Обезьянья баллада

В огромных скругленных окнах уже золотился вечер,
Закатом над бухтой соткан и зыбью морской подсвечен.

Жара теряла на трапах тягучие капли сока
И с ветром соленый запах вливался в проемы окон.

На улочках перевитых дремала древняя память,
Был город ею пропитан насквозь ночными часами.

А там, где в тиши рассветной с причала слышались склянки, -
В окошке стояла клетка с тропической обезьянкой.   
   
И мимо толпы прохожих по тающему асфальту
Брели на жаре, - но все же ее обезьянье сальто

Притягивало их взгляды, смешком освежая лица,
К запущенному фасаду, к окну, где она томится.

И вроде бы отвечала она не в лад и глумливо
На смех внезапным оскалом, но были глаза-оливы,

Как память ее, печальны: корабль и боцман  угрюмый;
Кормушка, вода, дневальный;  темно в закоулке трюма.

И качка, и воздух с солью, недели мерного плеска,
И долгие дни неволи, и клетка, и занавеска.

Продели тонкие ручки сквозь прорези кофты желтой,
И смотрит с тоской горючей в окно, как чужие толпы

Смеются, проходят мимо, торопятся вдаль, к причалу,
И дальше, жарой томимы, - на пляж, под дикие скалы.

Там равнодушное море - ему никого не жалко –
В кудрявой пене прибоя перемывает гальку.

И только луна, немножко жалея, стелет сияньем
По морю свою дорожку туда, в края обезьяньи.