Ветер ловит звёзды неводом...

Ветер ловит звёзды неводом, сеет лай.
В облаках ночных безмолвствует Судия.
Николай идёт по берегу. Николай
говорит с волной о таинстве бытия –

о любви, что не закончится никогда,
о душе, которой тление нипочём,
о песке, вобравшем многие города,
и о тайнах, что пока ещё не прочёл.

Волны ходят, точно по полю ковыли.
Над пучиною разносится: «Говори...»

Говорит – и непогодам всем вопреки
начинает видеть разное вдалеке:
по планете разгораются маяки,
и любой из них подобен свече в руке;

в чёрной бездне рыбье мечется серебро,
пляшут тени чьих-то щупалец и клешней,
там про зло вовек не слышали, про добро,
но зато видали сказочки пострашней.

До костей протянет холодом, бросит в жар…
Произносится на выдохе: «Продолжай...»

Как земля сухими листьями по весне,
моряками дно устелено, и со дна
чуть мерцают, нацарапаны на весле
и на мачте, бесконечные имена.

Человеки погружаются там и тут –
ежечасно, нескончаемо, испокон;
их сердца в эфир транслируют мерный стук
и горят, горят, как свечечки у икон.

На поверхности колеблются витражи.
Средь прибрежных скал аукает: «Доскажи...»

Николай в пучину водную говорит,
и слова его, отчаянно горячи,
задают морской симфонии новый ритм,
подбирают к ней созвучия и ключи.

Николай растёт и тянется до высот,
а потом, направлен вышнею правотой,
простирает длани в море и достаёт
корабелов, исчезающих под водой.

И, держа легко и бережно их в горсти,
говорит простору цепкому: «Отпусти...»

Так бредут они вдоль берега – с двух сторон,
из души идёт сияние и со дна.
Так друзья порой встречаются за столом,
достают из сердца разные имена –

и жасмином дышат дремлющие края,
отражает небо замершая вода,
и во всём разлито таинство бытия,
и любовь, что не закончится никогда.

И звучит от звёзд и крыш до корней и свай
неземное негасимое «Называй...»