Осип Мандельштам

   Сегодня день памяти моего любимого поэта Осипа Мандельштама. Жуткая смерть. Его просто уничтожили. Тело не найдено, возможно, покоится в братской могиле заключенных Владивостокского пересыльного пункта Дальстроя во Владивостоке, лагерь «Вторая речка».
   Во внутренней тюрьме на Лубянке в мае 1934 года Мандельштам готовил себя к расстрелу. Его жена вспоминала, что на единственном свидании у него были безумные глаза, красные воспаленные веки и не было ремня в брюках. И ей, и ему было ясно, что после стихотворения о Сталине он обречен на гибель. Но резолюция была «Изолировать, но сохранить».
   А он читал эти стихи гостям у себя дома и будучи гостем в других домах. Он читал их даже в присутствии не очень хорошо знакомых или вовсе не знакомых людей. И он прекрасно знал о стукачах, но читал в приступе вдохновения, потому что знал, что поэт - выше всего. Выше страха, выше тирана.
Высылки и тюрьмы он не боялся, но расстрел вызывал у него ужас. «Я к смерти готов», - сказал он Ахматовой в 1937 году, но есть сомнения, что человек вообще может быть к этому готов.
   Во внутреннюю тюрьму на Лубянке он взял с собой томик Данте, но отказался брать его в камеру, когда узнал, что книги, попавшие в камеры, навсегда остаются в тюремной библиотеке. Не захотел для вечного изгнанника Данте участи вечного советского зэка.
   Время он чувствовал и поэтому не нуждался в часах, которых не носил. В ссылке, в Чердыни, он сидел на кровати и ждал шести часов, когда должны прийти и убить его, а еще искал в овраге труп Ахматовой.
Он был откровенен всегда. На вопрос следователя Шиварова, высокомерного болгарина, специализировавшегося на писателях и поэтах, зачем он написал стихи о Сталине, он отвечал, что больше всего на свете ненавидит фашизм, а на вопрос, как относится к советской власти, отвечал, что готов сотрудничать с любым советским учреждением, кроме ЧК.
   Его вечная бездомность, которую он принимал легко и без жалоб, непостижима сейчас. У Мандельштама, в годы Гражданской войны ездившего в набитых солдатами поездах с корзинкой, запертой на замок, только однажды и очень кратко была своя квартира на пятом этаже ныне несуществующего дома, из которой его увели на Лубянку, а в остальном он был житель съемных углов и трущоб. Он прожил сорок восемь неполных лет, и за эти годы у него были десятки мест жительства. В Воронеже он за три года ссылки сменил пять мест жительства. Его нищета была несомненно рукотворной: советские, партийные и литературные органы загоняли его в нищету и не давали ему работы. Пенсии, которую он получал «за заслуги перед русской литературой», его лишили в 1936 году. Человек, учившийся в Сорбонне и Гейдельберге и знавший три иностранных языка, держался редкими переводами и публикациями.
   Так и загонял его режим к неизбежному исходу – смерти в пересыльном пункте Дальстроя. Есть воспоминания, где очевидец описал смерть Мандельштама в ледяной, нетопленой бане, в которой не было воды. Одежду забрали, чтобы прожарить от тифозных вшей, истощенных голых людей гурьбой и гуртом погнали из помещения в помещение. Мандельштам упал. Как положено, трупу «прокатали пальчики», сличая отпечатки с теми, что были сделаны в Бутырской тюрьме, и отнесли на задворки лагеря, в штабель окаменелых трупов. Посмертные документы отдают безумием: «з/к Мендельштам находился на излечении с 26/XII. Скончался 27/XII в 12 ч. 30 м. При осмотре трупа оказалось, что на левой руке в нижней трети плеча имеется родинка. 27/XII.38».
  Реабилитирован посмертно «за отсутствием состава преступления»: по делу 1938 года - в 1956 году, по делу 1934 года — в 1987 году.

Кунцевское кладбище. Старая часть. Участок 3, захоронение 31-43. Могила Надежды Яковлевны и кенотаф Осипа Эмильевича. Сюда привезена и захоронена земля, извлечённая из братской могилы заключённых лагеря «Вторая речка».

Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,

Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.

Петербург! я еще не хочу умирать:
У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.

Декабрь 1930

27.12.2022