Мужчина пилит доски наверху...

***
Мужчина пилит доски наверху,
а женщина внизу готовит ужин —
замоченную в пиве требуху
кладёт на противень, и думает — не хуже,
чем из отборной вырезки рагу.

Мужчина пилит доски, как врагу
пилил бы шею — кожа, мышцы, кости.
Чердачный холод, будто на погосте,
бодрит, но примиряет. И лузгу
от мёртвого безъяблочного древа
метёт мужчина за спину, чуть влево.

От монотонного движения руки
видения как будто далеки,
но странно чётки, будто ядра чёток —
одно, другое, третье — перед ним
он сам отчасти как гетероним,
как отражение в поплывшей амальгаме,
за зеркалом — средневековый Гамельн,
и он, его уставший эпоним.

Не драма — шапито и балаган.
Поддав ногой невыпитый стакан,
мужчина шьёт обструганные доски,
и в ящик пусть не женщину — набросок
её — кладёт и пилит пополам
по линии пупочного узла.
Прости, любимая, я вовсе не со зла —
во исправление твоей дурной природы.

И лимфатические гамельнские воды
по желобам, разделочным столам,
по лествице чердачной споро, вниз
текут на мраморные плитки белой кухни.
Ладони женщины, распарены, распухли,
в стальную раковину опускают нож.
Смотреть бы под ноги, чтоб знать, куда идёшь,
да больше нечем. Отклонение реприз
не больше сколотого края у ступени —
 
и вот их трое на ночной арене.
Из рук жены муж принимает блюдо
с её покрытой шалью головой.
Сухой, горячий шорох огневой
щекочет пятки, и горит запруда,
и лопается шов береговой.