Портрет с бантиком

ПОРТРЕТ С БАНТИКОМ

– Пора запечатлеться! – сказала девочкина мама, однажды вечером вернувшись от соседки Гали.
– Для чего? – поинтересовался девочкин папа, на секунду вынырнув из телевизора.
– Для истории! – важно ответила мама, подняв указательный палец вверх.
Этот жест означал решительность, а говорить нерешительно девочкина мама не умела, и если она что-то решила, так тому и быть! 
– А-а-а… – протянул папа и на весь остаток вечера снова нырнул в телевизор.
Девочкину комнату было не узнать: шкаф перебрался на кровать, стул, стол и даже немножко прилёг на пол. «Надевай… повертись… улыбнись… снимай… надевай… повертись… улыбнись… снимай… не зевай… надевай…» – командовал парадом генерал как две капли воды похожий на девочкину маму, а девочка надевала, вертелась, улыбалась, снимала и зевала: детское время кончилось и пора спать. Утром следующего дня, аппетитно позавтракав, девочка с папой наблюдали за тем, как ловко мама управляется сначала – с утюгом, потом – с девочкой и папой, а позже, закутавшись в пальто и шубки, шарфы и шарфики и нахлобучив тяжёлые шапки, все вместе отправились запечатлеваться для истории. Весёлое солнце играло с воробьями, ребята (кто – на лыжах, кто – на санках) летели с горы, и на улице, как обычно, пахло свободой и праздником.
– Только платье не изомни! – строго сказала мама девочке на автобусной остановке. – В автобусе придётся постоять.
Нет ничего скучнее, чем ехать автобусом, наблюдая происходящее внутри, и не иметь возможности взглянуть, что делается снаружи. Пейзаж занимательней натюрморта уже потому, что никогда не кончается. Автобусные окна в пушистом инее, и ты скребёшь ногтем и терпеливо дышишь, и на окне появляется луночка, к которой припадаешь одним глазком, но увиденное в ней, искажаясь и мельтеша, имеет так мало общего с реальным, что тебе ничего не остаётся, как выдумать собственный мир. Смотреть в эту лунку примерно то же, что вглядываться в калейдоскоп: цветные стёклышки каждый раз ложатся по-новому, рисуя неожиданные узоры. Совсем скоро твой мир затягивается ледком, и ты снова скребёшь и дышишь, дышишь и скребёшь. Но сейчас к окну нельзя: надо беречь платье.

– Приехали! – произнесла девочкина мама, и все вышли из автобуса.
– Оплачиваем, раздеваемся, расчёсываемся, – заученно затараторила кассирша в холле фотоателье, не взглянув на посетителей. – Что заказываем?
– Три парадных портрета! – торжественно сказала девочкина мама.
– Так… с вас… двадцать три рубля семьдесят копеек, – как по клавишам пианино забегали быстрые пальцы по кнопкам горбатого кассового аппарата. – И зеркало в вашем распоряжении. Будете готовы, скажете.
– Сейчас… сейчас завяжем бантик… – рылась в сумочке девочкина мама. – Сейчас завяжем… бантик… бантик… где лента?.. лента где?..
Девочка пожала плечами.
– Ох! – плюхнулась на диванчик у зеркала мама. – Я ж её утюжила и на столе забыла…
– А утюг выключила? – вскочил с диванчика девочкин папа.
– Да выключила… выключила… Но какое это теперь имеет значение…
Мамино лицо отражало всю печаль мира.
– Готовы? – выпрыгнула кассирша из своей будочки и распахнула незаметную дверь рядом с диванчиком. – Проходим!
Девочка заглянула в соседнее помещение с высоким потолком.
– Ого! – удивилась она огромному солнцу и большому зонту. – У вас и дождь бывает?
– У нас всё бывает, – улыбнулся фотограф. – Всё, как у всех: и дождь, и снег, и радуга.
– А дождь когда?
– Когда дети плачут.
– А снег?
– Когда на фотографа исподлобья смотрят.
– А радуга?.. А-а-а… знаю-знаю!.. Когда смеются!
– Молодчина! Какая сообразительная у вас девочка! – ещё шире улыбнулся фотограф и взглянул на девочкину маму.
– Бывает... – отмахнулась она.
– Идёт коза рогатая за малыми ребятами, ножками – топ-топ! глазками – хлоп-хлоп!.. – заговорил фотограф, показывая девочке «козу».
– Я не маленькая! – отрезала девочка.
– Да-а-а?.. Ну тогда садись во-о-от на тот высокий стул!
Фотограф повернулся к девочкиной маме:
– Что будем делать?
– Три парадных портрета.
– Парадных?
– Ну да! Глянцевых, красивых таких… Я вчера у соседки Гали ваши портреты видела.
– Что-то не припомню, чтобы я вашей соседке свои портреты дарил.
– Какой вы непонятливый! Не ваши портреты, а ваши работы, – уточнила девочкина мама.
– Уже теплее, – снова улыбнулся фотограф. – И как вам мои работы?
– Одобряю, – кивнула девочкина мама. – Поэтому мы здесь.
– Рад. Давайте работать. Кто первый?
– Начнём с простого – с мужчины! Садись, – кивнула мама девочкиному папе.
На папу и в самом деле ушло не больше трёх минут.
– Кто следующий?
– Я… – робко отозвалась девочкина мама. – Но я ужасно нефотогенична.
– Не бывает нефотогеничных женщин – бывает мало плёнки, – засмеялся фотограф. – Но в нашем ателье с плёнкой полный порядок!
– Надеюсь, – поджала губы девочкина мама.
– А вы какие портреты хотите: большие или маленькие?
– Маленькие.
– Тогда вам нельзя улыбаться, – снова засмеялся фотограф.
– Не смешно! – отрезала девочкина мама.
– Раз-два-три-четыре-пять – не моргать!.. ещё разок попробуем… отлично… спинка прямее… смотрим на меня… и с тенью мерцающей полуулыбки… ну просто Мона Лиза… смотрим вверх… правая рука у подбородка… хор-р-рошо… теперь глазки вниз… левая рука касается волос… ага… улыбаемся чуть ярче… замечательно… и снова руки… нет, у вас не руки – у вас крылья!.. ну чистый лебедь… прекрасно… следующий!
– А со следующим проблема, – тут чистый лебедь вдруг превратился в девочкину маму.
– Какая проблема?
– Бантик забыли… – с тоской в голосе отозвалась она.
– Какой бантик?
– Красивый!
– Для чего бантик? – всё больше запутывался фотограф.
– Какой вы недогадливый!.. Для девочкиного портрета!
– А-а-а… – протянул фотограф. – Так это не проблема. Будет вам бантик!
– Вы и с бантиком сможете? – встрепенулась девочкина мама.
– Легко! Вам какой надо?
– Красивый!
– Ну это само собой. Я про цвет спрашиваю… Про материал… Капроновый? Атласный?
– Капроновый. Красивый. Пышный.
– А цвет?
– М-м-м… А с цветом вы сами разберитесь… Какой к платьицу подойдёт. Ладно?
– Ладно. Бантик будет в лучшем виде, но через месяц. Очень много заказов! – чиркнул большим пальцем себя по шее фотограф. – И всем надо срочно и только в этом месяце! Будто в следующем увековечиться будет поздно… Так, пока я не забыл, записываю: портрет девочки с бантиком… Готово!.. Ну-с, ребёнок, поехали!
– Ага! – обрадовалась девочка.
– Улыбайся и смотри сюда. Сейчас… вылетит…
– А вот и не вылетит! – возразила девочка.
– Да-а-а?.. – удивился фотограф. – А ты откуда знаешь?
– Эти сказки малышам рассказывайте, а я уже скоро в школу пойду! – нахмурилась девочка.
– Идёт! – улыбнулся фотограф. – Тогда скажи: почему объектив круглый, а фотографии получаются прямоугольные, а?
– Когда пойду, тогда узнаю. И вам скажу, – очень серьёзно ответила девочка. – А у вас фотопарат умный?
– Не «фотопарат», а «фотоаппарат», – поправила девочкина мама.
– А фотопарат вас слушается? – продолжала девочка.
– Говори правильно! – занервничала девочкина мама.
– А фотопарат меня красиво снимет? – никак не унималась девочка.
– Упрямый ребёнок! Растёт на лес глядя! – сдвинул брови девочкин папа.
Девочка замолчала и вдруг как-то сникла. Она опустила голову и свесила со стула ноги.
– Устала? – огорчённо спросил фотограф. –  Понимаю…
Девочка смотрела на всех исподлобья. И, кажется, в фотостудии начался снегопад.
– Ещё каждая сосиска из себя колбасу строит! – буркнул под нос девочкин папа. 
– Ой, чуть не забыла! – оживилась девочкина мама. – Вы нам сразу портреты делайте.
– Как это сразу?.. Так не бывает, – стал объяснять фотограф. – Сначала нужно посмотреть контрольные снимки, и если вам понравятся, сделаем портреты.
– Понравятся-понравятся! – закивала девочкина мама. – Некогда мне к вам бегать. И с работы не отпустят. Говорю же: у соседки ваши портреты… ой… то есть ваши работы видела… понравятся! Даже не сомневайтесь!
– Ну смотрите… – улыбнулся фотограф.
– Ага, – снова кивнула девочкина мама. – Только бантик не забудьте!
– Будет бантик! Всё, как договорились… А чек на минутку можно?
Девочкина мама протянула чек. Фотограф сунул в него нос:
– Бантик будет... Но за отдельную плату… Вы заплатили за портреты, а за бантик доплатите при получении заказа… Да-да, с доставкой на дом… В вечернее время… Через месяц.

– Этого следовало ожидать! Только бы мимо кассы! Только бы честных людей обманывать! – всю дорогу домой возмущалась девочкина мама. – Хапуга! Халтурщик!
– Ну почему сразу халтурщик? Галины портреты похожи? – пытался войти в ситуацию девочкин папа.
– А ты хотел, чтоб за такие деньги люди себя не узнавали?! – не унималась девочкина мама. – Три портрета – ползарплаты!
– Ну, допустим, не ползарплаты. А если и так, вторая половина полностью в нашем распоряжении, – успокаивал маму девочкин папа.
Тут наконец подошёл автобус и все сели и поехали. Мама с папой ещё долго говорили о своих взрослых делах, а девочка радовалась, что её не замечают и можно ногтем скрести морозное стекло, и дышать на окно, и, прижавшись лбом, разглядывать в луночку свой мир, цветной и хрупкий, как стёклышки в калейдоскопе. 
– А когда мы мне калейдоскоп купим? – заёрзала на сидении девочка.
– Купим-купим, – отмахнулась мама. – На день рождения.
– Ура… – грустно выдохнула девочка.
До дня рождения нужно было снова жить без калейдоскопа ещё целых шесть месяцев.

Обещанный фотографом месяц прошёл в томительном ожидании, и в один из вечеров, когда оно стало совсем невыносимым, в дверь позвонили.
– Я открою! – бросилась к двери девочкина мама.
На пороге стоял фотограф с потёртым портфелем в руке.
– Извините за поздний визит. Ну очень много заказов! – привычно чиркнул себя фотограф пальцем по шее. – И всем надо не завтра, а вчера!
Он рылся в портфеле, доставал разноцветные прямоугольные папки с номерами и снова засовывал их в портфель и вдруг воскликнул:
– Любуйтесь!
Девочке тоже захотелось любоваться, и она подошла ближе. Фотограф распахнул папку с портретами. С первого – в полуулыбке и синем платье с вырезом лодочкой, в причёске, серёжках, помаде и духах на девочку смотрела мама, со второго – в коричневом строгом костюме, нежно-розовой рубашке и новеньком лиловом галстуке в клетку в девочку вглядывался папа, с третьего – на девочку исподлобья глазела… девочка.
– Это не наша девочка! – всплеснула руками девочкина мама.
– Как это не ваша? – опешил фотограф.
– Не наша – и всё тут!
– Та-а-ак, давайте разбираться, – он внимательно посмотрел сначала на девочку, потом на портрет. – Лоб девочки?
– Девочки.
– Подбородок девочки?
– Девочки.
– Уши девочки?
– Девочки.
– Так почему это не ваша девочка?
– Платье не её! – выпалила девочкина мама.
– Портрет – это не сходство, а настроение! Все фотографии точны, но ни одна из них не является правдой! – по-ораторски задрав голову и подняв указательный палец вверх, громко провозгласил фотограф.
Повисла тишина.
– А бантик где?.. – шёпотом вдруг спросила девочкина мама.
– А это что?.. – ткнул фотограф в девочкин портрет.
По углам портрет был схвачен красной капроновой лентой в белый бархатный горох, а в нижнем углу справа сидел симпатичный бантик.
– Так я ж на голове просила… – руки девочкиной мамы медленно поползли вверх. – Вот тут… – она дотронулась до своей макушки. – Вот такой… –  сложила она ладони полукругом и водрузила себе на голову огромный воображаемый бант.
– Не-е-ет… это не бант… Это целая корона! – выдохнул фотограф. – Это не ко мне… это вам в другую сказку надо… А тебе нравится? – посмотрел он на девочку.
Она радостно закивала.
– Устами младенца, как говорится, – улыбнулся фотограф. – А с вас ещё трёшка… за бантик!
«Странные эти взрослые, – рассуждала про себя девочка, – не всё ли равно, где окажется бантик, когда его оставили дома…»