Солнце древних

Мельник жил в избе и дочь-невеста
Около запруженной реки.
Стали по углам селиться бесы,
Шастать по сеням лесовики.

В пруд наволокли опавших листьев,
Месяца запутали следы.
Сонно водомерку с глаза счистив,
Он взошел на берег из воды.

В отпертую дверь нырнул в потемках.
Стал шуршать дремучей стариной:
Шарить вдоль горшков, печной заслонки;
Красться между лавкой и стеной.

Тускло улыбнулись из-под спуда
Времени, как в ясное вчера,
Полки и округлости посуды.
Бабочек в ночи пошла игра.

Стали оживать цветы сухие
В кринке из-под меда-молока,
Собранные юной Евдокией
В постриг, в отдаленные века.

Месяц протянул наружу руку.
Небо прояснялось – ввысь и вширь.
Сзади дверь захлопнулась со стуком.
Шелестом страниц ожил Псалтирь.

Вдруг исчезла горница сырая.
Шарят вместо нечисти – грачи.
Рвутся, их по пустоши гоняя,
Солнца восходящего лучи.
















Старая изба у края леса
Скоро упадет на дно реки.
Стали по углам шептаться бесы,
Шастать по сеням лесовики.

В омут натащили палых листьев,
Месяца запутали следы.
Сонно водомерку с глаза счистив,
Он взошел на берег из воды.

В отпертую дверь нырнул в потемках.
Стал шуршать дремучей стариной:
Шарить вдоль горшков, печной заслонки;
Красться между лавкой и стеной.

Тускло улыбнулись из-под спуда
Времени, как в ясное вчера,
Полки и округлости посуды.
Вспомнившие имя гончара.

Ожили в ответ цветы сухие
В кринке из-под меда-молока,
Собранные Солнцем-Берегиней
Милому в далекие века.

Тени молодых у крестовины
Явно проступили, и в чулан
Стали уходить, оставив длинный
Вглубь веков стекающий туман.

Вдруг исчезла горница сырая.
Как в начале мира – горячи,
Выпрямились, нечисть разгоняя,
Солнца восходящего лучи.







Месяц сдвинул вбок рябины кисти.
В кадку дождевую бросил блик.
Руки опустил меж палых листьев.
Бодро освежил усталый лик.

Стукнул в потаенное окошко.
Звук услышал сладкого зевка.
Около печи горшкам и плошкам
Высветил округлые бока.

Леший встал с перин, пошел сутулясь...            
Стал шуршать в дремучей кладовой.
С полки потащил потертый туес
С розовой мукой берестяной.

Тесто замесить позвал два ветра,
Зерна подсыпая и листву.
(Месяц соглядатаем при этом
В кадке оставался на плаву).

Скрипнула сосна, как половица.
Угли расцвели под кочергой.
Вырвались, как пущенные птицы,
Искры, полыхнувшие жарой.

Вскоре испеченным караваем
Красно стало устьице печи.
Залили – от края и до края –
Всю каморку Лешего лучи.