Восточный календарь

Восточный календарь пришел в Советский Союз накануне его распада, в конце 80-х годов прошлого века. Он сразу стал супер популярен, особенно среди женского населения страны, тем более, что последний год существования ядерной державы пришелся на год козы (барана), выплавленной из стали, по всей видимости, не самой высокой легированной пробы.
1990-й год был годом лошади, и мы с моим другом Аркадием Хоенко действительно трудились, как ломовые коняги. В созданную нами хозрасчетную кино-видеостудию «Резонанс» выстроилась очередь из желающих снять кинофильмы о своих регионах. Один Темрюкский район заказал сразу пять кино и видеофильмов, Анапский район – всего три. Работа не прекращалась ни днем, ни ночью. Для Приморско-Ахтарска был снят документальный фильм о комсомольской организации, он назывался «Ветер перемен». На его приемке первый секретарь расплакалась. Мы с Аркадием недоумевали. Но она сквозь слезы произнесла два слова: «комсомол жалко». В совхозе Ленинский Путь, что под Анапой, нам пришлось задержаться на целые сутки. Фильм сначала посмотрело руководство совхоза, затем пришло начальство отделений, и наконец, в совхозный клуб набились все его работники. Нас только не носили на руках. И мы зарабатывали приличные деньги.
В год обезьяны заказов стало поменьше. Последний видеофильм мы сняли для городской партийной организации, которой руководил тогда Николай Л… Фильм был показан по краевому телевидению, как и все наши фильмы, а секретарь пообещал нам выписать большую премию, но слово не сдержал.
Следующие годы не приносили постоянных доходов. «Резонанс» трижды обворовывали. Потом началась Кавказская война, и черный водяной петух превратился в красного, и 1993 год (год собаки) тоже не принес радости…
В девяносто пятом году прошлого века на меня дохнула морозом вторая Кавказская война. События тех лет нашли отражение в двенадцати моих стихотворений, которые я и предлагаю вашему вниманию.   

;


Год Крысы

Здорово, крысы всех земель,
Седые, серо-буро-черные.
Наш дом – любая в доме щель,
Одни лишь змеи нас проворнее.

Мы на земле мильены лет,
И все живое в нашем трафике.
А люди прут за нами вслед,
На ус мотая наш навыки.

Следят как пилят лес бобры,
Пещеры роют мыши горские,
Отсюда пилы, топоры
И шахты черные шахтерские.

Зачем, с заката до зари,
Затылки чешут лбы ученые,
Как крысу ядом не ядри,
Мы крысы, станем лишь ядреннее.

Освоить Пятый океан
Сумела смело мышь летучая,
А через цикл, и на Уран
Нацелим ей крыло могучее.

Наш мир становится добрей,
Любовь дает советы классные,
Мешают крысы средь людей,
Когда в крови их морды красные…

 
Год Быка
Господь к биноклю трепетно приник,
Вот Эверест и бык глядит из чащи,
«Как неказист», - Бог скажет, - «овцебык»,
«Он только мордой вышел настоящий».

Господь наводит резкость на Кишлак,
Там виноград, гранаты, дыни, маки,
И бык заросший, он зовется як,
Но этот як, уже совсем не який.

Вон буйволы скопились у реки,
Средь них вожак особо круторогий,
Да, он могуч, свиреп, как все быки,
Но он ленив, боец коротконогий.

Над Предкавказьем блещет окуляр,
Идут волы, быки под цвет соломы,
Копытами ломая жаркий шар,
Запахивая Солнце в черноземы.

Волы пойдут от крика: «цоб-цобэ!»,
Потянут воз, от тяжести горбатый,
Живут с людьми в пристенной городьбе,
От вздоха их теплы казачьи хаты.   

Летим на Беловежский океан
К стадам быков свирепых цвета умбры.
Их лоб жестокий пробовал жакан,
О, как молниеносны эти зубры.

В Испанию, в арену для каррид,
На пассадобль быка с тореадором,
Тут рог иль шпага землю окровит,
Тут слава не смешается с позором.

Европа вся до чертиков видна,
А в ней быки, не ведая угрозы,
В коровье чрево плещут семена,
И в очередь стоят молоковозы.

Бизонов нет и зубр уйти готов,
С ним буйволы, волы давно готовы.
Остался бык-Геракл на сто коров,
И с ним они умножить род готовы.





;
Год Тигра

Я удаленький был, хоть и маленький,
Не однажды летал в Индостан,
Где рычал на отважного Маугли
Злобный тигр – беспощадный Шерхан.
Дрессировщик случайный Леонова,
«Полосатого рейса» финал,
Доводили до кашля соленого
Несмешливый досель кинозал.
Мама скажет: пеленочку выкраси.
Я покрасил, на бал полетел,
И блистал, как грузинские витязи,
В шкуре тигра, как сам Тариэл.
В цирке видел я тигра нестрашного,
Он в кольцо из огня пролетал,
Только хлыст у Мстислава Запашного
Истерический нрав усмирял.
От Шата Руставели до Киплинга,
Цирковых и охотничьих битв
Истребил саблезубого викинга,
И бенгальский подвид истребит.
От правления военно-главпурского
Загорится не краешек, край,
Как ни гладишь тигренка амурского,
Его родина Индокитай.
Сколько леса огнем не выкашивай,
Только будет все больше проблем.
Много кошек средь вида кошачьего
Только тигров не видно совсем.








;
Год Кролика

Спасибо нашим добрым средним школам,
При нашей был крольчатник небольшой,
Я кроликов пускал в заплывы кролем,
Они тонули в тазике с водой.

Я их тогда откармливал капустой,
Давай спарыж и рыжий малачай,
Они пищали: «чтоб те было пусто,
Ты больше нас, товарищ, не купай!».

Крольчат я нежно гладил по затылку,
Скребком сгребал их шарики…
А мать давала приподнять себя за шкирку,
Морковку продолжая истреблять.

Крольчихи были не из перезрелых,
И трижды в год метали молодых,
Вся школа шла в ушанках черно-белых,
Учителя – в серебряно-седых.

Мне нравились веселые обжоры,
Не знавшие где прячется беда,
Они нас грели, словно метеоры,
Мгновенные, как школьные года.










;
Год Дракона

Он прянет ввысь, мильярды тон вздымая,
От волн качнет все сущее окрест,
Проснется Шевелуч и Ключевская,
Толбачик, Фудзияма, Эверест.

Он ослеплен корявой жизнью бражной,
Залил глаза безумные Дракон
Одной волной своей семиэтажной
Сгребая жизней целый миллион.

Дракон уснет, хмелея от забавы,
Забывши справить грязную нужду,
Башкой упав в подушку Окинавы,
А брюхом – в Алеутскую гряду.

Я в детстве жил у берега затона,
Вон черепахи, раки и тритон.
Но как из тельца школьного тритона,
Ввинтился в небо огненный дракон?

Опять мы всех тритонов прогневили,
И речку питьевую не спасли,
Набрался он по горло пьяной гнили
И ядами отравленной земли.

А мы на век расстанемся с покоем,
Увидев как тучнеет бывший гном,
Он с неба хлынет углекислым гноем,
Всю землю опрокинув кверху дном.







;
Год Змеи.
Близок добрый год рептилий,
Многожильный, как удав,
Год далёкий от идилий
В томном шелесте дубрав.
Манит надпись "Серпентарий".
Там сверкнёт, как тень грозы,
Подколодной, чёрной парой
Пасть гадюки, зуб гюрзы.
В инфернальном подземелье
Кобр доят, как гибких дроф:
Там из ядов варят зелье,
Ставят штамп, и будь здоров.
Век живи, отряд рептилис,
Так латынью метят змей,
Чтоб не больно мы травились,
Яду с горкой нам не лей.
Не скрывая низкий голос,
Гибкой шейкой мне кивни:
Люб тебе Бажова полоз,
Кузниц жаркие огни.
Выходи из горной толщи,
В чём захочешь выходи,
Я люблю тебя всё больше,
Грейся, грейся на груди.
 
Год Лошади.

Жизнь моя от мечты не отвыкла
Хоть на год, хоть на час, чёрт возьми,
По законам душевного цикла
Проскакать по степям с лошадьми
Хорошо по дороге былинной
Мчать верхом по отчизне моей,
Но поддельчивый нрав лошадиный
Я давно не ищу средь людей.
Разве предал Кентавр Диониса,
Дон Кихота слепой Росинанд?
Лошадь, смею заметить, не крыса,
Не свинья и не тигр – диверсант.
Что б письмо не давалось мне тяжко,
Сев на мой облысевший Парнас,
Сушит крылья промокший бедняжка,
Мой давнишний помощник Пегас.
Я судьбе не подыгрывал в «жмурки»,
Жил на свете всему вопреки,
А порукой тому Сивки – Бурки,
Все родные Коньки – Горбунки.
Я на них не накидывал сбрую,
Запасал им овёс на три дня,
Как с друзьями делил «стременную»,
А уж только потом - на «коня»!
Вознесусь над овальным простором
На крылатой лошадке паря,
Где над Чёрным открывшимся морем
Олимпийская всходит заря.









Год козы (барана)
России, лежащей меж трёх океанов,
Забывшей навеки царей и рабов,
Желаю побольше на фермах баранов,
Поменьше ведущих их к бойням козлов.
России, не знавшей отеческой ласки,
Желаю обрушить зарвавшийся смерч
И тут же построить туннель до Аляски,
А следом такой же на крымскую Керчь.
России, летящей к планетам высоким,
Плывущей к забытым родным берегам,
Желаю не ссорится с другом далёким,
И руку подать закадычным врагам.
Желаю России осилить науку,
Забыть про настойчивость прошлых друзей,
Подать победившему крепкую руку,
Не долго скорбеть от размена ферзей.
Приветствую год без военных баталий,
На гул фейерверков открою окно,
И рок подниму полновесный бараний,
И выпью за мир золотое вино.


;
Год Обезьяны
Сошлись в брейк-дансе огненном горилла с шимпанзе,
На них гиббон неряшливый глядит из-под лианы,
А павиан гарцует на выцветшей козе.
Седой Кавказ не видел тех обезьян в натуре,
Крутой Эльбрус не слышал лихих макакских игр.
Охотиться тут мог Шата в тигровой шкуре,
Чтоб верили читатели, что здесь водился тигр.
Их привезли когда-то в срамном вонючем трюме,
Из дали Джомолунгмы, иль со скалистых Анд,
Был высажен в цветущих окрестностях Сухуми
Армейский обезьяний двухтысячный десант.
И началась потеха, как в старых кинофильмах:
Весь краткий курс истории пройдя за быстрый год,
Макаки с автоматами на скоростных дельфинах
Бесстрашно торпедируют шестой британский флот.
Ты ошибался Энгельс, наш дальновидный Фридрих,
Жестоко заблуждался кавказский наш генсек.
Ведь не от обезьяны, не от дельфинов прытких
Родился наш высокий советский человек.
Товарищ, слава Богу, мы не висим на ветке,
Мы не ныряем с миной в соседский океан…
Я навещаю редко горилл в железной клетке
И им несу, как братьям, последний свой банан

;
Год Красного Петуха  ( шуточная баллада)
В год петуха не стоит петушиться,
Из осетра зело красна ушица
Не больно-то красна из петуха.
У нас в саду жил не петух,  а кочет.
Такого нам не встретить удальца:
Он кур топтал, так пулемёт грохочет,
А те нам в день несли по два яйца.
Петух носил не гребешок, а гребень
Был ирокез похож на мишуру.
Он клюв точил, дробя гранитный щебень
И высекал опасную искру
Мою сестру, известную трусиху,
Что собирала яйца по траве
Летучий гад принял за страусиху
Сестра бежала с раной в голове 
Я наш разбор решил по красно-флотски:
Его мой крюк свалил не наповал.
Он на меня окрысился, как Троцкий 
И матом крыл, как царский генерал.
Я шлем надел, и для хоккея латы
Перчатки взял, верёвку и багор
Так трепещи теперь козёл крылатый
Тебе не перепрыгнуть за забор
Петух дрожал. Всю ночь прокукарекав
Он душу рвал и хриплую гортань,
Как будто видел полчища абреков,
Плывущих резать нас через Кубань
Он волком выл, а рёв дразнил медведей
А подпевал ему куриный хор
Не раз будил всю дворню и соседей
Сказала мать: «иди точи топор».
Я перевёл сюжет в иную плоскость:
«Не надо нам плодить куриных вдов»
Он нам с тобою удвоил яйценоскость,
Поднял на смех окрестных петухов.
Сказала мама: «Пуст на петушиться
Я в том не вижу смертного греха,
Из осетра всегда красна ушится
Но не красна уха из петуха!».

;
Год собаки

Полковник Зайцев звал нас братцы-кролики,
Мы отвечали нежно - наш полкан.
Он «самовольщиков» гонял в армейском «бобике»,
Сажал нас на губу, как на аркан.

Век двадцать первый вовсе рассобачился,
Схавав хвосты в широкие штаны.
Воркует власть, лысеющая банщица
И вторят ей Зюганы, Шафраны.

Залаят сатанинские соловушки,
Михеи, молокане, кисели…
Начнут брехать заласканные вдовушки,
И встанут в строй за ними кобели.

Проспав весь век кремлевские затворники,
Вскормили псов свекольной лимфой щей,
И рыкнув «фас», сорвав с клыков намордники,
Спустили псов вдоль красных площадей.

Когда-то мы устанем жить под сполохом,
Затопчем солод в пряный силос ям.
И кляп забьём гнилым политтехнологам,
Ротвейлерам, Проханам, Соловьям.

«Дели и властвуй», век живу и бедствую.
Не любит власть в любви с народом жить.
Шлет свору рвать страну златонебесную,
И снова век нам злобных псов кормить.










Год Кабана
С Кавказских гор спустился год кабаний,
Могучий вепрь вел стадо за собой,
Он ведал путь к каштановой Кубани,
К кизиловой, картофельной, грибной...

Он мял дубняк, клыками драл лещину,
Рыл трюфеля, тряс яблоневый сад,
Тогда веприха, выгнувши хребтину,
В траву простала рыжих поросят.

Вепрь разумел про родственные узы,
Жалел сосущих матку пяточков,
Носил в клыках початки кукурузы,
Кусты калины пойменных лесов.

Три дня минули. Снова вдоль урмана
Шел дружный прайд по глиняной глуши,
И мост вставал из ватмана тумана,
Где тыщи лет шумели камыши.

Прах камыша учуяв в изумлении,
Весь прайд рванул обратно за ручей.
Стой! Кто идет! Стреляй на поражение!
И треск десятка точный "колашей".
 
...Шли в горы два подсвинка, вдоль Кубани,
Смывая кровь родоновой водой.
И падал снег на добрый год кабаний
Кизиловый, картофельный, грибной.