Рыжие домашние муравьи, или Жареная куриная нога

РЫЖИЕ ДОМАШНИЕ МУРАВЬИ,
ИЛИ ЖАРЕНАЯ КУРИНАЯ НОГА ЗА ОДЁЖНЫМ ШКАФОМ

– В мире насчитывается более шести тысяч видов муравьёв. Но в квартире или в доме могут поселиться всего два… вида – рыжие домашние муравьи и красные… – вслух читала девочкина мама.
– А сколько нужно домов, чтобы поселить всех этих муравьёв? – размышляла про себя девочка, сидя на табурете и болтая ногами. – И здорово, что у нас только два… то есть один… муравей… то есть вид…
– …благодаря своим маленьким размерам, рыжие муравьи способны проникать в самые неожиданные места. И, если не принять соответствующих мер, скоро вы обнаружите незваных гостей не только на кухне, но и в собственной постели... – продолжала девочкина мама.
– Мамочка, а что такое «соответствующие меры»? – нервно ёрзала на табурете девочка.
– Не мешай! Тебе давно пора в постель, – отрезала девочкина мама.
– В постель?.. а вдруг там… – осеклась девочка.
Это страшное «там» основательно застряло у неё в горле. И захотелось прокашляться или выпить стаканчик «Буратино»… С маминым халатом она спала, с лягушатами и улитками под кроватью – спала. И даже с мухой: муха – на окне, девочка – в постели. А с муравьями… нет, с ними спать она уж точно не будет! Ни за что!.. 
– …муравьи всеядны и питаются как сладостями, так и мясными продуктами. Муравьи – переносчики различных опасных инфекций, заболеваний и вирусов. Прогулявшись по мусорному ведру или посидев на трупе какого-нибудь животного, например, крысы, они влезут к вам в хлебницу и потопчутся по хлебу, который вы употребите в пищу, – грозовым эхом звучал голос девочкиной мамы. – К тому же муравьи очень больно кусаются…
– …ой! – вскрикнула девочка и спрыгнула с табурета. – Укусили! Укусили! – запрыгала она на одной ноге.
Но девочкина мама ничего не слышала. Она готовилась к решающему сражению:
– Для борьбы с муравьями понадобятся: пылесос, швабра, средство для мытья полов с хлором, мелок от тараканов, аэрозоли от летающих и ползающих насекомых, борная кислота, мёд, сахар, фарш, уксус, красный молотый перец, ботва томатов, нюхательный табак, корица, полынь, дрожжи, разрыхлитель…
– …наверно, у этой тётеньки были и швабра, и мелок, и ботва томатов, и нюхательный табак, а муравьи всё съели… а потом принялись за конфеты, зефир, вафли и мороженое… – вздохнула девочка. – И котлеты… и курицыны ноги… и печёнку… – лукаво улыбнулась она.
– Постарайтесь найти муравьиное гнездо. Аэрозольный баллончик с «Дихлофосом» держите наготове. Заметив скопление муравьёв, брызгайте немедленно. Враг будет повержен! – торжествовала девочкина мама. – Если после того, как вы уничтожили гнездо, по кухне продолжают лазить муравьи, то в вашем доме есть ещё одно гнездо, – разочарованно произнесла она. – Обработайте дом специальными мелками. Муравьи полакомятся ядом и на своих лапках принесут его детям и маткам в гнёзда, чтобы вскоре погибнуть и больше не хозяйничать в вашей квартире…
Девочка, давно потерявшая нить повествования, сейчас запуталась окончательно: если гнёзда – птичий домик, то причём здесь муравьи? Дальнейшее мамино чтение радуг не предвещало:
– Полейте муравейник крутым кипятком… муравьи не терпят запах одеколона… в каждом доме имеется уксус… регулярно выносите мусор… пару раз в неделю пылесосьте ковры… влажная уборка – залог успеха… жидкую приманку разлейте в мелкие блюдца и поставьте на муравьиных дорожках…
Больше всего на свете девочка боялась злых горных троллей (о, братья Гримм! о, Эдвард Григ!) и Синюю Бороду. Теперь они выглядели куда как симпатичней… 
– Итак, в бой! – резко встала со своего табурета девочкина мама, гордо вскинув голову. – А пока – в постель!..
       Ночью девочке снилась война. Целых две войны.
Сначала – Великая Отечественная. Гудящие самолёты заставляли глубоко зарываться и лежать неподвижно, притворяясь мёртвыми, ухающие «Катюши» глушили и сотрясали землю так, что она уходила из-под ног, пулемёты, надрываясь и захлёбываясь, нескончаемой серебряной нитью прошивали чёрное дырявое пространство, хищные прожекторы шарили в поисках добычи, выхватывая из спасительной тьмы девочку и её маму. Барабанные перепонки обещали вот-вот лопнуть. Дышать было нечем. И вдруг девочка увидела себя со стороны. Как в кино. Она бежала по дымящимся развалинам с вытянутыми вперёд руками. Глаза её были закрыты, немой рот распахнут. Она помнила: с таким ртом на суше умирает рыба. И кто-то чужой отчаянно и протяжно кричал за девочку её голосом: «Ма-а-а-а-а-ма-а-а-а-а-а-а-а-а-а!..». Девочка знала, что мамы больше нет: её убили фашисты. Стройными широкими колоннами под бессмертную музыку Шостаковича спускались они из вентиляционной кухонной решётки по стене, пробивались между разноцветными плитками на полу и плавно перетекали на стенку важного новенького белого буфета с тремя дверцами и блестящими стёклами. Там, в буфете, на розовой пластмассовой тарелке всегда лежал хлеб. И что только не делала девочкина мама, чтобы они напрочь забыли свои торные пути в хлебную лавку! Но стоило как следует постучать отрезанным куском хлеба по столу, сразу становилось понятно, что и эта битва девочкой и её мамой снова бесславно проиграна... Девочка люто ненавидела фашистов. Фашисты были рыжими. Как муравьи… Шаг за шагом мощные колонны таяли, как высокие грязные сугробы под улыбчивым мартовским солнцем, и напоминали собой жалкие остатки наполеоновской армии под Бородино. Это была уже другая – не менее трагичная война и блистательная победа – Отечественная война 1812 года. И девочкина мама выступала вперёд великим полководцем Кутузовым, в парадном мундире, с биноклем, верхом на коне. Она била по врагу прицельно и беспощадно и, к счастью, имела оба глаза…

– Прожевала? – громыхал из зала девочкин папа. – Открывай рот – проверка!..
Нужно сделать так, чтобы во рту, набитом жирным варёным не поддающимся пережёвыванию мясом, на которое и смотреть противно, не то чтобы притронуться или добровольно положить себе в рот, ничего не было. Иначе обедать до ужина! А у девочки в животе – не свалка и не унитаз для какашек. И она ни-ког-да не будет глотать эту гадость! Поэтому сначала – терпение, мой друг, терпение, а потом – сноровка и ловкость языка…  Спрятать за щёку не выйдет: может обнаружиться в самый неподходящий момент. Есть место верней – под языком. После тревожного сигнала «проверка» надо молниеносно, одним движением затолкнуть какашки под язык и мгновенно открыть рот, как можно дальше высунув язык. Почти до папы. Пусть он думает, что язык у девочки, как у змеи. Зато чем дальше высунут язык, тем крепче прижаты какашки. Чем крепче прижаты какашки, тем надёжней зарыт твой кладик. Чем надёжней зарыт твой кладик, тем светлей перспектива не обедать до ужина. А на ужин какашки не подают!..
Папа со знанием дела обследует девочкин рот и, довольный собой, сухо цедит: 
– Хорошо, иди.
В отличие от папы, девочка обладает большим знанием, потому как, кроме папиного, она знает ещё и своё дело. А папа о девочкином – ни сном ни духом. Как-то так устроено в мире, что маленький человек о взрослом знает столько, сколько взрослый не знает о себе и о маленьком, вместе взятых.
       Кроме какашек, в девочкиной жизни есть борщ и щи, грибной и гороховый супы, картофельное пюре и макароны, рис и гречка, куриные ножки и свиная печёнка, котлеты и биточки, тефтели и отбивные, рагу из говядины и запечённый с овощами карп. И это добро надо куда-то девать, потому что невозможно всё и всегда съедать до последней крошки. Если б в животе у девочки был большо-о-ой мешок для еды, как у Деда Мороза для подарков, тогда другой разговор. Но мешок у неё – с вершок. Не мешок – мешочек, где вмещается одна… ну две капельки. Вот и приходится несмышлёнышу ежедневно решать три вечных вопроса русской интеллигенции: кто виноват? что делать? и куда уехал цирк? Верный ответ на первый вопрос она сформулирует позже. Третий – вовсе не вопрос: цирк никуда и не думал уезжать, и в следующее воскресенье девочка с мамой утонут в уютных бархатных креслах в седьмом ряду, а на арене в огненное кольцо для них будут прыгать львы и тигры, в ярких юбочках на задних ногах танцевать слоны, из хоботов выпуская вверх весёлые фонтанчики, и гордые белые лошади с длинными гривами мчаться и мчаться по кругу… А клоун обязательно даст подержать на указательном пальце правой руки свой волшебный крутящийся шар. Так обещала мама, если девочка целый месяц будет хорошо себя вести… Второй вопрос упрям, угрюм и неуступчив. Как гора. Но «умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт». И то, что не вмещается в тебя, может свободно вместиться в кого-то или во что-то другое. Точней, за что-то другое. Нет, не за карамельку, не за один мыльный пузырик. И даже не за дожёвывание давно дожёванной жвачки из Танькиного рта. Вместиться за что-то другое – значит спрятаться или спрятать. На кухне – за газовую плиту или холодильник, в девочкиной комнате – за надёжный одёжный шкаф.
– Господи, это что за кровавая река на полу? – в испуге всплёскивает руками девочкина мама, входя на кухню.
Девочка бледнеет и роняет виноватый взгляд на реку, несущую кровавые воды к её жёлтым тапочкам. «Стремите, волны, свой могучий бег!..»… По-байроновски не выходит, потому что не река это, а обыкновенный мамин борщ… из-под газовой плиты…
       С первым блюдом не договориться. Супы всегда выдают: сначала – себя, потом – девочку. Со вторым – проще. Оно не течёт, но меняется: в цвете, размере и запахе… Если папа в зале смотрит телевизор и сидит в кресле, то можно на цыпочках пробраться в свою комнату и на пару дней зарыть кладик за шкафом. Главное – не забыть разрыть и смыть в унитазе до маминой субботней уборки. А если папа в зале смотрит телевизор и сидит на диване, то пройти в комнату невозможно. Остаётся кухня: за холодильником – временное убежище, за газовой плитой – вечный могильник (до очередного ремонта через пять лет). Время девочке выпало пятилеточное. Помните, у Маяковского:

Я
      планов наших
                люблю громадьё,
размаха
        шаги саженьи.
Я радуюсь
          маршу,
                которым идём
в работу
        и в сраженья...

И «планов громадьё» строится не на год, не на три – на пять лет вперёд! А девочкина страна и девочкина мама – одно целое. Поэтому курицыны ноги за газовой плитой найдутся не раньше, чем через пятилетку… А просто выбросить в мусорное ведро – значит сдать себя с потрохами: прежде чем выпустить девочку из кухни, папа предупредительно снимает крышку и заглядывает в ведро. И вылить в унитаз не получится: все «дела» надо делать до еды и в туалет нельзя. И – наконец – основное правило в доме: посуда любит чистоту. И тарелка должна улыбаться! Во что бы то ни стало! 

Я с теми,
        кто вышел
                строить
                и месть
в сплошной
        лихорадке
                буден.
Отечество
        славлю,
                которое есть,
но трижды –
        которое будет...
 
А кто сказал, что дом, в котором ты живёшь, – не Отечество?..

…И никак не приходило в мамину изящную светлую головку, что виновницей рыжемуравьиного нашествия, возможно, чу-у-уточку была девочка. Кто-то же должен иметь привычку доедать свиные котлеты, ставшие мшистыми камушками, и побуревшие высохшие худые жареные куриные ноги за газовой плитой…