***

Мне расти и расти ещё как ядовитому колосу на загнивающем черноземе поздней осени сдобренном опавшими листьями и дождями , в каждой капле которых отражается весь мой город, от окраин к центру, от центра к окраинам.
Город, который является плодом воображения несостоявшегося художника, любящего рисовать.

Я раскачиваюсь на продольном ветру, а он пишет городские пейзажи и приносит их мне, чтобы я смог оценить значение его дружбы со мной.
Я дорожу дружбой, но ещё больше я дорожу голосом его акварелей.
Они не похожи на привычное, виденное сотни раз , врезавшееся в память, и ставшее невидимым, как становится невидимым лицо человека постоянно находящегося рядом. Кто то может оспорить это мнение, говоря о том, что близкий человек, это ежедневное открытие, каждый раз удивительное, и каждый раз непостижимое, но это не правда.

Удивительные открытия хороши в молодости, когда глаза ещё не затуманены сводками новостей.
С возрастом начинаешь не доверять очевидному, ищешь подтексты, недоверчиво перепроверяешь увиденное и услышанное, потому что всё зыбко, неопределённо и расплывчато. И только картины написанные моим другом дождем кажутся мне наиболее вероятным отражение картины моего мира.

Мой мир Санкт-Петербург. Не взирая на то, что родился я не здесь, и на то, что масштабы моей страны в тысячи раз превышают масштабы моего города, но только он является моим государством, и моей родиной. Всё остальное меня не касается. Мне так казалось .
Это было летом. Летом мой колос только пробивался сквозь почву, ещё только оглядывался вокруг и любовался. Как красиво было небо, с его вечными облаками летающими туда-сюда. Любовался деревьями, раскинувшими свои пышные кроны. Дышал воздухом, наполненным запахами моря, травы и речной тины.

Постепенно листва стала жухнуть, а в воздухе всё больше стал замечаться запах смога. Но, я всё равно крепко держался корнями за питерскую почву, потому что это была единственная почва способная поддерживать во мне жизнь.
Потом пришли другие дожди. Они принесли с собой перемены, которые забрали у меня уверенность, что мой колос созреет , что его не срежет под корень остро отточенная коса.
Ко мне стали приходить странные гости, которые называли себя коллекторами. Это название вызвало у меня усмешку. Каким то образом оно ассоциировалось в моей голове с
асcенизаторами.
Но они мне сказали, что я зря усмехаюсь, что дело не шуточное, что у меня огромный долг и пришло время его отдать.
Я стал думать. Думать, не совсем моё. Я ведь колос, и в меня вложены совсем другие функции, но коллекторы заставили меня.

Сорок лет я созидаю этот город, я делаю его лучше. Имею награды за свой труд в виде производственных заболеваний, небольшой квартиру и финансовой дыры в банке. И я никак не мог понять, как за эти блага у меня мог вырасти такой большой долг?
И я долго бы ещё мучился этим вопросом, если бы у моего друга дождя не открылась склонность к рисованию. И вот теперь он каждый день приносит мне картинки, нарисованные в каждой своей капельке, картинки города во времени, которое я любил. и которому я ничего не должен.