Можно петь на какую-нибудь одесскую музыку
Жил-был в Одессе Моисей Ароныч Шлянин,
Известен был по кличке Мойша Египтянин,
По картотеке стопроцентно криминален,
По ём рыдала вся одесская тюрьма.
Но вот однажды, наплевав на все фасоны,
Всю банду дуриком накрыли фараоны
И подготовились к торжественному шмону.
А ночь такая – аж египетская тьма!
Наш Моисей – не будь еврей! – он не был трусом.
«Разуться всем, и на восток ползём на пузе,
И группируемся в степи за Красным шлюзом», –
И револьвером по чинарику черкнул.
И в предвкушеньи тёрли руки фараоны.
Начальник Блюхерхерц скомандовал: «По коням!
Гони их к шлюзу, и нехай воны потонут!»
И красный орден на груди его блеснул.
Механик шлюза Шуня Шмульц был пьян до мушек.
И тут послышалась вдали стрельба из пушек,
Ему ж мерещится нашествие лягушек –
И с перепугу разом шлюз опорожнил.
И Моисеева кодла возликовала,
По дну спокойно через шлюз перебежала.
А фараонова команда опоздала,
Поскольку шлюз опять водой наполнен был!
И вот вся шобла на фатере тёти Маши –
Она кормила их неделю манной кашей.
Потом тихонько разбрелись по нашей Рашше
И залегли на дно на целых сорок лет.
В Египете мечутся монгольские татары.
А Моисею что? Он пишет мемуары:
«Пусть люди новые помучатся над старым –
И будет Ветхим называться мой завет!»
Ветхое дело
© Copyright: Андрей Ал Васильев, 2018
Свидетельство о публикации №118030610000
Свидетельство о публикации №118030610000
Рецензии
Привет, Андрей! Всё забываю спросить,и чего это ты так еврейские темы любишь, вроде северянин?))
Но зацепило, не удержался:
На ветхой лавочке в малиннике, на даче,
Сидел поэт и улыбался по-ребячьи,
Решив по химии все главные задачи,
Он про евреев что-то страстно сочинял.
Там был Египет и была Одесса-мама,
И фараон был то ли Мойша, то ли Зяма,
У тети Моти он татар собрал на саммит,
А сам залёг в гробницу и свалил в астрал.
Трубили горны и молились арамейцы,
Но тут в будённовках пришли красноармейцы,
А самый главный на коне Иосиф Крейцер,
Который так любил сонаты перед сном.
Тут за забором закричал павлин истошно,
Поэт проснулся, огляделся осторожно,
И, вспомнив сон, подумал: "Вот сюжет роскошный!" -
И стал записывать приснившийся дурдом!
Александр Гаджиев Малаховка 21.09.2022 16:54 • Заявить о нарушении
Но зацепило, не удержался:
На ветхой лавочке в малиннике, на даче,
Сидел поэт и улыбался по-ребячьи,
Решив по химии все главные задачи,
Он про евреев что-то страстно сочинял.
Там был Египет и была Одесса-мама,
И фараон был то ли Мойша, то ли Зяма,
У тети Моти он татар собрал на саммит,
А сам залёг в гробницу и свалил в астрал.
Трубили горны и молились арамейцы,
Но тут в будённовках пришли красноармейцы,
А самый главный на коне Иосиф Крейцер,
Который так любил сонаты перед сном.
Тут за забором закричал павлин истошно,
Поэт проснулся, огляделся осторожно,
И, вспомнив сон, подумал: "Вот сюжет роскошный!" -
И стал записывать приснившийся дурдом!
Александр Гаджиев Малаховка 21.09.2022 16:54 • Заявить о нарушении
Я вот чего подумал: чего-й-то меня и вправду на химии зациклило. Можно химию отовсюду убрать, если тебя от неё коробит, вставим чего-нибудь другое: например, аграрные задачи, ремонтные, садовые, м? А то, с химией, получается только для тех, кто тебя хорошо знает.
Александр Гаджиев Малаховка 21.09.2022 17:26 Заявить о нарушении
Александр Гаджиев Малаховка 21.09.2022 17:26 Заявить о нарушении
Подредактировал. И продолжил.
На ветхой лавочке в малиннике, на даче,
Сидел поэт и улыбался по-ребячьи,
Решив все главные садовые задачи,
Он про евреев что-то страстно сочинял.
Там был Египет и была Одесса-мама,
И фараон был то ли Мойша, то ли Зяма,
У тети Моти он татар собрал на саммит,
А сам залёг в гробницу и свалил в астрал.
Трубили горны и молились арамейцы,
Но тут в будённовках пришли красноармейцы,
А самый главный на осле Иосиф Крейцер,
Который так любил сонаты перед сном.
Тут за забором закричал павлин истошно,
Поэт проснулся, огляделся осторожно,
И, вспомнив сон, подумал: "Вот сюжет роскошный!" -
И стал записывать приснившийся дурдом!
А через час он пробудился в самом деле,
И обнаружился в каком-то странном теле,
Как будто он не человек, а старый терем,
А на коньке, на шпиле, вертится петух.
Петух внезапно, раза три, прокукарекал,
Поэт проснулся, наконец, обычным греком,
И сразу раков побежал ловить на реку,
Но по дороге сел на лавочку и стух.
Так он бродил по снам, без малого, лет сорок,
И каждый сон ему стал бесконечно дорог,
Не просыпаясь, написал тогда он Тору,
Где всё изложено, как есть, по чесноку.
Как он бродил-бродил, и вот забрёл на дачу,
И как на лавочке уснул за чашкой чачи,
Но Нифертити из малины, на удачу,
Ему шепнула прямо на ухо: "Ку-ку!".
Александр Гаджиев Малаховка 22.09.2022 18:51 Заявить о нарушении
На ветхой лавочке в малиннике, на даче,
Сидел поэт и улыбался по-ребячьи,
Решив все главные садовые задачи,
Он про евреев что-то страстно сочинял.
Там был Египет и была Одесса-мама,
И фараон был то ли Мойша, то ли Зяма,
У тети Моти он татар собрал на саммит,
А сам залёг в гробницу и свалил в астрал.
Трубили горны и молились арамейцы,
Но тут в будённовках пришли красноармейцы,
А самый главный на осле Иосиф Крейцер,
Который так любил сонаты перед сном.
Тут за забором закричал павлин истошно,
Поэт проснулся, огляделся осторожно,
И, вспомнив сон, подумал: "Вот сюжет роскошный!" -
И стал записывать приснившийся дурдом!
А через час он пробудился в самом деле,
И обнаружился в каком-то странном теле,
Как будто он не человек, а старый терем,
А на коньке, на шпиле, вертится петух.
Петух внезапно, раза три, прокукарекал,
Поэт проснулся, наконец, обычным греком,
И сразу раков побежал ловить на реку,
Но по дороге сел на лавочку и стух.
Так он бродил по снам, без малого, лет сорок,
И каждый сон ему стал бесконечно дорог,
Не просыпаясь, написал тогда он Тору,
Где всё изложено, как есть, по чесноку.
Как он бродил-бродил, и вот забрёл на дачу,
И как на лавочке уснул за чашкой чачи,
Но Нифертити из малины, на удачу,
Ему шепнула прямо на ухо: "Ку-ку!".
Александр Гаджиев Малаховка 22.09.2022 18:51 Заявить о нарушении