Борщ

Меня спасли врачи в Кашире.
Я умирал. Над головой
Пекло, и небо стало шире
В окне, заляпанном листвой.

Я смутно помню эти лица –
В бреду, в жару и без мольбы;
Шесть коек, старая больница,
И рядом липы и дубы.

Среди событий перевитых
И лиц, запомненных слегка,
Сестёр и нянек подзабытых –
Я помню местного дедка.

На койке скрипкой полулёжа,
Он вёл негромкий разговор:
Всю жизнь крестьянскую итожил,
Всё выходил на приговор.

Мол, виноват и так и эдак,
И тем и этим вообще,
И всё хотелось напоследок
Ему со мною о борще.

Мол, борщ – он борщ! Всему основа!
Мол, без борща и жизнь пустяк!
Ещё, пожалуй, и корова,
Но борщ – всему основа всяк!

И что нужна к нему сметана,
В которой нож стоит во фрунт!
...Его жена звалась Татьяна,
Горячая, как русский бунт.

И щи больничные хлебая,
С прожилкой тощего мясца,
Роптал он, тихо погибая,
И ждал крестьянского конца.

Но духом вдруг неудержимым
Пахнуло в дверь, и обмер дед:
Кастрюля с красным содержимым
И ложка липовая вслед...

Он ел и ел. Хлебал со смаком,
Не говоря и не ропща.
И встал. И выписан был с матом
И с духом этого борща.

А следом я – зашитый криво,
Но крепко – доброю рукой...
Кончался август; зрели сливы,
Ходили кони за Окой.