Как девочка не стала обладательницей новомодного и

КАК ДЕВОЧКА НЕ СТАЛА ОБЛАДАТЕЛЬНИЦЕЙ НОВОМОДНОГО ИМЕНИ

Девочкина мама наконец выбрала имя для своей девочки – новомодное, витиеватое и ужасно красивое! Девочкиному папе оставался сущий пустяк: выучить его, чтобы получить самый первый и главный девочкин документ. Вот только имя папе никак не давалось.
– Повтори, пожалуйста, – в миллион первый раз терпеливо просила девочкина мама.
Девочкин папа молчал и смущённо теребил рукав рубашки.
Девочкина мама снова произносила вслух оригинальное имя, чем бесконечно длила муку девочкиного папы:
– Повтори!
– Забыл, – ёжился он и существенно уменьшался в размерах.
Но девочкина мама и не думала отступать. Со стороны всё происходящее напоминало игру, если не знать того, что девочка уже три недели жила без имени и документа, а значит, без судьбы. И тут вдруг в голове девочкиного папы прояснилось: он без конца повторял экстравагантное имя и ни разу не сбился.
– Ф-фух-х-х! – облегчённо выдохнула девочкина мама, потому что самый важный в маленькой девочкиной жизни документ – свидетельство о её рождении – был почти в мамином кармане. Оставалось за ним сходить. Девочкиному папе. И он пошёл.
– Без документа не возвращайся-а-а! – неслось по улице откуда-то сверху.

Надо сказать, что девочкин папа – просто красавчик. Ну и девочка, понятно, вся в него. Он всегда нравится разным чужим тётенькам: толстым и худым, низким и высоким, брюнеткам и блондинкам, курносым, горбоносым и всяким. Но разве тебе дело до каких-то тётенек, когда дома у тебя молодая прелестница жена и малютка-дочь? Папа шёл и не замечал клубящихся пчелиным роем у самого его носа чужих нарядных тётенек, папа шёл – и солнце улыбалось во весь рот, папа шёл – и ласточки носились над его головой, папа шёл – и кузнечики играли свой главный скрипичный концерт, ландыши звенели, шмели жужжали, деревья врастали в облака, а папа шёл не останавливаясь. И всё это означало одно: девочка родилась и жизнь прекрасна!..
– Как назвали новорождённого? – спросила строгая толстая тётенька в бордовом трикотажном платье со стогом каштановых волос, намертво заклеенных лаком, и огненно-красной помадой на тонких губах.
Только теперь девочкин папа заметил перед собой на столе почти готовенький девочкин документ. Дело было за малым: вписать имя ребёнка. И тут у девочкиного папы словно пропала речь. Строгая тётенька стоически выдержала паузу и, для пущей важности поправив лаковый стог на голове, выразительно посмотрела на девочкиного папу. Он молчал и думал о том, что стог сложен основательно и закреплён капитально и до конца тётенькиной рабочей недели обязательно выстоит. «Хватит на века…» – бренчало в голове девочкиного папы. Других мыслей, к сожалению, не забредало.
– У вас девочка или мальчик? – процедила тётенька сквозь огненно-красные ниточки, возложив пухленькие ручки с алым маникюром и тремя золотыми перстнями на свою пышную бордовую трикотажную грудь.
– Де… – вышло у девочкиного папы.
– Пре-красно! – оживились огненно-красные ниточки. – И её зовут?..
Девочкин папа только морщил лоб и сосредоточенно чесал в затылке. «Лучше б у меня пропала речь, но а память всё-таки осталась», – думал он. Девочкин папа снова забыл новомодное имя девочки. И теперь уже навсегда. Он с грустью смотрел на кончик тётенькиной красивой перьевой ручки и видел, что на нём больше не блестит чернильная капелька и в чернильнице чернил осталось ровно на одно короткое имя.
– И её зовут! – громыхнуло и, кажется, даже сверкнуло где-то совсем рядом, и девочкин папа подумал, что его наконец убило грозой.
В это мгновение, видно, он очень побледнел, потому что строгая тётенька вдруг бросилась к нему и стала предлагать всё подряд, чего никогда и никому не предлагала: сначала – стул, потом – воды, позже – ветерок из вентилятора и в конце концов – умную важную книгу в синем переплёте. Книга называлась просто и внятно – «Словарь собственных имён русского языка». После предисловия и внушительного списка условных обозначений и сокращений длинной стройной колонной в ней шагали мужские имена.
– У нас ведь де? – улыбнулась толстая тётенька, схватившись за соломинку, зная, что теперь спасутся и те, кто отродясь не умел плавать.
– Де… – улыбнулся в ответ девочкин папа.
Они понимали друг друга даже не с полуслова, а с одного слога. И умной важной синей соломинкой был словарь.
– Прекрасно! – засияла тётенька.
А солнце за окном уже не улыбалось.
– Предлагаю начать с буквы «А», – деловито сказала она, распахнув перед девочкиным папой великое обаяние женского начала, представленное дамскими именами.
– Угу, – отозвался он.
И понимая, что:
– возвращаться без документа к девочкиной маме небезопасно…
– лишний раз справляться у неё об имени рискованно.
– день клонится к вечеру?
– административная тётенька сейчас поцокает домой?!
– в русском языке ну о-о-чень много букв!
– и весь мир почему-то против девочкиного папы!!!
он решил отыскать имя самостоятельно и во что бы то ни стало! Для этого ему вполне хватало всеобъемлющей первой буквы алфавита. И, раскрыв словарь на волшебной букве «А», он, не целясь, ткнул пальцем в строку:
– Это! – обрадовался девочкин папа.
– Прекрасно! – растянулись в улыбочке огненно-красные ниточки, а алый маникюр уже выводил искомое каллиграфическим почерком, каким в прописях первоклашки выводят свои первые счастливые слова.
Девочкин папа сиял, как медный пятак. Как пригоршня медных пятаков!
– Получите! – дунула на написанное пером административная тётенька и торжественно протянула для пожатия свою пухленькую короткую золотую ручку и самый главный в трёхнедельной девочкиной жизни документ. – Приходите ещё! – добавила она на всякий случай.
– Ага… – буркнул девочкин папа уже где-то за дверью. – Как бы не так!..

Девочкина мама с девочкой на руках давно ждала у дома и светилась от счастья: свидетельство о рождении лежало у неё в кармане. Почти. Почти потому, что его пока всё ещё держал девочкин папа. Она подошла, и тихим лучом солнца ей на руку лёг долгожданный документ. Раскрыв солнечную книжечку, девочкина мама светиться перестала.
– Как ты мог… – только и произнесла она.
И тут девочкиного папу во второй раз убило той же грозой. Он не нашёлся с ответом: мёртвые и виновные молчат. Он потупил голову и вдруг зацепился взглядом за одуванчик, торчащий в самом неподходящем месте: прямо на дорожке, ведущей к дому. Раньше этого цветка девочкин папа не видел. Одуванчик отцвёл, но всё ещё бережно хранил в себе простую формулу истинной гармонии, где лёгкое и невесомое – «воздушность», «прозрачность», «полёт» – уживается с крепким «стебель», цепким «корень», тяжёлым «почва» и беспрекословным «ступня». Девочкин папа хотел было сорвать цветок, но раздумал. Он лёг на землю, и одуванчик оказался у самого его носа. Девочкин папа с интересом рассматривал тоненькие белёсые волосинки с хохолками, похожие на парашютики, причудливо собранные в пушистый шар, а потом осторожно дунул – будто благословил – и парашютики плавно поплыли в небо.    
– Ангелки… – прошептал девочкин папа.
Девочкина мама ничего не говорила. Она просто была счастлива: на её руках в белом кружевном свёрточке, подхваченном шёлковой розовой лентой, сладко сопел носиком их ангелок.

Ткнув наугад пальцем в словарь, девочкин папа попал в небо – в самую его серединку: своему ангелку он дал имя святой, которую чествует церковь в день рождения девочки. «Случай – псевдоним Бога, когда он не хочет подписаться своим собственным именем».