все всегда давалось легко, превратилась в красавицу и выходила замуж за палестинца из очень богатой семьи. Хани пригласила на свадьбу  многих сотрудников,  и очень гордилась тем, что из приглашенных даже две еврейки не побоялись прийти. Свадьба вызвала у всех на ней побывавших самые восторженные отзывы. Рассказывали, что перед сладким столом в прилегающем к дворцу парке был устроен колоссальный фейерверк. Кто-то спрашивал у Хани, откуда взялись  деньги на такую роскошную свадьбу. Хани простодушно отвечала, что по арабской традиции жених подарил невесте ящик золота (box of gold). Так и сказала, и у всех поплыли в голове образы сказок Шахерезады.
           -- How lovely - a box of gold! - насмешливо воскликнула одна из сотрудниц.
        Но не улавливающая насмешки Хани продолжала объяснять, что дочь от золота отказалась, а вместо него попросила исполнить ее заветное желание: устроить красивую свадьбу. Жених, наверно, пошел на восточный базар, продал ящик золота, а деньги вложил в свадьбу, - крутилось в иронических умах слушателей. Но в не испорченном излишней образованностью сознании Хани средневековье и современность прекрасно уживались.
                Дочь Хани поселилась с мужем в Нью-Джерси, вела богатый образ жизни, путешествовала, но внуков своей маме не дарила почему-то. Еще через какое-то время у Хани диагностировали рак обеих молочных желез. Чтобы быть ближе к Богу,  до тех пор не слишком религиозная Хани стала покрывать голову, то есть носить хиджаб. Но ни химиотерапия, ни радиация, ни хиджаб от болезни не спасали. Меры нужны были самые радикальные, и Хани пришлось уйти с работы. Ей удалили обе ее пышные груди. Восстановление шло и так очень тяжело, а еще нужно было ездить на химиотерапию. Дела у Хани были совсем плохи, она боролась, и обычно ровная и тихая, теперь часто теряла самообладание и плакала в подушку от бессилия и ужаса из-за своего истерзанного тела. Один из сотрудников продолжал ее навещать. Он, собственно, и позвонил мисс Лайтер, рассказал ей о болезни Хани. И Ханна Лайтер, наконец,  решилась пойти к своей бывшей помощнице.  Визит Лайтер был настоящим счастливым потрясением для измученной женщины.
   – I was waiting for you so long, Ms. Lighter, – суетилась маленькая, ссохшаяся и осунувшаяся Хани в платочке, плотно повязанном на голове. Ханна Лайтер хотя и поправилась, но еще больше постарела. Одета она была по своему обычаю не очень аккуратно, пиджак был слишком длинный, из-под него неровно свисала бесформенная юбка, парик был старый.  Но Хани никогда не замечала чьих-то недостатков и лишь  радостно улыбалась. Отвечая на вопросы, она старалась не говорить о своей болезни. Рассказывала о своей младшей дочери, как она ей во всем помогает и при этом хорошо учится в колледже.  Хана тоже старалась звучать оптимистично, хотя давалось ей это со скрипом. Она рассказывала, что участвует в декорировании свадебных ритуалов в своей общине, раз неделю ходит плавать в бассейн.
               После визита мисс Лайтер у Хани наступило настоящее просветление, и   болезнь как будто начала отступать. Если даже мисс Лайтер ее посетила, то значит все не зря в этой жизни, значит все будет хорошо, думала она.  Отныне Ханна ей стала звонить не часто, но более менее регулярно, спрашивала, не нужно ли чего. Но Хани ничего не было нужно, она лишь приглашала мисс Лайтер опять и опять. Мисс Лайтер пришла еще несколько раз в компании  с тем самым бывшим сотрудником.  И всегда Хани лучилась теплом и радостью и ни на что не жаловалась.  Она прожила еще года три или четыре и ушла с миром, не дожив до 63-х, не дождавшись внуков от старшей дочери и замужества младшей.