Куда спешим?

Мир сошёл с ума!!! Не спорьте.
По крайней мере, спорьте, не со мной.
Или же сумасшествие ускорьте,
если исчез "язык" договорной.

Если конфликт теперь на первом месте.
Если культуры даже в речи нет.
Не сыщете ни совести, ни чести,
"цивилизации" таков менталитет.

Так, что же мы построили, простите?
Куда бежим все голову сломя?
Вы "рай" такой действительно хотите?
Я не хочу! Увольте, друзья, мя,

от будущего этого... Мне лично,
подумать просто страшно о таком.
Приличное всё стало - неприлично!
И это уж не скрытно, не тайком.

Всё это уже очень очевидно.
Обидно мне за homУшек, обидно!

                18.06.2021

Фото из интернета, спасибо автору.

    «Татьяна Черниговская рассказала в интервью корреспонденту сайта Президентской академии о том, как будет выглядеть школа через десятилетие, что означает «понимать», а не «запомнить», и как защитить детей от «колумбайна».   

    – Татьяна Владимировна, американский физик японского происхождения Митио Каку прогнозирует, что через 10 лет школа исчезнет. Компьютеры трансформируются в крохотные линзы: моргнул, и на ней отобразилась нужная информация. Экзамены будут проверять способность мыслить, а если потребуется консультация, то дети получат ее у «умной» стены... Ваш комментарий – насколько реалистичен этот прогноз?

    – Могу сказать следующее: конечно, мир изменился, и уже деваться от цифровой эпохи некуда, но все-таки не надо этот мир, который и так сошел с ума, сводить с ума дальше. Понимаете, такого рода шагами мы рискуем настолько модифицировать сапиенса, что потом, если вырастет целая генерация или даже два поколения обесшколенных людей, будет непросто найти с ними общий язык. Одно дело, когда у вас в кармане лежит Google в качестве добавки к основному курсу в школе. Но если предполагается, что это заменит вообще традиционную форму обучения и, что главное, образования, то это уже явный перехлест. 

    Образование – это не напичкать голову формулами. Думаю, это уже всем понятно. Выдающийся ученый-физик Сергей Петрович Капица (он много лет бессменно вел научно-популярную телепрограмму «Очевидное – невероятное»), говорил об этом так: «Нужно переходить от образования запоминания к образованию понимания». Так вот, я спрашиваю: как эти «умные» стены, которые расставлены, условно говоря, у каждого светофора, будут способствовать перерастанию школы в качественно новую стадию развития – «образование понимания»?

    И что мы имеем в виду, когда говорим: «понимание»? Вопрос совсем не тривиальный, потому что на него очень трудно дать ответ. Из того, что человек хорошо решает тесты, или же из того, что суперкомпьютер обрабатывает огромное количество информации, совершенно не следует, что как первый, так и второй что-нибудь понимают... Ясно ли я выразила мысль?

    – Разумеется. В конце концов, ребенок — это не зеркало, которое исправно отражает тот стандарт знаний, который мы перед ним положили. У него как минимум есть свой угол зрения, под которым он преломляет предлагаемую информацию. А сама эта информация тоже является следствием чьей-то способности по-своему преломлять этот мир.

    – Само собой, и у него, но и у нас он тоже есть, этот особый небесстрастный взгляд. Мы же хотим, чтобы человек по выходе из школы не просто имел дорожную карту на все случаи жизни (как не попасть под транспорт, не умереть с голоду, не заблудиться), а, сверх того, чтобы был личностью – да? И желательно – сложной. И кто это будет формировать? Механизм? Это как раз сюжет, отчасти для меня неожиданный, но и очень положительный, обсуждавшийся в разговоре с Германом Грефом, председателем правления Сбербанка. Он вызвал сильный резонанс. 

    Все напустились на него за предложение «убрать учителя», доверив этот участок работы искусственному интеллекту. Но здесь только часть того, что говорил Герман Оскарович на Гайдаровском форуме в РАНХиГС. «Цифровизация образования позволит освободить учителя от рутинной работы», – вот точная цитата, которую почему-то не приводят комментаторы. Условно говоря: зачем учитель должен проверять 1,5 сотни письменных детских работ еженедельно? Или вся эта бюрократия, на которую сейчас уходят его силы, – для чего она преподавателю? «Поручите бездушной машине рутину, а человеку оставьте человеческое...». Разве не здравая позиция? То есть предоставьте педагогу разобраться не на бегу, что за ребенок перед ними находится, какого типа помощи ждет – психологической, интеллектуальной, житейско-практической... У него медленные скорости или, наоборот, слишком быстрые – проделывает горы работы, но ничего не понимает из того, что задается на дом?.. Проблем здесь много, так что с американским футурологом я не во всем согласна, мягко говоря. 

    – Не могу не спросить о страшном ЧП в Казани, где 11 мая 19-летний Ильназ Галявиев открыл стрельбу по бывшим одноклассникам. Видный психолог, директор Школы антропологии будущего РАНХиГС, академик Российской академии образования Александр Асмолов заявил, что оно стало следствием явления, которое в упор не видят: «Самый тяжелый диагноз в том, что конфликт стал нормой поведения». Он напомнил, что с конца 1990-х годов в России была введена служба практической психологии. К сожалению, по его словам, сейчас эта служба только декларируется.

    – Более того, психологическая помощь нужна не только детям – вот что бы я здесь добавила. Родители не совсем понимают, как обращаться с детьми. Они считают, что дети — это их собственность, нечто вроде сумки или холодильника, а это не так. С детьми еще знакомиться надо – из того, что у них ваши гены, не следует, что вы знаете, кто перед вами, что это за личности. И это требует профессиональной работы. Понимаете, что сейчас получилось? Ребенок загнан в угол – любой, кроме сверхсильных. У него совершенно поменявшаяся система обучения из-за ковида. У него и раньше было плохо с социализацией. (Не отсюда ли проистекает веб-аддикция – болезненная привязанность к емэйлу, TikTok?..) У него и так-то были урезанные взаимоотношения с миром, а мы еще гоним его от себя. Ну и, что называется, куда крестьянину податься? Отрок обращается к родителям, а они такие же подростки в плане педагогики. «Отстань, у меня куча работы!», – и садятся смотреть в гаджет, точно такой же, как и у их ребенка. И куда ему деться? Он идет к учителю.

    – Но педагога мы ругать не будем?

    – О чем вы говорите! Я вообще считаю, что люди у школьной доски (уж про врачей все сказано, добавить нечего) – настоящие герои. Потому что они выдерживают натиск новой цивилизации, не больше и не меньше. А если этого нет, то это все равно что оставить больного или раненого человека без помощи.

    – В Хорошколе, чьим учредителем является Яна Греф, ученики ходят в походы вместе с родителями, делают с ними по утрам веселую зарядку по месту учебы. Там считают, что без участия родителей все наши воспитательные воздействия односторонни и недолговечны по определению.

    – А иначе это вообще невозможно. Людям, которые этого не понимают, достаточно оглянуться в прошлое образования. Это всегда было, но, может быть, в других пропорциях: если мальчика сдавали в кадетский корпус, а девочку – в Смольный институт, то ими там занимались на полную катушку. Сегодня мир совсем другой, но в сотрудничестве и консолидации усилий он нуждается в удесятиренной степени. А если вам все время внушают: «Ты личность!» с того момента, когда яйцеклетка была атакована отцовской клеткой, и этим ограничиваются, о чем говорить? Смешно! Чтобы ты стал личностью, ты должен вырасти личностью.

    – Вы полагаете, что в школе будущего наравне с детьми в учениках окажутся и их родители?

    – Подписываюсь без оговорок.

    – По поводу казанского стрелка: конфликт действительно стал нормой нашей жизни?   

    – Понимаете, у меня скорее некая бытовая реакция на то, что профессор Асмолов высказал. И она примерно такая: если конфликт — это норма, тогда я поздравляю человечество от всей души. Если мы доигрались за несколько тысячелетий до этого... Своим студентам я говорю: норма – это договор, мы договариваемся, что в этом году юбки носят такие, а шляпки такие, что вес у человека должен быть такой-то, а на это есть мода (а следовательно, и спрос) в широком смысле слова. Когда-то талия должна была быть такой, чтобы ее держали сто корсетов, ну и так далее. Но вы же понимаете, что мы не про юбки и не про корсеты, а про договоренности. Мы договариваемся, что если человек идет в театр, то вряд ли с теннисной ракеткой, в кедах на босу ногу и шортах. Хотя это не более, чем договор.

    Вы скажете: а я был в Калифорнии зрителем в театре на лужайке, где кто в чем хотел, в том и валялся. И мне нечего будет вам возразить, кроме того, что там такая норма. Так вот, если, возвращаясь к вашему вопросу, мы доигрались до того, что конфликт — это норма, тогда отклонением от нормы следует признать мирное решение – вот ведь что получается. Александр Григорьевич, разумеется, не имел это в виду. Если бы мы с ним сейчас публично разговаривали, у нас не было бы противоречий. Под «нормой» он подразумевал, очевидно, частотность коллизий. А их действительно, хоть отбавляй. Иной раз кажется, что единственное занятие человечества — это конфликты, игра в них: кто сильнее, круче, больше, выше.

    Вот что мы видим на планете – раненое общество, которому требуется помощь не от кофеварок и мясорубок, а от умных профессиональных врачевателей сердец. И это, вероятно, должно быть организовано в рамках каких-то структур, потому что умных и образованных людей не миллионы, а помощь требуется миллионам.»
_______________________________Татьяна Черниговская