Полынья

То ли в трепетной юности, то ли в ночном бреду… 
Не упомнишь в деталях, где было — проходят годы.
Еремей на реке поскользнулся на тонком льду,
Проломил ненадёжный покров и ушёл под воду.

Смерть в суровом краю холодна и остра как сталь.
Зазеваешься чуть на морозе — пиши пропало.
Еремей суетился, метался… Потом устал.
И решил: «От судьбы не уплыть. Только жаль, что мало

Повидал в этой жизни. И жаль, что всего одну
Выделяют планиду на всякого постояльца».
И когда он совсем уж собрался пойти ко дну,
За кривые края полыньи уцепились пальцы.

Тяжело выбираться на воздух из-подо льда.
Под морозными звёздами быстро немеет тело.
Закричать бы сейчас, только в горле стоит вода.
Да и как-то не хочется громко шуметь без дела:

«И вообще, кто пожил в глубине — к немоте привык!
Ни к чему нам, познавшим молчание, шум в эфире».
Еремею не надобны больше ни вздох, ни крик —
Будто целая жизнь пролетела в подлёдном мире.

Для чего ему голос, когда чешуя на лбу?
Изучать красноречие нынче, пожалуй, поздно.
И наверно, сподручнее тихо винить судьбу
И смотреть сквозь застывшую воду туда, где воздух.

От лещей с пескарями уж точно не ждёшь беды.
Рыбы лучше, чем люди — любому ершу понятно.
Еремей покряхтел, заглянул в черноту воды,
Почесал пятернёй в бороде и нырнул обратно.