История Сталкера

Итак, пришло время ответить на вопрос, поставленный в начале нашего разбора: действительно ли Андрей Тарковский в своем фильме прикоснулся к трансцендентному, или это было нечто другое?

Из проведенного анализа становится видно, что трансцендентное, образ которого Тарковский показал в зоне и комнате, либо вовсе не является абсолютом, а является лишь одной из внутриприродных сил, либо является абсолютом, объединяющим в себе добро и зло, жизнь и смерть, то есть, таким абсолютом, как он представлен в парадигме имманентизма.

Имманентизм мыслит Абсолют, или Бога, как субстанцию мира. Хотя для познания он и трансцендентен, но в то же время, составляет с миром единое целое.

Этой парадигме принадлежат все формы пантеизма, подавляющее большинство философских систем, любые учения, в которых мир и человек являются частью развивающегося во времени Бога (в том числе учение Карла Юнга и его последователей). И все учения, в которых в Боге постулируется «темная» сторона, т.е. все формы оккультизма.

Ничего общего с Богом монотеистических традиционных религий, которые полагают Бога и мир как две разных субстанции, сталкеровское трансцендентное не имеет.

Образы, которые режиссер использует в фильме, позволяют нам прикоснуться вовсе не к трансцендентному, а к имманентному, но только бессознательному и иррациональному. Зритель здесь погружается в ту же сферу, которая описывается в древних мифах и сказках. И которую сегодня изучает аналитическая психология. Это сфера коллективного психического, но, увы, не сакрального, как бы этого ни хотелось тем, кто в эту сферу погружается.

Возможно, сам Андрей Тарковский в процессе работы над Сталкером и прикоснулся к трансцендентному, но вряд ли этот опыт можно выразить в совокупности кинообразов. Этот опыт выражается иначе.

С другой стороны, за время работы над фильмом намерение режиссера могло измениться. Позднее Тарковский говорил, что «Сталкер» - это фильм о победе материализма. И по факту мы видим в фильме изображение предапокалиптической реальности: это мир, полностью погрузившийся в материю и распадающийся до состояния грязи. В этой реальности уже неразличимы добро и зло, подлинные чудеса и ложные. Здесь невозможно отличить учителя от авантюриста, любовь от ненависти, сакральное от профанного, Христа от антихриста.

В такие времена недостаточно просто «верить», но нужно также и знать. Знать - значит уметь различать. Различать сущности, или, как говорили когда-то, «различать духов» (1Ин.4:1). Ибо тот, кто знает, или хотя бы стремится знать, не соблазнится чудесными артефактами и будет искать не счастья, а Истину.