Все бражники мои, все зеркала...

Зима птенцом колотится в груди, не уходи пока, не уходи,
гляди, вот перья белые расправив,
ветвится иней, ночь белым-бела, все бражники мои, все зеркала,
Москва, Москва до самых до окраин...

Как лаптем щи, хлебаю пустоту с серебряною ложкою во рту
скребу в углах, как нищий под Рязанью,
умели б пить, наперекор молве, хотели б петь - да шапка в рукаве,
вина, беда, болезнь и наказанье.

Вольно ж враньем выписывать круги,
мой светлый ангел встал не с той ноги,
и вечер словом мается с похмелья,
коснуться б уст, да не про нашу честь,
когда ты пуст - теряешь то, что есть,
вот и спеши к зиме на новоселье...

А город рвет метелью до утра, двойник, близнец, чума моя, сестра,
больной Улисс шатается вдоль улиц,
и все же, может, до исхода дня моей душе нет лучшего огня -
не скажешь, где тебя укараулить?

Вот я, Господь, шагаю напоказ сдавать билет у театральных касс,
и это фарс - едва ли пахнет смертью,
случайный дар из медных пятаков зарыт в земле на поле дураков
и воды собираются над твердью,

и ливень льет и бьет картавый гром, и раз уже стоит вопрос ребром,
то всяк дрожит - как бы чего не вышло,
и так неважно, беден ли, богат, когда Всевышний обирает сад,
во тьму бросая косточки от вишни.