Игнатий Лойола

   Прочитал я «Рассказ паломника о своей жизни» случайно, в больнице, при смерти. А вообще, представляете, Лойола начинал как кабальеро, успешный ухажер за дамами и любитель рыцарских романов, а закончил же основателем и первым Генералом Общества Иисуса (ордена Иезуитов) и Святым Игнатием Лойолой.
   А получилось так: в конце 90-х у меня было множество проблем: рвали на части мою фирму, каждый день я что-то терял: деньги, недвижимость, нервы, семью и т.д. Здоровья не хватало, рабочий день – круглосуточно. Да тут еще реальный наезд с КПЗ (ИВС, или как сейчас говорят, спецприемник), следователями, уголовкой, ментами, адвокатами, короче, сломался и загремел в эту самую больничку. Это была страшная дыра по тому времени, ГКБ 64, рядом с работающим ещё Черёмушкинским рынком. В приемном покое меня сразу же положили на носилки и отправили в операционную. И тут мне повезло, хирурга я знал в лицо, только не мог вспомнить где. Потом выяснилось, что мы оканчивали один универ, он – медицинский факультет, я – физ-мат, где-нибудь и видели друг друга, потом оказалось, он на курс моложе. Короче, Валерий Иванович (условно) меня вытащил тогда.
    Операцию я не помню, только очнулся в реанимации. Состояние было странное, как ангел лежишь или летаешь, даже не понятно, где и кто ты вообще таков. Рано утром пришли две сестрички-электрички в коротких халатиках, и подошли ко второму больному, он лежал в коме, над ним возвышался какой-то балдахин, лица не видно было, рядом стоял здоровенный черный ящик, который обеспечивал его жизнедеятельность: дыхание и т.д. Одна сестричка подошла к балдахину, лихо пнула его ногой, и говорит: «Здорово, Растение!» Обе прыснули и захихикали, но не злобно. Обсудили, что, мол, пора бы его уже и отключать, зажился. Мне поменяли раствор, и сказали, что я матом сильно на них ругался в операционной. Я говорить не мог, вот думаю, сверестёлки чёртовы. И действительно грязно выругался матом, про себя, естественно. Потом был обход, пришёл Валерий Иванович, сказал, что вроде пронесло, но ясно будет к вечеру. Он не стал делать мне полостную операцию, что по идее должен был бы проделать, но они каким-то управляемым способом прижгли лазером. С язвами и подобными вещами умирали тогда кучами, сам видел.
    В палату меня отправили на следующее утро, я всё ещё был в ангельском состоянии. Видок у меня был тот ещё, главное – огромная постоянная игла с левой стороны шеи и местные больничные одежды лихих 90-х, жуть и тихий ужас, через пару дней я смог это оценить, взглянув в зеркало. В палату пришла и докторица, которая помогала Валерию Ивановичу во время операции, из разговоров я понял в каком состоянии я находился. В палату родных не пускали, но я похоже, это от палаты зависело, ничего личного.
     Дня через два-три приперся следак, которого я про себя называл Хазаром, по неизвестной причине, но видимо точно, поскольку лет через пять мой адвокат, который положен был по закону, рассказал, что погоняло «Хазар» к нему прилипло в органах. Ну вот, шесть коек, я у окошка, сверху куча склянок и капельниц, и тут заходит Хазар в белом костюме и белой рубашке, не шучу. Говорит, как же так, я думал вы в отдельных апартаментах, а вы в набитой палате. Я спрашиваю, какова цель визита. Да вот, говорит, дело приостановили, я вам загранпаспорт принёс. Поблагодарил я его и попрощался. Потом думаю, а вот сейчас и посмотрим твою ментовскую сущность, у меня под обложкой лежала заначка в 100 баксов, ну да, и точно, плакали мои денежки. Вот же гнида.
     В конце недели я уже выползал во двор больницы и грелся на солнышке. Однажды ко мне на скамейку подсел Борисов (условно), знакомый из Праги. Как нашел – неизвестно. Начал песни петь, пришлось ему объяснить, что у меня желудок больной, а с головой всё в порядке.
     В общем, всё бы ничего, но очень хотелось что-нибудь почитать, и как-то я переоделся в гражданку и вышел в город. Сел на 14 трамвай и доехал до Академкниги на Ульянова, вообще-то, я там часто книги покупал, вот и сейчас, купил несколько книг, и в том числе Автобиографию Св. Игнатия Лойолы «Рассказ паломника о своей жизни», Колледж философии, теологии и истории Святого Фомы Аквинского в Москве. К этому времени я о Реформации много уже читал, о Реформации в Нидерландах, и в Швейцарии, но вот о контрреформации – ничего. Начал читать, очень захватило. Мучился человек очень, страдал, изменял себя, своей дорогой пошел. Дальше я приведу выдержки из оригинального перевода на русский, сделанного со старофранцузского и староитальянского А.Н.Ковалем, ничего не менял, только сокращал.

    «До двадцати шести лет он был человеком, преданным мирской суете, и прежде всего ему доставляли удовольствие ратные упражнения, ибо им владело огромное и суетное желание стяжать славу. И вот, когда он был в одной крепости, осаждаемой французами, и все полагали, что нужно сдаться, дабы спасти свои жизни, ибо было ясно видно, что защищаться они не смогут, он привёл алькальду столько резонов, что всё же сумел убедить его защищаться, хотя это и противоречило мнению всех кабальеро.
И вот, когда обстрел шёл уже довольно долго, одна бомбарда угодила ему в ногу, полностью её сломав; а так как осколок прошёл через обе ноги, то и другая была тяжко повреждена.
      Как только он упал наземь, защитники крепости тут же сдались французам, которые, овладев ею, весьма благосклонно отнеслись к раненому, обращаясь с ним вежливо и дружелюбно. После того, как он провёл в Памплоне дней десять-пятнадцать, его на носилках доставили в его родной край. Там он чувствовал себя очень плохо, и, когда созвали всех врачей и хирургов из многих мест, они решили, что ногу нужно опять сломать и сызнова поставить кости на свои места. И снова устроили эту резню (carnecer;a), в которой он – равно как и во всех прочих, каковые ему довелось претерпеть и ранее, и впоследствии – не вымолвил ни слова и ничем не выказал своих страданий, разве что крепко сжимал кулаки.
     Ему становилось всё хуже, так что он не мог есть; были и прочие симптомы, указывающие обычно на приближение смерти. Когда же настал день святого Иоанна, врачи, весьма слабо веря в его выздоровление, посоветовали ему исповедоваться. Когда он принял Таинства, в канун дня свв. Петра и Павла, врачи сказали, что, если к полуночи не последует улучшения, то его можно считать покойником. Господу нашему было угодно, чтобы в эту самую полночь его состояние стало улучшаться. Улучшение это продвигалось настолько быстро, что через несколько дней сочли, что смерть ему более не грозит.
     Но, когда кости уже стали срастаться друг с другом, одна кость, выше колена, осталась у него торчать над другой, и нога поэтому стала короче. Кость там настолько выступала вперёд, что это было безобразно. Больной не в силах был перенести этого, ибо он решил следовать мирскими путями, а этот нарост, как он считал, его уродовал. Поэтому он осведомился у хирургов, нельзя ли его срезать.
    Те отвечали, что срезать его, конечно, можно, но страдания будут при этом сильнее, нежели все те, какие он испытал прежде, поскольку кость уже зажила, и теперь требуется некоторое время, чтобы её разрезать. Но всё же он решился на это мученичество по собственному своему почину. И вот, когда ему срезали плоть и кость, из неё торчавшую, то постарались прибегнуть к целительным средствам, дабы нога не была такой короткой, втирая в неё множество мазей и постоянно растягивая её особыми устройствами, так что много дней он терпел мучения.
    Но Господь наш дал ему здоровье, и он почувствовал себя настолько хорошо, что во всём прочем был здоров, только вот не мог как следует держаться на ноге и потому вынужден был оставаться в постели. Поскольку же он весьма охотно читал книги мирские и ложные, называемые обычно рыцарскими романами, то, почувствовав себя хорошо, он попросил, чтобы ему дали некоторые из них. Но в доме не нашлось ни одной из тех книг, которые он обычно читал, так что ему дали Жизнь Христа и книгу житий святых на народном языке (en romance).
    Пока он читал их и перечитывал, написанное там его захватывало. Однако, прекратив читать их, он мысленно задерживался иногда на том, о чём прочёл, а иногда – на вещах мирских, о которых привык помышлять ранее. И всё же Господь наш пришёл ему на помощь, устроив так, что на смену этим мыслям пришли другие, порождённые тем, о чём он читал. … мало-помалу он стал знакомиться с разнообразием воздействовавших на него духов: одного – бесовского, а другого – Божьего. Тут-то и пришло к нему желание подражать святым, невзирая на обстоятельства, но уповая с помощью Божией сделать то же, что делали они. Но всё, что он хотел сделать после выздоровления – это отправиться в Иерусалим, совершая столько подвигов покаяния и воздержания, сколько дух благородный, воспламенённый Богом, обычно желает совершить».
 
     Жизнь и всё, что успел сделать Святой Игнатий Лойола объясняется его настырностью и настойчивостью, по-нашему, упоростью, с которой он двигался к своим целям. Часто о таких людях говорят, что с ними Бог, или, что Бог ему покровительствует, не знаю, принцип бритвы Оккама говорит, что в данном случае без Бога можно обойтись, но это я оставляю на ваше усмотрение, Лойола – признанный римско-католической церковью святой, так что сами решайте, что и как. Стадий было несколько: обращение, образование, друзья и организация ордена, служение. А мне его история «зашла» (как мои мелкие говорят) потому, что самому было плохо и больно.
      Родился он около 1491 года в замке Лойола в баскской провинции Гипускоа. Происходил из древнего баскского рода. После смерти родителей старший брат отправил его в Аревало, к Иоанну Веласкесу, казначею Кастильского двора. Там Иньиго служил пажом. Достигнув совершеннолетия, перешёл на военную службу. Участвовал в подавлении восстания комунерос. В 1521 году Иньиго де Лойола участвовал в обороне Памплоны, которую осаждали французские и наваррские войска под началом Андре де Фуа. В городе проживало много наваррцев, которые перешли на сторону противника, и городские власти решили сдаться. 20 мая 1521 года Андре де Фуа вошёл в город. Лойола, сохранивший верность своему королю, с горсткой солдат отступил в крепость. Осада как раз описана в выложенном фрагменте.
    После лечения он отправил слугу в Бургос, чтобы тот принёс картезианский устав, и внимательно его изучил. Дальше Игнатий собрался совершить паломничество в Иерусалим. Но сначала отправился в Монтсеррат, горное бенедиктинское аббатство близ Барселоны, где хранится чудотворная статуя Богородицы. В пути он принёс обет целомудрия. Дальше он переоделся в рубище, отдал свою одежду нищему. Отныне он считал себя посвящённым в рыцари Царицы Небесной. Он отправился пешком в Барселону. Если опустить все чудеса и видения, то, набрав сухарей, он сел на корабль и через пять дней прибыл в Италию, в Гаэту, а оттуда пошёл в Рим. Получив благословение Папы Адриана VI, он пешком отправился в Венецию и 15 июня отплыл на корабле. 1 сентября корабль достиг Святой Земли, там паломников встретили францисканцы, которые затем на протяжении двух недель водили их по Иерусалиму, Вифлеему и Иордану. Игнатий обратился с просьбой к настоятелю францисканцев с просьбой оставить его в монастыре, но получил отказ, поэтому Игнатий вновь вернулся в Барселону.
   После возвращения Игнатий понял, что для апостольской деятельности необходимы знания. Поэтому в 33 года начал изучать в начальной школе, вместе с детьми, латинский язык. Думаю, что знатному кабальеро было совсем неловко и неудобно учиться в классе с детьми. Жером Ардевол, преподаватель латыни, бесплатно давал ему дополнительные уроки, и через два года объявил своему ученику, что теперь тот знает достаточно, чтобы слушать лекции в университете. В мае 1526 года Игнатий пешком отправился в Алькалу (там находился университет), расположенную в пятистах километрах от Барселоны.
В Алькале, как и в Барселоне, он, помимо занятий в университете, учил детей катехизису и наставлял всех, кто обращался к нему за помощью. В связи с этим на Игнатия поступил донос, он был арестован, и после 42 дней тюремного заключения был оглашён приговор, запрещающий ему наставлять и проповедовать под страхом отлучения от Церкви и вечного изгнания из королевства. После трёх лет запрет могли бы снять, если на это дадут разрешение судья или генеральный викарий. Архиепископ Толедский порекомендовал Игнатию не оставаться в Алькале и продолжить обучение в Саламанке. Однако и в Саламанке почти сразу после прибытия Игнатия пригласили на собеседование в доминиканский монастырь и стали расспрашивать о Духовных Упражнениях, которые он давал в Алькале. Молва о его поучениях быстро распространилась, всё дошло до Толедо. Дело передали на рассмотрение церковного суда, инквизиторы рассмотрели дело Игнатия и его товарищей, и викарий Фигероа постановил, чтобы двое из проповедующих, включая Игнатия, выкрасили свои куртки в черный цвет, а двое других - в светло-коричневый. Игнатий захотел знать, что за толк в этих переодеваниях, и попросил объяснить, учинили ли они какую-нибудь ересь? Фигероя запретил ходить босиком Игнатию и обуться. После этого Игнатий принял решение покинуть Испанию и отправился в Париж.
     В 1528 году, когда Игнатий прибыл в Париж, ему было 37 лет. Решив вновь начать образование с нуля и возобновить основы латыни, он поступил в школу Монтегю и оставался там до октября 1529 года. Затем поступил в школу Святой Варвары для изучения философии. В 1532 году, после четырёх лет обучения, незадолго до Рождества он сдал экзамен и получил учёную степень. В феврале 1533 года Игнатий сдал ещё один экзамен — по грамматике, а затем, предоставив свидетельства о том, что он прослушал курсы комментариев на Аристотеля, изучил арифметику, геометрию и астрономию, после ряда экзаменов и публичного диспута, состоявшегося в церкви Святого Юлиана Бедного, получил диплом магистра. Отныне он имел право «преподавать, участвовать в диспутах, определять и совершать все действия школьные и учительские как в Париже, так и по всему свету». Оставалось пройти экзамен на доктора. Но перед этим экзаменом Игнатий ещё прослушал курсы богословия у доминиканцев. Докторское испытание состоялось в 1534 году, на Великий пост, Игнатию была присуждена степень и вручён головной убор доктора: чёрная круглая шапочка с квадратным верхом, украшенным кисточкой.
     В годы обучения в Париже Игнатий познакомился с Петром Фавром, Франциском Ксаверием, Диего Лаинесом, Альфонсо Салмероном, Николасом Бобадильей и Симоном Родригесом. Каждому из них он преподал свои Духовные Упражнения. Всех их объединяло желание создать группу, посвящённую служению Христу. 15 августа 1534 года, в день Успения Пресвятой Богородицы, на Монмартре, в церкви Святого Дионисия, они, все семеро, во время мессы, которую служил Пётр Фавр, принесли обеты нестяжания, целомудрия и миссионерства в Святой Земле. В случае невозможности выполнения последнего обета до 1 января 1538 года было решено отправиться в Рим и предоставить себя в распоряжение Святому Престолу. Но сначала все должны были окончить обучение.
     В это время года сообщения между Венецией и Палестиной не было, и в ожидании лучших дней все они решили работать в больницах. К тому моменту к обществу присоединились ещё пять человек. 24 июня 1537 года Игнатий и его товарищи были рукоположены во священники.
   В 1537 году началась война Венеции с Турцией, отплыть в Палестину возможности не было. Так что, обет, данный на Монмартре, обязывал их отправиться в Рим. После аудиенции, папа Павел III поручил Лаинесу и Петру Фавру преподавать богословские дисциплины в Римском университете. Народ охотно слушал новых проповедников, но кардиналы и аристократия начали против них гонение. Игнатий добился личной встречи с папой Павлом III, и после беседы, продолжавшейся час, Папа принял решение поддержать Игнатия и его товарищей. В 1539 году перед Игнатием и его товарищами встал вопрос: «что дальше?» Решено было официально образовать сообщество - новый монашеский орден. В том же году Игнатий представил папе Павлу III Установления - проект будущего Устава, где в дополнение к трём стандартным обетам послушания, целомудрия и нестяжания был добавлен четвёртый: обет непосредственного послушания Святому Отцу. 27 сентября 1540 года устав нового ордена, Общества Иисуса, был утверждён папской буллой «Regimini militantis ecclesiae». Название Ордену предложил сам Лойола. Ему же приписывается и авторство девиза Ордена — «Ad Maiorem Dei Gloriam» («К вящей славе Божией»).
     В 1541 года Лойола был избран первым генеральным настоятелем ордена (сокращённо — «генералом»). Орден стал одной из основных интеллектуальных сил католицизма в борьбе с Реформацией. Генералом Ордена были введены обет беспрекословного послушания Папе Римскому и жесткая дисциплина внутри Ордена. Лойола организовал несколько религиозных благотворительных обществ, при нем открыты 33 иезуитские коллегии по всему миру. Лойола стремился, чтобы члены его ордена очистили церковь от порчи при сохранении традиций.
Отдельно я напишу об Ордене Иезуитов, это интересно.
   12 марта 1622 года Игнатий Лойола канонизирован Папой Григорием XV.
    «Духовные упражнения» («Exercitia Spiritualia») святого Игнатия, одобренные Папой Павлом III 31 июля 1547 года, представляют собой сочетание испытания совести, размышления, созерцания, молитвы словесной и мысленной. Упражнения распределяются на четыре этапа - недели (название «неделя»- условное, в зависимости от успехов упражняющегося каждая неделя может быть сокращена или же увеличена). Даже читать «упражнения» - муторно, но Игнатий несомненно хардкорновый малый.
 
  Книгу я прочитал, а вот Валерий Иванович (Валерий Иванович Молярчук) не выписал меня, говорит, полежи у меня в кабинете. Кабинет у него был огромных размеров, со смотровой во второй половине. Ну и переселил он меня со своей койкой и тумбочкой из палаты. Дело в том, что у меня сроки пребывания были на пределе, по-моему, после трех недель он меня и переселил.
    Родом он был с Западной Украины, из одного района с моим другом и партнером. С ним было интересно, особенно меня занимало, как он с сыном общался. Сын у него на последних курсах Меда был, и он часто приходил после занятий к отцу. Ему явно было интересней с компьютерами, чем с кишками. Валерий Иванович всегда тащил его в операционную, и он там ему ассистировал, и столько было всяких приколов за время моего пребывания, не счесть!
    Один раз парень заходит в кабинет, абсолютно серый, снимает свою хирургическую шапочку, плюхнулся на стул. Это он прямиком из операционной, молчит, никакой. Тут влетает Валерий Иванович, кричит что-то, руками размахивает, сильно возмущен. Оказывается, во время операции он сыну говорит, мол, вот здесь режь, говорю, режь. «Я ему говорю: режь, а он в обморок падает!». Думаю, что получился из парня отличный хирург!
    А Валерий Иванович давно умер, сердце, прямо во время операции. Светлая память!

Св. Игнатий Лойола. Неизвестный художник итальянской школы.

9.3.2023