Лучик

Нельзя сгущать, чуть что, нам жизни краски,
Ведь каждый ярок их, проказниц, тон.
Порой, мечтал героем быть из сказки,
На печке спать, ловить во сне ворон…

Герой любимый мой – Иван-царевич
(Во многих байках он – Иван-дурак).
И мчится с ними Лёшка Лукашевич
За дальним счастьем, крепко сжав кулак.

Ищу в чулане свой, из злата, ключик,
Гасаю в скороходах - сапогах.
…Она звала меня всё время – Лучик
На тех, далёких детства берегах.

Лишь крепкий сон сперва погрузит в яму,
Затем поднимет пухом в небеса,
 Где мне дано на миг увидеть маму,
Прижаться к ней, поверив в чудеса…

За пальчик взять. И солнца ждать восхода,
Когда во сне расстаться выйдет срок.
Ушла она в мои четыре года,
Остался с батей Лучик-ангелок.

В тот день схавау лицо отцу подмышкой,
Народу на могiлках было - тьма!
Рыдали все. Под пледом спал я с мишкой,
Слезами жизнь проклятую клеймя.

Лишь Осово, что Крупского района,
Могло меня согреть своим теплом.
И нет такого, вроде бы, закона,
Не дать мальцу покинуть отчий дом.

Отец мой - Стефан, быстро снялся с места,
Пожитки в Черноосово повёз.
Сего не понял я мозгами жеста
Пролил, прощаясь с домом, море слёз.

И там основы жизни были хрупки,
Растить батяне трудно сорванца.
Отдал военной части в город Крупки –
Лишив Алёшку временно отца.

Но я, признаться честно, был доволен.
Освоил горн, трубил бойцам подъём.
Хоть день и ночь начальству подконтролен,
Души, однако, всё ж не чаял в нём.

В строю – как все. Одет по справжней форме.
Учу устав. На кухне мой наряд.
Стрельба – на пять. С лошадкой дружба в норме,
Расту, мужает мой под бровью взгляд.

Но год, что славен цифрой тридцать восемь,
Быть может стал порогом возрастным.
Меня, как-будто кулем бросив оземь,
Отправил жить в детдом, в далёкий Крым.

Едва успел четырнадцать отметить,
Как в части, в Крупках, вышел мне приказ:
Детей всех – вон! Не смог батяню встретить,
Принять его, так нужный мне наказ.

Но поезд мчит из Минска прямо к югу.
Джанкой маячит, виден был лиман…
У нас, в лесах, запомнить можно вьюгу,
А здесь – тепло. Инжир растёт, платан.

И древний Понт. И друг – Тохтар, мой сверстник.
Живёт его семья невдалеке.
Тружусь в саду. Какой у нас здесь персик,
Цветёт на черноморском ветерке!

Детдом большой. Иметь своё хозяйство
Сам бог велел на сей сухой земле.
Привило мне армейское начальство
Любовь не только к венику, метле.

По штату – самый главный тут садовник.
В кладовке – нужный делу инвентарь.
На грядках – лук. Вдоль тропок есть шиповник,
Когда сажать – подскажет календарь.

Работа эта вышла мне по духу.
Тохтар, дружище, рядом был всегда.
Делили вместе хлебушка краюху
И нежный бархат сочного плода.

Отец писал, но ездил редко в гости.
Работал не спуская рукава.
Три года грел свои на юге кости,
Но вот война включила жернова.

Пока что нервы трепят нам бомбёжки.
Хочу на фронт, но мне семнадцать лет.
Сидим с дружком в садовой мы сторожке,
Черпаем сводки горя из газет.

Уже взят град Евпатора румыном,
И славный Севастополь весь в огне.
Детдом, пропахший едким керосином,
Свою ждёт участь в нынешней войне.

Фашист вошёл стремительно, нежданно.
И в первый день – колючка в два ряда.
Патруль ведёт себя у входа странно…
Все дети наши чувствуют – беда!

Не долго думав я, с тремя парнями,
Харчей в свой сидор малость положа,
В ночи, связавшись намертво ремнями,
Спустились со второго этажа.

Шуршит давно примятый к глине клевер,
Натёрта жутко левая ступня.
Мой путь лежит прямёхонько на север
Домой, под Минск, где ждёт меня родня.

Батяня – Стефан, две мои сестрёнки
(О них забыл я тут упомянуть).
Они уже не девочки – бабёнки
И к ним сейчас лежит мой трудный путь.

Сложней всего мне дался перешеек,
Кругом снуют фашиста патрули.
Сварганил плот из тонких, старых реек
Камыш. Лиман. И твердь большой земли!

И тут не ждал судьбы больших подарков:
Как столб торчу, кругом – сплошная степь.
Короче будет мне идти на Харьков
Хоть с гаком крюк, но в нём удачи крепь.

Пока я шёл – такого насмотрелся!
Гниют останки павших на полях.
В сгоревших хатах дважды ночью грелся,
Картошку пёк на траурных углях…

Идут дожди, едва увидишь просинь.
Попав в облаву, смог удрать в кусты.
Ночами слишком чувствуется осень
Карманы, сидор дней, как пять, пусты.

Теперь иду домой всё больше лесом.
Давно Чернигов, Гомель позади.
Зверей своим пугаю лёгким весом –
На мне попробуй мяса тут найди.

Одёжа вся истрёпана дорогой,
Под шапкой – в клочья сбившаяся шерсть…
Собачий лай родимого порога,
К нему я дней отмерил – двадцать шесть!

- Стефан Данилыч! Здравствуй, милый батя!
В деревне, слышу, частая стрельба?
- Входи, сынок. И времени не тратя,
Полез в подвал, стирая пот со лба.

Накрыл на стол. Я ел, едва глотая.
И слишком длинным вышел мой  рассказ
Как шёл домой. Слеза отца скупая
Нет-нет, да подло вытечет из глаз.

Прошло два дня. Отмылся малость в бане.
Привёл себя чуть-чуть в прилежный вид.
И все, узнав меня, односельчане
Внести старались помощь в мой прикид.

Одет, обут. Пора заняться делом.
Оно одно на всех – громить врага.
Но всё в деревне нашей под прицелом,
К петле дорога нынче недолга.

И ищет свой к борьбе с фашистом ключик
Побитый жизнью юный паренёк.
Совсем недавно был я мамин Лучик,
Теперь вовсю пылает огонёк!

…Латуни цвет всегда сияет златом,
Горит её обманчивый наряд.
Хотел в лесу разжиться автоматом,
Попался мне, однако, там снаряд.

Лежит в кустах. Один. Второй и третий.
Уже с десяток им ведётся счёт.
Не нужно сыпать лишних междометий,
Когда удача к вам рекой течёт.

Решил схавать под старой, дряхлой елью.
Колдует Лёшка, сказочный Кащей.
Скорей всего наполнены шрапнелью…
Лишь встал. Гляжу – мужик. Зовут – Сергей.

За ним стоят, слегка пригнувши спины
В тужурках, два холёных мужика.
Не просто так имеют карабины,
Готовы в бой вступить, наверняка.

- Хозяйство тут своё решил припрятать?
Авось и нам оно сгодится впрок.
Из клада можно много что состряпать,
Задать врагу положенный урок.

Пока к себе тебя мы взять не можем,
Немножко ты, дружочек, маловат.
Поможешь нам – а мы тебе поможем,
Настроим нашу связь на нужный лад.

Сейчас у всей страны большие раны
И очень важно действовать с умом.
Твоя дорога, явно – в партизаны,
Оставим разговоры на потом.

Пока найди в селе ребят по-крепче,
В округе сброс трофейный подбери.
А дальше дело верное нашепчем
Чего расстроен, чёрт тебя дери?

Вот так свела нас с Жуниным дорожка.
Начну с врагом я биться наконец.
И кто же удивил меня немножко?
Конечно Стефан – мой родной отец.

Увидев то, что я ношусь по кругу,
Повёл меня, стемнело лишь, в сарай.
Поднял доску. Не сыну мне, как другу,
Сказал – гляди, любое выбирай!

А там рядком: и Маузер, и Мосин,
Патроны к ним в подсумках и в развес.
Сойдёт? – Сойдёт! Покурим папиросин?
Уже имеешь к дыму интерес?

Пока нет снега – надо торопиться,
Собрать в отряд поболее стволов.
Товар сей скоро может пригодиться,
Пора давить врага с лесных фронтов.

Усвоил всё со слов родного предка,
И принял близко Жунина слова.
Нужна сейчас хорошая разведка
По-взрослому, без игр и баловства.

…В платке – сухарь, замёрзшая морошка,
Под стёганкой – дырявые штаны.
Идя меж сёл, глядит вовсю Алёшка –
О немцах очень данные нужны.

Мой тонкий ум легко начертит схему,
Ведёт учёт количеству врага.
Где дзот, где танк. Петличную эмблему
Во тьме ему запомнить недолга.

Затем в отряд снесу свою работу,
Ведь нужен ей конечный результат:
И в тот же день, со всеми, по болоту,
Иду на бой, сжимая автомат.

Пришлось мне вскоре сгинуть из деревни –
Хотели в Рейх погнать нас всех тайком.
С разведкой – всё. В отряде ежедневны
Занятия мои подрывником.

Как раз нашлось моей находке дело,
Ведь сделать Лёшке мину – не вопрос.
…Не много от состава уцелело –
У Бобр его пускаю под откос.

Люблю один работать со взрывчаткой –
Так больше гарантирован успех.
Под рельсой ямку вырою лопаткой,
Вложу заряд, возьму на душу грех.

Хотя сей грех войною обоснован.
Со всей душой взрываю эшелон.
Огнём цистерн бываю зачарован
И тем, что встал на время перегон.

Взорвал однажды кабель тайной связи.
Был август, Спас и сильная жара.
Но дождь прошёл, лежал полдня я в грязи,
Смотрел, как роет носом немчура.

А осень стала нам дорогой к аду,
Фашисты взялись нас атаковать.
Долбили партизанскую бригаду,
Хотели нас своею мощью смять.

С Толочина, Борисова обстрелы,
Стреляет Могилёв, Березина…
Семь дней напоры были оголтелы,
Но их задача всё ж, не решена.

Смогли сдержать идущую лавину
И даже дать увесистый отпор.
…Снежок идёт. А мы идём в трясину,
И дальше – на ближайший косогор.

Троих отправил Жунин нас в разведку,
Тринадцатого вышли ноября.
На станции залез под вагонетку,
И место было выбрано не зря.

Отсюда весь объект, как на ладони
И всё, что надо, мог я лицезреть.
Теперь – домой, чтоб не было погони,
К утру бы только надобно успеть.

Обратно в лес, рывком, за автостраду.
Уже в душе мелькает расслабон.
Но чёрт возьми! Нарвались на засаду
Их больше взвода! Прут со всех сторон.

Вступили в бой. Прицельно бьют, заразы,
В ответ стараюсь точным быть и я.
Звучат в ушах друзей глухие фразы
С далёкого уже небытия.

И чувство есть – сгустятся скоро тучи,
И мой пробьёт сегодня звёздный час.
Держу чеку. Тяну. Мелькает лучик
И громкий взрыв несёт прощальный бас.

Взметнётся в небо тихий, скромный мальчик
В тяжёлые, седые облака.
Где мама ждёт и тянет Лёшке пальчик,
А к ней – мужская тянется рука.


На белорусском языке:

Могiлки     - кладбище.
Справжний - настоящий (диалект, как на укр. языке)
Схавау, схавать   - спрятал, спрятать