Маутхаузен

В зазимки нас раздели догола:
мы голые стояли у бараков.
Военные велели убираться,
на ими же загаженном подворье.
Столетней показалась долгота
такого унижения. По двое
нас гнали к новой бане. Как я рыхл!
В обед я ел немного: два глотка
похлёбки, что воняла тухлой рыбой.

Недавно увезли двенадцать душ.
Их, кажется, травили страшным газом.
И было б не зазорно стушеваться,
но я от всех событий отстранился.
Когда я принимал холодный душ,
два узника шептались: "До столицы
немецкого негодника - три ночи!"
Потом мне рассказали: "Нас ведут
на место, где поставлены треноги

для новых фотокамер!" Некий фриц
хотел увековечить все моменты.
Мы стыдно прикрывались -монументы
для будущих коллекций негодяев.
Прошли стенную надпись "Не курить!".
Когда мне кто-то в жизни нагадает
хоть что-нибудь хорошее? Хоть - что-то?
Я взял с собой обугленный кирпич,
хотел поколотить всю эту шоблу,

но случай для атаки - проморгал:
меня обезоружил мой товарищ.
Чуть позже мы частенько мозговали:
чем кончилась бы эта авантюра?
Вся армия надломленных могла б
пойти на них с кусками арматуры,
и пасть в одну минуту смертью храбрых?
На мне висел ошейником мой глад.
Ночами я - в раздумьях, среди храпа

не мог расслышать стрекота сверчка.
Заря не занималась очень долго.
Я знал, что не справляюсь с отчим долгом
(нас всех тогда тревожило: где -семьи?)
В углу горела толстая свеча,
но глаз всё жаждал вываляться в зелень.
Я помню наши лица цвета дёрна
и долгий крик: "Ребята, пробил час:
немецкие солдаты дали дёру!"