Чарующий мир японской поэзии. Танка

В японской поэзии есть удивительная особенность - недосказанность. Эмоции как бы остаются за рамками стихотворения, читателю предоставляется возможность самому прочувствовать глубину переживаний поэта. В стихах рассказывается о предрассветных грёзах, туманах и сумерках, одиночестве , томительном ожидании и о тихом лунном сиянии.

Отражение лунного сияния в капельках росы, как у Иэнага:

*<>*

Когда луной озарено
Все поле мелкого бамбука
И отражается в росинках лунный лик,
Значит - настала полночь...

*<>*

А помогали в этом особые романтические образы - воспоминания о прошлом, об ушедшей любви. Причем многие песни так и начинаются: «О прошлом думаю...».
Например, у Сюкакухо Синно:

*<>*

О прошлом думаю...
Средь ночи проснулся -
Луна освещает холодное ложе
И слезы замерзшие
На рукаве...

*<>*

Для женской лирики характерно частое обращение к теме воспоминаний о прошедшей любви. Не чужда она и поэтам-мужчинам, например, Фудзиваре Сюндзэй:

*<>*

Кому-то вновь
Цветущий мандарин
Воспоминания навеет,
И я, быть может, для кого-то
Любовью прежней окажусь.

*<>*

Танка простая и сложная одновременно. У неё есть свои собственные категории, о которых написаны трактаты, есть вечный мир чувств и эмоций, понятых всеми и во все времена.
Японская поэзия - это не просто литературный жанр или способ выражения мыслей, это - сама жизнь. Оттого в ней, как и в жизни каждого человека, есть взлёты и падения, удачи и неудачи.
Танка - это пятистишие где каждое маленькое стихотворение – небольшая поэма. Оно заставляет вдуматься, вчувствоваться, отворить внутреннее зрение и внутренний слух.

*<>*

Да, сном, и только сном, должны его называть!
И в этом мне пришлось сегодня убедиться:
Мир - только сон
А я - то думал - явь,
Я думал - это жизнь, а это снится
(Ки - но Цураюки)

*<>*

Чуткие читатели - это сотворцы поэзии. Многое недосказано, недоговорено, чтобы дать простор воображению. Танка надо читать неторопливо, как бы оставляя после прочтения каждого стиха время на постижение его сокровенного смысла. Это называется «послечувствование».

*<>*

Ах, для меня любовь – не горная тропинка
В местах, не познанных доселе мной,
И всё равно,
Какой порно тоской
Моё блуждающее сердце!
(Ки – но Цураюки)

*<>*

Глубокий отзвук, рождённый танка, затихает не сразу, а чувство, как пружина, раскрывает образ, набросанный малыми штрихами, который возникает в воображении. Ведь способность будить воображение - одно из главных свойств японской лирики малых форм.
Танка - долгожитель народной поэзии. Она унаследовала огромное богатство народного творчества. Это очень трудное искусство. Танка подмечает мелкую деталь, но способно и к панорамному зрению. Танка - это всего пять стихов. В первом и третьем пять слогов, в каждом из остальных по семи – для танка характерен нечёт. Конечной рифмы нет, её с избытком заменяет тончайшая оркестровка, перекличка созвучий в начале и в середине стихов.

*<>*

Он дыханьем своим
Губит осенние травы,
Ветки деревьев крушит.
Буйствуя, имя «бури»
Горный вихрь заслужил
(Бунья Ясухиде)

*<>*

Поэзия танка стала национальной святыней, символом мистической «души Японии».
Одна из больших тем в японской поэзии – это времена года. Вся наша жизнь изначально связана с природой, согласно древним верованиям природа представлялась одухотворённой как в русской так и в японской культуре. Ей любовались, её воспевали.

*<>*

Вечер...
Осенний ветер в поле
Пронизывает меня,
И кричат перепела
В селенье «Густая трава»...
(Фудзиваро Сюндзэй)

*<>*

Здесь нет никаких замысловатых технических приёмов. Все построено на символике и подтексте. Каждое слово поэта представляет собой эмоциональную метафору, символ. Вечер символизирует грустные раздумья, пронизывающий осенний ветер - традиционный образ щемящей тоски. Крик перепела - символ одиночества. Густая трава - образ заброшенности, покинутости.


В истории литературы Масаока Сики более известен как гениальный преобразователь хайку, роль его в реформации теоретической базы танка не менее велика. Заядлый книгочей, одолевший согни томов собраний классической японской и китайской поэзии, Сики пришел к необходимости радикального изменения танка лишь в конце своего недолгого жизненного пути. В его представлении, широту мировоззрения, благородство духа, свободу изобразительных средств и истинное богатство поэтического языка следовало искать только в «Манъёсю».
Кредо Сики сводилось к сохранению формальных особенностей жанра при условии следования реалистическому принципу «отражения жизни» (сясэй) и введения современных понятий в традиционную поэтическую лексику: «Моя основная установка - выражать по возможности ясно те поэтические качества, которые лично мне представляются прекрасными...»
Главным для себя поэт признал следование природе, выявление прекрасного в мельчайших деталях обыденности. Не будем забывать, что метод «сясэй» уже был успешно апробирован его создателем в хайку. Не случайно многое в пятистишиях Сики при ближайшем рассмотрении напомнит о саби (терпкой горечи бытия) и ваби (вечной печали одиночества во Вселенной) - тех качествах, которые мы привыкли искать в лучших образцах лирики хайку.

*<>*

Проступают вдали
сквозь дымку вешние горы.
Высоко в небесах,
окаймленных нитью заката,
звонко жаворонок распевает…

*<>*

Садик мой невелик.
Вон розовый куст одиноко
прислонился к плетню.
Набухают бутоны на ветках -
это значит, лето настало…

*<>*

Несмотря на то, что Сики считал себя, прежде всего новатором, главная его заслуга перед японской и мировой литературой состоит в непревзойденном умении сохранить и преумножить достижения чисто традиционной поэтики, адаптировав их к требованиям нового времени. Он много размышлял о необходимости модернизации лексикона танка.
«Большинство изобретений цивилизации не поэтичны, и их трудно включить в сферу стиха. Если все же хочешь о них написать, не остается ничего иного, как упомянуть вдобавок что-либо вполне поэтичное. Когда же такое сочетание отсутствует и в стихотворении просто сказано «Ветер дует над рельсами», получается слишком голо. Стихотворение становится куда более привлекательным, если объединить эту фразу с другим предметом, например с фиалками, растущими подле рельсов, или с маками, что колышутся от пролетевшего поезда, или с кивающими метелками мисканта…»

*<>*

Одиночества час.
Лежу, распростершись на ложе.
Друг еще не пришел.
Я один на один с цветущей
Сливой карликовой в вазоне…

*<>*

Меж домов городских
обитель моя затерялась.
Садик мой неказист —
и хоть радует взгляд цветами,
что-то бабочек здесь маловато…

*<>*

За десять лет напряженной работы начиная с 1882 г. помимо многих тысяч хайку Сики написал более двух тысяч стихов в различных (в основном весьма архаичных) жанрах и формах: танка, тёка, сэдока, канси и т. п. Лучшие из них, в основном танка, числом около 550 вошли в посмертный сборник поэта «Песни Бамбукового селенья» («Такэ-но сато ута»).

*<>*

Облетает уже
ветка сливы, стоящая в вазе,
только слива в саду
припозднилась нынче с цветеньем -
верно, слишком холоден ветер…

*<>*

Распускается вновь
в палисаднике ирис лиловый -
только в этом году
суждено мне еще любоваться
уходящей весны цветеньем…

*<>*

Дождь сильней и сильней.
Я соломенный зонтик поставил,
прикрывая пион, —
будто ветреная красотка
вышла из дому в непогоду…

*<>*

Ито Сатио, ближайший друг и наперсник Сики, ещё при жизни Мастера не раз рисковал вступать с ним в спор. В отличие от Сики он отрицал сходство между поэтикой танка и хайку, считая необходимым обеспечить независимое и раздельное существование обоих жанров. Особое внимание он уделял мелодике и тональности стиха (сирабэ) - тому, что призвано было привнести в пятистишие индивидуальную, неповторимую лирическую интонацию:

*<>*

Сгущается мрак.
Я, ставней не закрывая,
лампаду зажег -
и смотрю, как в отблесках света
под окном пионы мерцают…

*<>*

Беззаботных вельмож,
что под сенью бамбуковой рощи
коротают досуг,
рисовать на шелку закончил —
и отправился выпить чаю…

*<>*

Определяя танка как «вибрацию эмоций», Ито Сатио проповедовал субъективизм художественного восприятия и отказывался трактовать «сясэй» как объективистскую фиксацию окружающей действительности. Что, впрочем, не помешало ему опубликовать восторженное эссе «Сики, которого я боготворю».

*<>*

Сливовый сад.
Под дыханьем студеного ветра
облетает листва,
но на голых ветках осенних
уж набухли новые почки…

*<>*

Сайто Мокити, ученик Ито Сатио, проникшийся любовью к танка за чтением книг почившего к тому времени Сики, трактовал «отражение жизни» как слияние с изображаемым объектом вплоть до полного саморастворения.

*<>*

Прикоснулась к руке
язычком нежно-розовым кошка -
и в касании том
открывается мне впервые
бытия печальная прелесть…

*<>*

Облаков предрассветных
рассеялась белая мгла -
ярким солнцем согрета,
пролетая в утреннем небе,
окликает меня кукушка…

*<>*

На исходе весна.
В Асакуса, в старом квартале
развлечений ночных,
одинокий, спешит на север
со своей коляскою рикша…

*<>*

Танка заключает в себе элементы импровизации, поэтического наития, она словно сама рождается на гребне эмоции. Но каждое слово на счету, и поэтому очень важна символика - «язык чувств». Тоска разлуки ассоциируется с влажным от слёз рукавом. Облетающие вишни, пена на волнах говорят о непрочности, эфемерности бытия. Капельки слезинок превращаются в блистающие горошины жемчуга. Танка содержит множество постоянных, поэтических эпитетов, устойчивых метафор, каждое слово служит образом - что-то выражающим, на что - то намекающим.
В жизни столько прекрасных мгновений и лучший способ сохранить их - написать маленькое, но очень большое по внутреннему скрытому смыслу стихотворенье - танка.
И как сказал японский поэт Исикава Такубоку: «Есть особые мгновенья, они не повторяются дважды. Я с любовью вспоминаю эти минуты – мне хочется, чтобы они не прошли напрасно. Лучше всего их выразить при помощи такого короткого стихотворенья, как танка. Я пишу танка, потому что я люблю жизнь».

Японская поэзия продолжает жить и развиваться во всём многообразии своих жанров и форм. Но стержень всякой поэтической традиции составляет классика, на которую всегда равнялись и будут равняться мастера новых поколений. Как утверждал Басё, «без постоянного нет основы».




Источники:
1. Бреславец Т.И. Очер о японской поэзии IX—XVII веков. - Москва: Издательская фирма «Восточная литература» РАИ. 1994.
2. Боронина И.А. Девять ступеней вака. Японские поэты об искусстве поэзии. - Москва: Наука, 2006
3. Григорьева Т.П. Японская художественная традиция. – Москва: Наука. Главная редакция восточной литературы 1979.
4. Лунные блики. Классическая японская поэзия конца 19 и первой половины 20 в. Пер. с яп. А. Долина. – Москва: Наука. Главная редакция восточной литературы. 1991.
5. МАНЪЁСЮ (Собрание мириад листьев) в 3-х томах. Перевод с японского А. Е. Глускиной. - Москва: Главная редакция восточной литературы 1971.
6. Японская поэзия Серебряного века Танка Хайку Киндайси. В переводах Александра Долина. - Санкт-Петербург: Издательский Дом «Азбука-классика». 2008.