Изъятое

Нет откровения
в том, что с уходом человека
некоторые слова
прекращают
из нас
звучать.
Они есть в голове,
всё так же упорядоченно
есть в ней, –
я почему-то представляю
книжный шкаф, –
лежат на полочках своих,
тех самых же местах,
куда были положены
когда
впервые ухо или глаз
нас с ними познакомили,
куда они
всё время возвращались
после
их
произнесения,
как устно
так и мысленно.
Они как вещи умерших,
которые никто
не задевает –
из уважения,
привычки
или страха.

Просто это
его вещи.

Просто это
её слова.

В пыли, хоть и на видном месте,
зелёная шкатулка
поверх старого телевизора
на бархатной салфетке,
которую в последний раз
стирал хозяин,
которого уже
все очень смутно
помнят,
но не тронут
ни шкатулку,
ни салфетку.
Лежит в своём шкафу х*****к (слово),
сейчас впервые я подумал его вслух
за пару лет,
и что-то скрипнуло –
какой-то ржавый механизм,
и даже вот тепло
в ладонях, –
наверное, от прикосновений
к тонкой куртке
в ночном такси
лет пять назад,
которые как пять минут
(я странно хорошо запомнил этот вечер
учитывая то, точнее, сколько выпил).
Всё, возвращаю
это слово
туда
откуда взял.
Тепло
ещё в ладонях
полыхает.

Как двери, в которые
мы больше не войдём
и песни, которые не будем слушать или петь, хоть знаем каждый звук.
Слова, которые
произнести сложней
чем укусить до крови руку.

Здесь хочется поспорить 
с весьма известным стихотворением.
мне кажется,
что остаётся
не совсем "часть речи",
потому что остаётся
иногда
как раз изъятое,
остаётся нетронутым,
остаётся в нас,
остаётся
от них.
Слова,
ушедшие
за ним
и есть ушедший


В конце концов
из слов изъятых
сложится
стихотворение.
Последнее,
главное,
неоспоримое,
– ты.