Ольга Бешенковская об Иосифе Бродском

Помню, как передавали мы из рук в руки листки
протокола, который, несмотря на запрет, вела в зале суда
мужественная Фрида Вигдорова. Поэта судят... Судят —
поэта... И мы,следующее поколение,еще школьники, про-
зревали ... Я не понимаю, как мог студент ленинградского
университета Владимир Путин мечтать о работе в КГБ, при
всем его, пусть даже юношеском, романтизме. Ленинград
— город позорных (увы, это тоже правда) судебных про-
цессов над литературой, нити которых всегда вели имен-
но в эту организацию, в Большой дом, расположенный по
иронии судьбы как раз напротив Союза писателей. Водо-
проводчик мог об этом не знать.но — не будущий юрист...

А мне надо было получать в милиции первый паспорт.
В силу разницы в возрасте и кругов обитания с Бродским
мы были не знакомы, но уже прочла несколько его стихо-
творений, и я выбрала для себя (уже окончательно) фами-
лию отца. Потому что — сказала маме — один поэт Брод-
ский уже есть... Мамина фамилия была Бродская,и она со-
храняла ее и огорчалась, что история фамилии на ней
кончится... (Теперь я так же бережно,при всех перипетиях
жизни, несу фамилию отца.) Но не обо мне сейчас речь.
Просто этот факт — совпадения фамилий — упоминается
в одном моем более позднем, 1979 года, стихотворении
(отклик на изгнание Иосифа Бродского из страны Сове-
тов), которое, как мне кажется, может дополнить это
нечаянное эссе и поставить все точки над «и»...

И буквы Е естественный изгиб     '         .'
казался мне ехидным в этом слове:
в конце — мы знали — классного журнала
в моей Графе — единственной — "еврейка»,
и дети утешали: «не похожа»,
поскольку полагалось издеваться,
они ж меня за "двойки"полюбили,
потом высокомерие пришло...

Я принесла как жертвенного овна
свою судьбу... Мне желтая звезда
дрожала, как последний лист кленовый.,
На ниточке доверия к ветвям    ,,,
- Они своей отечественной бредят,
а у меня история длиннее,
чем Библия: что в Библию попало —   
случилось ДО... И юность разводила
надменными руками: се ля ви,   
когда не принимали на работу...   
 
Потом пришли спокойствие и лень;      
хоть иногда еще приходят мысли:         
святой Иосиф продан, как в Египет,
в Америку. Не раб — наоборот;
он фараон, его ласкает Муза.
А у меня фамилия по маме
такая же (о трепет совпадений...).
Я Бродской быть могу, коль пожелаю,             '
но у меня фамилия отца..,

И что мне делать в каторжной стране
с ее обрядом вечным — обрезанья
поэтам — слишком длинных языков...
И что, скажи, без Родины мне делать,
с такой любовью к медленному снегу
и поцелуям в сумрачной парадной,
а золотые, словно с лип, кружки,
в которые играла с первых всхлипов,
не прозвенят отцовские медали,
что больший подвиг — жизнь или отъезд...

Отечество проиграно, отец.
Последний лист уткнулся носом в землю.
А я глазами предвкушаю небо,
где наш космополит и тунеядец
восходит над героями труда...