Владимир Крайнев. О творчестве Лидии Соловей 1

ЛЮБВИ БОЖЕСТВЕННОЙ -БОЖЕСТВЕННЫЙ УДЕЛ
   (Монография,фрагменты - часть 1)


Глава 1. МИЛЛЕНИУМ

Многим  из нас, особенно кто родился во второй половине века, удается пожить в двух столетиях. Моим современникам повезло: им предстояло проживать не только в двух веках, а в двух тысячелетиях. Миллениум надвигался неумолимо, и на счетчике лет машины времени вскоре произошло обнуление – появились три нуля, а вместо единички появилась двушка. Закончились два тысячелетия - наступило третье. Встретила миллениум и Лидия Соловей.
Она с детства посвятила свою жизнь музыке, но получила два образования – музыкальное и филологическое. Долгие годы обучала детей игре на фортепиано. Наиболее талантливые её ученики стали лауреатами многочисленных конкурсов, профессиональными музыкантами.
 
Обнулилось старое тысячелетие. И как знамение свыше к успешному музыканту, талантливому преподаватели стали приходить поэтические строки. Наверное, не случайно, ибо литературу и, в частности поэзию, Лидия страстно любила с детства. Музыкант села и записала свои первые рифмованные строки:

Пятница. Пять пополудни.
Тень от креста под откос.
Грех отреченья Иуда
В сад Гефсиманский принёс.

Пятница. Плачет блудница.
Криком кричит Алконост.
Дня проплыла колесница.
Жертву приносит Христос.

Пятница. Пятится время.
Вечности выгнулась ось.
Близится Воскресенье.
Лет исчисленью вбит гвоздь.

На первый взгляд, Лидия не сказала ничего нового. Все факты, которые привела она в своем стихотворении, давно известны и страсти об этом событии кипят два тысячелетия подряд. Но…
В литературе, особенно в поэзии,  важно не что сказать, а как! Последняя строчка - «вбит гвоздь» -  отзывается в мозгу читателя, как удар  по голове.  Удар молотка палача распинавшего Христа, удар по телу гвоздем. Гвоздем с которого и началось новое летоисчисление.
Читатель может сразу же возмутиться: «Позвольте! Новое летоисчисление началось не со времени распятия Христа, а с Его рождения. Но я и, конечно же,   Лидия Соловей не оспариваем непреложную истину. Вы правы, уважаемые читатели. Всё было так как вы сказали. Только, если бы Иисус Христос, взявший на себя грехи всех людей и неправедно распятый на кресте не был бы тем Богом, с явления которого в наш мир стало возможно заключение между Всевышним и людьми Нового Завета. Это и имела в виду Лидия Соловей, написав фразу: «Лет исчисленью вбит гвоздь». После этой фразы я не побоюсь сказать, что на стыке тысячелетий второго и третьего в России родился новый Поэт. И точку отсчета она поставила сама яркостью своего стиха. Какое потрясающее музыкально-ритмическое оформление заявленное рефреном в каждой строке поэта: «Пятница», «Пять пополудни», «Пятница. Плачет блудница», «Пятница. Пятится время».
Пятница пятится от ужаса так сильно назад, что ось Вечности -  время -  такое прочное и незыблемое, выгнулось в дугу. И тень от креста покатилась под откос. Покатилась и вмиг скрылась за горизонтом «дня колесница».
Столько написано живописных картин совсем в небольшом кратком стихотворении, которое достойно кисти великих мастеров-художников. Поэтому в краткий миг Лидия Соловей предстала перед глазами читателей сразу в трех ипостасях: музыканта, поэта и живописца. Она и держит каждым мигом творчества, а ко Времени и Вечности относится трепетно. Вот какая изумительная метафора возникла у Лидии в другом стихотворении:

Часы стучат, 
из Бытия вытягивая Время.
Мгновения, оцепенев,
Минут, выстраивают скучный ряд.

Неожиданный поворот. «Мгновения, оцепенев» - говорит Лидия Соловей, хотя мгновения – это постоянное, непрерывное движение времени. И они не могут, вроде бы, оцепенеть. Но в творчестве на своем пути Лидия не признает никаких препятствий и преград. Ведь и мы в быту говорим: «Прошло пять минут!», то есть, выстраиваем отрезки прошедшего и уже оцепеневшего времени в «скучный ряд».
   Какими изумительными красками нарисована у Лидии Соловей осень…               
                И обнажатся ветви, сняв
                Прелестной осени изысканный наряд.

 Необычны и приметы осенние: «наутро птицы улетят/ Процедят воздух решетом дождя». Сразу вспоминаются мелкие капельки нудного, затяжного осеннего дождя, будто просеянные через мелкое сито.
Но вернёмся от лирического отступления к Времени. Лидия Соловей умеет рассмотреть Время не только под микроскопом, под которым краткий миг превращается во вполне ощутимый промежуток, но и в динамике сумасшедшего темпа:

Как упоительны часы былого дня -
Минут скользящих дружная семья.
Лишь с появлением твоим
Готовы темном огневым
Они безжалостно уничтожать меня.
Секунд спешащих бешеный полет
Стрелы летящей ускоряют ход.
И только Вечность – тетива -
Так одиночества полна,
Что до мгновений никогда не снизойдет.

Сравнения Вечности с тетивой лука, из которого летят с бешеной скоростью секунды, беспрецедентно. Из этого сравнения рождается и другое: стрела лука Вечности идентична стрелкам ручных, настенных часов. Показывает автор и её величавость: она не снизойдет до мельтешащих под ногами мгновений, но гордыня её наказывается жестоко – Вечность одинока.
Если Вечность игнорирует маленькие частицы времени, мгновения, секунды, то в лирических стихотворениях Лидии Соловей устами героини, которая находится наедине с любимым человеком, каждая секунда на вес золота. Автор показывает важность для каждого из них  любого мгновения.

Касание кисти руки осторожно -
Рождественская белизна.
Начало исхода, чудес позолота,
И феей ночной тишина.
Качание в чаше часов величаво,
Секунды – столетий вожди.
Иголки на елке зарделись свечами
И нитями пали дожди.

Лидия Соловей опять поражает читателя парадоксальностью образа.  Разве может быть секунда вождем – повелителем века? Гипотетически  - нет. А практически в истории  бывали такие случаи, в которых секунда одного решения, действия запоминалась людям не только на века - на тысячелетия.
Взять хотя бы тот эпизод, с которого я начал исследовать творчество Лидии Соловей: «Лет исчислению вбит гвоздь».

В 2000 году Лидия издала свой первый поэтический сборник. На сегодняшний день их уже четыре. Автору никак не отойти от своего первого призвания - музыки. Она звучит почти во всех названиях книг поэта: «Музыка мига», «Поющий  сад», «Лидийский лад». И только самый первый стихотворный сборник Соловей назвала необычно – «Миры иные откровений…». Хотя если вдуматься и в этом названии звучит музыка откровения, ведь это по большому счёту и есть музыка души. Музыка духа…
Когда я стал изучать стихотворения книги «Миры иные откровений…», то сразу же обратил внимание на даты написания стихов. И изумлению моему не было предела – все они были написаны в первую половину 2000 года. Одно или два в июле, августе и сентябре. Чудеса! Лидия Александровна написала и издала книгу на одном дыхании. Время для творчества пришло, на поэта нахлынуло вдохновение и забурлила, закипела энергия. Вот что сотворил миллениум.
Но на этом первом достижении Лидия Соловей не остановилась. Во второй книге «Музыка мига»  большая часть стихотворений написана всё в том же 2000 году (миллениум оказался чересчур плодотворным для только что народившегося поэта). А оставшиеся стихи Лидия написала уже в третьем тысячелетие, совершенствуясь от месяца к месяцу, как быстро растущее дитя в руках горячо любящей матери.
- Откуда столько энергии взялось у поэта?  Почему у неё стихи выходят из-под пера так чётко и быстро, красивые и изящные, качественные, как монеты самой высокой пробы, которые чеканят на Монетном дворе в Петербурге – задавал я себе вопросы и сам отвечал на них:
- Она дорожит своим временем. И если хоть один день не задается и не будет таким плодотворным, как прежний, то она считает этот день погибшим, умершим. Но даже свою неудачу, кажущееся поражение превращает в победу.
 Лидия  пишет по этому поводу опять же стихотворение и называет свои стихи «Реквиемом».

Дремой сонной, похоронной – утра палачом,
Снег укутывает Землю саваном-плащом.
Старая земля устала травами цвести,
Спит под звездным одеялом Млечного Пути.
Спят поэты-пилигримы, странники дорог,
Снега хлопья стаей смирной сядут на порог.
И сейчас же убоятся теплого луча –
Жизни трепетной, прекрасной, светлого ключа.
Ключ серебряный, избранный утерял поэт,
Двери Вечности желанной, не открыв секрет.
День исчезнет. Снежной стаей сумрак наплывет.
Вечер, звуками истаяв, реквием споет.

Прочитав , подумал:
- Какой же это реквием? Это самая настоящая ода, да такая изящная, что залюбуешься: зимняя сказка.
Взять хотя бы первые строчки. Слова какие мрачные: палач, похоронная дрема, саван. А, оказывается этот неуют – обманчив.   На самом деле, снег падает на продрогшую от холода Землю, укрывая её матушку теплым пушистым одеялом. А дальше уже стараются небеса, накидывают сверху узорчатое покрывало из звездочек Млечного Пути. 
Зато поэты-пилигримы утеряли где-то в дороге серебряный ключ от Вечности.  Не всем удается открыть потаённую дверцу от входа на лестницу, которая могла бы привести к вершине творчества. А кто найдет этот заветный ключ, то неизвестно ещё – отыщет ли он нужную дверь?
Да, оказывается, что день-то не  умер, а только истаял, и вечер не реквиемом ему поёт, а колыбельную песню. Загорится утро , и день снова вступит в свои права.
 А рядом с «Реквиемом» на следующей странице Лидия Соловей поместила стихотворение, в начале которого заставляет ёжиться от холода, а в финале – одаривает улыбкой:

Дыханием холода  дальних миров
Мерцание лунной лампады.
Созвездия гроздью бесценных даров,
Осенних лесов листопады.
Велением вечных, вселенских ветров
Волнуются волнами воды.
Блистанием золота ста куполов
Сияют небесные своды.
Торопятся боги – творцы бытия –
Поведать живущим заветы.
И спит в колыбельке малютка-дитя,
Беспечный, не ведая это…

 Многие поэты Серебряного века оставили нам многочисленные описание природы. Лидия Соловей показывает в своих стихотворениях, преобразования природы, сравнивая их с чувствами и переживаниями людей:
 
Взгляд мимолетный, синих глаз раскосье.
Руки касание так бережно, легко.
В Твери бродила нищенкою осень,
Волнами нас окутало тепло.

Картина, написанная поэтом великолепна: синее небо еще не стало серым и, словно глаза, выглядывает из-за кучевых облаков. Неровные их кромки и придают взгляду раскосость.  Осень уже сбросила с деревьев золотые листья-лепестки и осталась без копейки, стала нищенкой, которая бродит, тенью скользя по своему бывшему богатству, брошенному под ноги  прохожих.
Вслед за осенью неумолимо приходят холода и метели. И вот уже Лидия показывает лицо постаревшей,  уже поседевшей нищенки:

Седая нищенка кружИт колючим снегом
И времени грозит сухой клюкой.
А в голосе твоем всё та же нега,
И глаз раскосье не достать рукой.

Нельзя никуда убежать и скрыться от  старости. Поседела нищенка и грозит уходящему времени клюкой, и только любовь остаётся как тайна тепла. А это огромное богатство: влюбленные никогда не бывают нищими…
Они даже могут покорить время. Вспять его не повернешь, а шагать с ним в ногу можно. Вот как это представляет Лидия:

Чернеет челна тусклый силуэт
Листает век  страницу за страницей.
Там взмах весла – столетья пируэт
И жизнь желанная усталой мчится птицей.
Поют ручьи. Черемуха в цвету.
Расставит ночь берез прозрачных сети.
И волнами тумана поутру
Растают пятизвездия  соцветий.
Раскроет день волшебный свой шатер.
В него войдут земли и неба дети.
И вечности волнующий узор
Оставит солнце тенью на паркете.

Но как пройти предначертанный тебе путь?  Хватит ли сил? Очень много препятствий и преград могут встретиться в дороге. Кто подаст руку, подставит плечо? Ведь вдоль дороги нет  поручней и приходит отчаянье:

В провалах яви нет обнаруженья,
Не золотые нити, а узлы,
Не радость радуги – огонь самосожжения,
И не овалов волны, а углы.
И участь непричастия к живому –
Холодное мерцание светил.
Перила – милостью  от дома к дому,
Где лестницы - силки последних сил.

Стиль стихотворения отточен до формулы: много мудрости и философского смысла, составляющих основу ткани стиха, а золотые нити, хотя автор и отрицает их наличие, украшают вышитое гладью полотно. Рифмы не только построчно, но и внутри строки: «радость радуги».

Это словосочетание создает настроение и показывает устремленное движение вперед, чтобы проломить отчаяние от «провалов яви» и огня «самосожжения».  А сочетание почти однокоренных слов -  овал, волны  - создают  иллюзию округлости, гладкости.  Но тут же, натыкаются на остроту угла. Но особенно здорово использовала Лидия Соловей созвучие однокоренных слов в последней строке, приведенной мною цитаты: «Где лестницы силки последних сил». Даже последний рывок до своей цели сделать очень трудно героине – силы её на исходе. Лестница не помогает подняться на высоту, пусть это будет всего этаж, а не горная вершина, но ступени - силки последних сил – отнимают всякую надежду на взятие высоты.

В своем предисловии к третьей книге стихов Лидии Соловей А. Погодина очень умело и точно оценила талант автора поэтического сборника «Поющий сад». На мой взгляд, к оценке Погодиной уже нельзя ничего ни добавить, ни прибавить и я привожу высказывание рецензента полностью:  «В человеческом сообществе есть удивительная плеяда людей – альпинисты. Они, за один миг, увидев с высоты прекрасную землю, почувствовав в себе дух этой высоты, преодолевают трудности горовосхождения, а главное преодолевают  себя, свои слабости, сомнения идут и восхищаются Миром возвышенным!
Ваша поэзия сравнима, с пламенеющей, стремящейся ввысь готикой, но готика – это гармония, застывшая в камне. Ваше слово – живое!
По-разному, может быть, воспринимают Ваши стихи слушатели, да одинаково и не может быть. Кто-то будет читать их за чашкой  кофе вдвоем или в одиночестве, кто-то – перед сном. Но читать будут.
Они просты, а всё простое – мудро!   Они музыкальны – раз, визуальны – два.
Вернусь к альпинистам. Победив себя, они спускаются вниз на землю. Они – земляне.
Спуск всегда чреват опасностями. Очень прошу Вас, если Вам в Вашей  поэзии, в силу какихто обстоятельств, придется чуть-чуть спуститься – будьте осторожны.
Не пораньте музу! Оставайтесь  на вершине!».
Мне кажется, сама Соловей ответила А. Погодиной: да, Мы  единомышленники. Стихи Лидии сами  говорят за себя – талант ей дан свыше:вот они  - знаки Бога:

Вольности величие,вековой покой,
Ветерка случайного ласковый разбой,
Бога знак нечаянный в зеркале воды
Лунным отражением,серебром руды.

Шелковыми нитями ткани – тишины
Перевиты шорохи, тени сплетены.
Не звенит отчаянно времени струна,
Только в ритме вечности плещется волна.

Но нельзя только думать о Вечности.  Ведь мы живем не в каком-то абстрактном пространстве и времени. Мы живем сейчас. Об этом очень ярко говорит поэт следующее:

 Манящее минувшее, непознанность зовущая –
Все в земном «мерцающем сейчас».
Оставляя сущее, вечности созвучия
Слушаем, предчувствуя – истина вне нас.
                ………..
...  Отрывает щедрая, радости общения
Тишиной нечаянной в золотом «сейчас».
Озаряя гения глубиной прозрения,
Тайной превращения, освещая нас.
Сказано  гениально. А покоренная вершина истинной Поэзии, по утверждению Погодиной, остается в памяти людской и увязывается всегда с именем её первооткрывателя.

Глава 2.  ЛЮБОВЬ НЕБЕСНАЯ, ЛЮБОВЬ ЗЕМНАЯ

Как поэт Лидия Соловей ворвалась в этот мир неожиданно, сразу же заявив о своем незаурядном поэтическом даре на стыке двух тысячелетий. Об этом я и говорил подробно в предыдущей главе.
Но что из себя представляет Лидия как человек? Наверняка читатели, заинтересовавшиеся творчеством поэта, захотели бы узнать о ней поподробнее.
Мне не пришлось собирать биографические сведения о поэте. Она сама рассказала кратко, но очень емко и весомо о себе в книге «Музыка мига».

СЛАВЯНКОЮ ОТ РОДУ
Привычно, обычно надену платок.
И выпью водицы пред дальней дорогой глоток.

СПАСЕННАЯ ПРИРОДОЙ -
Снегами, ручьями, дождями прольюсь.
Тяжелой, зеленой и гибкой лозой обовьюсь.

РОЖДЕННАЯ СВОБОДНОЙ
Полетно, бескрайно, безмерно живу
Подобно летящему в синюю даль журавлю. 

Итак, рожденная свободной. Почему Лидия Соловей подчеркивает именно то, что она родилась свободной? Возможно дело в ее имени – Лидия.  Так называлось государство, расположенное неподалеку от древней Эллады, откуда греки привозили рабынь, которых называли лидианками. А Лидия – русская женщина с сильным независимым характером. Предки её по матери -- старообрядцы.
 Свою суть поэт убедительно показала в стихотворении с дерзким началом, вызывающим моментальный интерес к личности женщины- автора:

Да! Не такая!
Не безгрешная и не святая,
Не с разлетами тонких бровей,
Не летящая вместе со стаей,
И не ждущая вечных мужей.

Но не только слова с отрицательной  частичной «не» в арсенале у автора «Музыки мига». Она может говорить и с утвердительной интонацией, даже если использует частичку «не»:

Не желающая покориться
Бабьей, вечной полынной судьбе,
И умеющей удивиться
Солнцу, ветру, улыбке, тебе.

Лидия самодостаточна, оттого и бросает вызов навязанным правилам и ветхозаветным обрядам:

Не живущая жизнь по заветам,
Не поющая гимны богам.
Просто с каждым неспешным рассветом
Воздающая дань небесам.

Но её лирическая героиня открыта всем ветрам мира. В ее лирике есть любовные признания, боль утрат, радость встреч и пылающая страсть.

Мы не давали никаких обетов.
Незримый - сам открылся храм – святилище любви.
Там сладостен был губ твоих изгиб,
Так радость страсти пели соловьи,
И лишь гобой немолчный горько плакал где-то.

Лирической героине известна сладость поцелуя своего избранника и хорошо знакомы изгибы его губ. Нет клятв, но есть храм любви. И с первых минут близости - предчувствие
разлуки.

Мы не искали у судьбы привета
Необратимостью исповеданья сметены
Сведя с ума, заворожив лазурным светом
Смешав непостижимо краски для портрета,
Нарисовал нас зимний сон, сам соткан из весны.

Бесполезно у судьбы искать снисхождения – любовь сама решит остаться ей или уйти. А вот объявился  и художник, который смешивает в краски «для портрета»  - это зимний сон. Но Лидия Соловей подчеркивает его природу, природу возвышенной любви. Ибо соткан сон из юной прелести весны.

Сначала чувство влюбленных похоже на сладостный сон. Но необратимость страсти и ее накал уже сводит с ума подвластных судьбе героев. Да так, что содрогаются не только их тела, но целый шар земной, пытающийся  удержаться на своей орбите:

Подвластны сновиденьям плыли дни
Манило поле  горечью полыни,
Даря дыханию цветенья аромат.
И солнце за экватор опрокинув,
Вращался шар земной ни в чем не виноват.

Застывшее мгновение любви, когда не замечаешь, что шар земной уже зашвырнул солнце за экватор, что «не ведая вращенья гаснут дни»…И только лишь лето горящее «горечью полыни» доносит звуки гобоя: «гобой все пел и пел утраты благодать». Парадоксален этот образ – «утраты благодать». Так ли это? Не маска ли это? Не самосохранение?
Ответ находим в стихотворении «Отъезд»:

Уже не вечер. Чернота. Еще не ночь.
Мгновения нагромоздив из-за стекла
Летят сгоревшие обрывки слов – зола
Мне пытка ласкового палача невмочь,
Рука, взметнувшаяся к небу, замерла.

И снова зависшее, застывшее время. Вот она какова эта «благодать утраты»: зола, как след сгоревшей любви. Первая строчка стихотворения «Отъезд» очень похожа на блоковскую: «Аптека. Улица. Фонарь.»Но отчаяние в голосе героини  у Лидии Соловей намного сильнее, нежели у героя Блока. Бесполезно умолять остановиться бездушную машину хотя бы на секунду. Впереди – крушение.

Уже не вместе. Пустота. Еще не врозь.
Таращит тепловоз зрачки под стук колес.
Так невозможно, так нельзя – тоска взвилась.
Плыви назад, молю, назад плыви, вокзал!
Неси слеза., ломая ось, всё под откос!

Всего две строфы пятистопного ямба, а мне кажется, что я перечитал почти до конца роман Льва Николаевича Толстого «Анна Каренина», пусть и в сжатом виде. По накалу страстей «Отъезд» не уступает роману.
 
Огней смятение. Уже не жизнь. Еще не смерть.
Виток обманный – с глаз долой, из сердца вон.
Навстречу тьма, за перегоном перегон.
Но где-то дом и сад. Там хорошо стареть.
И чья-то нежность не дает мне умереть.

Вот она – «благодать утраты». Что ж, финал достойный пера любого классика. Но придумала его Лидия Соловей.

А реплику женщины, сказавшей, что не у каждой Анны Карениной  есть свой Толстой, поэт подтверждает в другом стихотворении -  «Вокзал».
В этом стихе её героине залы ожидания вокзала кажутся лобным местом, где палач  стражи тьмы приготовился казнить Любовь. Но, ах, это надежда. Всегда умирает последней. Ею живет героиня веря, что когда-нибудь ей придется бежать на вокзал не на разлуку, а на встречу.

Я знаю гибельность невдохновенную вокзалов,
Простертых рельсов стынь не благодать.
О.ожиданья смерти залы - злые замки,
Где правит тьмы неправедная рать.
Птенцы разлук дрожат на сквозняках перронных.
Отчаянья состав еще на запасном пути.
Безвольность голоса средь гулов затаенных
Гудком из комы возвратясь, кричит:
«Щади себя, уйди!
Уйди! Вернись к своим богам,  своим заботам,
Забудь приговоренности мотив».
Но только позовет, поманит к звездам Кто-то -
И на вокзал -  на казнь, мой синий шарф летит.

Стихотворение - это созвездие метафор. Они встречаются почти в каждой строчке: «гибельность вокзалов», «простертых рельсов стынь», «злые замки», «правит тьмы неправедная рать».
Поэт сравнивает дрожащих на «сквозняках перронных» влюбленных с «птенцами разлук». А поджидают эти птенцы «состав отчаяния».Они о чем-то говорят, но в «гулах затаённых» вокзала звучит лишь«безвольность голоса».  Гудок локомотива яростно резок: «Щади себя, уйди!».

Последняя фраза «Вокзала» надолго остается в памяти читателя.

 «Но только позовет, поманит к звездам кто-то,  // И  на вокзал, на казнь, мой синий шарф летит». Ее афористичность ставит поэта Лидию Соловей в один ряд с классиками.
А вот как возвышенно описывает поэт чувства влюбленных в другом стихотворении: «Любви божественной божественный удел». Именно эту фразу я и взял в название  книги по исследованию творчества Лидии Соловей.

Нездешние ...
Пришедшие из царства пчел цветочных чаш.
Мы сотканы с тобой из солнечных лучей,
Из радости ручьев, из призрачных ночей –
Весны велений.

Любовь двух сердец дарована свыше – как веление Весны. И далее идёт развитие мысли о величии весеннего веления:

Предвестники бессмертия...
Из родников Вселенной –
Неизреченных слов, незамутненных звуков –
Прикосновеньем губ, немотной негой тел,
Ажурными изгибами стремительных мотивов
Каденцию исполним Космоса  -
Любви божественной божественный удел.

Вот на какую высоту, поднимает поэт Лидия Соловей – Любовь. Влюбленные исполняют каденцию космоса: «Любви божественной – божественной удел»!
Я еще вернусь к велению Весны, всего через несколько строк.
!
У Лидии Соловей есть  небольшое по размеру стихотворение про апрель – два четверостишья, но она картину Весны очеловечивает, сравнивая  белоснежную полосу снегов с девственницей, которую апрельское солнышко с нахальной  бесстыжестью раздевает догола и сводит с ума:

Каплями плачет апрель.
Девственница извечная,
Метелями изверченная,
Снегов  пелена сходит с ума.
Излучинами торосы льда.
Вольница укрощенная,
Стужею истощенная.
Плененная тьмою зимнего сна
Не торопится расплескаться вода.

Апрель оплакивает снежную пелену, слезы-капли превращаются в текущие ручьи. Но перевоплотившаяся «девственница» даже по велению Весны не торопится освободиться от зимней спячки, вода не осознает еще свою вольную натуру и боится зря расплескаться.
Имена Ромео и Джульетты – двух влюбленных из Вероны – стали синонимами трагической любви.
В стихотворении «Нас с тобою качали высокие травы» Лидия описывает другую любовь, но намекает на ее трагичность словосочетанием: «веронская отрава». Ведь горечь трагедии любви остаётся всегда в душе, где бы она не произошла:

Нас с тобою качали высокие травы,
Черпал горечь полынный июль.
Огневые, не  знали веронской отравы,
Сладок, таял  в полях поцелуй.
Мы не ведали  времени в этом пространстве,
Непробудные, в буднях  земных.
Несчастливые странники, в царстве нестранствий
Запрягали коней вороных.
Расстоянье измерив разлуки похмельем,
Встреч- не вечности пили вино.
Той старинной веронской отравы забвенье
Нас настигло в дороге само.

Горько, когда «забвенье веронской отравы» настигает возлюбленных, но еще горше ощущать эту отраву находясь в одиночестве. Белый свет становится не мил и тихонько подкрадывается отчаяние, чтобы под покровом ночи заслонить собой все светлые мгновения любви. Отчаяние в форме вопроса – зачем, зачем, зачем?

Зачем мне день
Длиною в жизнь, длиною в год,
В котором та струна-струна признанья
Натянута тобой, но не поёт?
И только призрачное эхо расставанья,
Вобрав шаги и вздохи расстояния,
Пророчит мне отчаянья приход.

Утрачено все. Даже Утро. Даже День.Запах и цвет роз. Даже грёзы:

Утрачен утра нимб.
Цвет роз, Цвет грёз -  бред узников касанья,
Плененных сном, в котором стон исповеданья –
Соединение двух тел на бездны лет –
Летящий ночи след. За ним рассвет…

Многоточия  после фраз «летящий ночи след…», «за ним рассвет…». многозначительнее любых слов. Недосказанность иногда говорит о большем, чем сказанное слово:

И полдень… Он, качнувшись, упадет и понесет
В чернильность вечера заката алчный гнет –
Не яркость губ – смятенную погибель вишен:
Зачем мне день? Когда ни через миг, ни через год
Не явлен будет мне и мною не услышан
Весны священной мартовский исход.

В завершающих строках  стихотворения Лидии Соловей создан необычно выпуклый и яркий образ полдня: «Качнувшись, упадет и понесет  // В чернильность вечера заката алчный гнет –  // Не яркость губ – смятенную погибель вишен…». Картина, достойная кисти импрессионистов. Ведь именно им присуща такая контрастность красок. Вечер темный настолько, что как пролитое пятно чернил уже для света непроницаем. Но эту чернильность (великолепный эпитет) вечера оттеняет темно-красный цвет заката. Он алчно, жадно борется заполонить хотя бы западную часть небосклона. Вместо сочного цвета ярко-красных губ горят на бархате заката более приглушенные тона: раздавленная темно-вишневая мякоть сочных ягод.
 
Но грезы уже исчезли…остался лишь бред…Любовь лирической героини стихов Лидии Соловей почти всегда трагичен, ибо несёт в себе самоотдачу такого накала или взывает к таким вершинам, куда редко кому дано попасть. Но наступает новый День. И надо дышать. И надо
жить. И надо…надо…надо…

День, отсекая сны,
Лучами драл карманы тьмы.
Скользя по улицам, по крышам,
Спускался ниже, ниже, ниже,
Вытаскивая ворох листьев
Из перепрелости сурьмы.
Законы чтя высоких чисел
В зенит тащил восторг весны.

И, как всегда, Лидия Соловей поражает читателя своим метафоричным поэтическим языком: день, лучами солнца продирает карманы тьмы ночи; перепрелость прошлогодних листьев сравнивает с сурьмой;  день-математик, вычислив точку зенита, тащит в неё восторженную, изумленную весну.

Глава 3. ВСЕ МИМОЛЕТНО --МУЗЫКА ВЕЧНА

О том, что Лидия Соловей не только поэт, но и музыкант я уже упоминал. Не странно ли, свои стихи, она часто читает в концертном зале мемориальной квартиры Н. А. Римского-Корсакова в Петербурге. Не странно. Ведь и русский композитор Римский-Корсаков и современный поэт Лидия Соловей родились в одном городе – старинном городе Тихвине. Неудивительно, что Лидия Николаю Андреевичу первому из композиторов признается в любви:

Я Вас люблю певец языческой Руси
Певец Садко и гоголевской ночи.
О, есть ли искренне, есть ли звонче –
Семь нот – животворящее гнездо –
Семь певчих птиц – «от си», легко,
Скользящих вверх и вниз «на  до».

С портрета прежняя незрячесть глаз,
Но тонкость слуха и души
Звенит, звенит  похмельем.
И манит мир несовершенный песня Леля
И тает девочка, в которой раз
Познав горения возвышенный экстаз.

Лидия называет Римского-Корсакова певцом языческой Руси.
Лидия в конце  стихотворения сравнивает талант Римского-Корсакова с кропотливым трудом садовода, который выращивает плоды необыкновенные плоды и цветы:

Усердный садовод,
Гармонии возделывая сад
С гармонию нежен был –
С плодами так нежны деревья,
В созвучья спрятав зерна - древние поверья,
Рассеяв звуков золотистый листопад.

Последние  две строчки по-философски мудры: из зерен древних поверий и слагается генетическая память любого народа. А слова почти звучат как музыка самого  Римского-Корсакова: золотистый листопад звуков. Несомненно, этот золотистый листопад это музыка Римского-Корсакова вошла в золотой фонд России да и всей мировой культуры.
 
Лидия Соловей написала «Моцарта» в честь 250-летия со дня рождения композитора. Поэт сумела все перипетии судьбы гения уложить в таком небольшом произведении, как стихотворение, хотя и развернутое.  Сумела так интересно, сочно,  и ярко изложить эпизоды из жизни Амадея, что прочитав стихи Лидии, мне показалось, будто бы я прочитал приключенческий авантюрный роман. Впрочем,  убедитесь в этом сами:

Двухсотпятидесятилетие!
Юбилея елей…
В сонном Зальцбурге царствует Амадей.
Вена?  Завидует откровенно.
Звон колоколов. Шпили, шпили…
Скорей! (юного Вертера жжет нетерпение)-
Скорей! Туда, где возлюбленная
Где К. Вебер. В Мангейм!
Гений в Мангейме…

Начало впечатляюще. А какие броские звукосочетания: «Юбилея елей», «Вена? Завидует откровенно», «Гений в Мангейме». Мало того, что они хлестки, как удар бича. Фразы еще и звучат как музыка, за счет рифмы в каждом слове «ле-ле, ве-ве, ге-ге». А какая ирония в них: на юбилее льют елей, столица Вена завидует откровенно маленькому сонному городишку Зальцбургу, ведь там же родился гений, а в столице Австрии печально закончил свою жизнь.
Привожу еще одну цитату из «Моцарта»:

Гений в Мангейме…
Свободою дышит. Буря и натиск.
Гете и Шиллер.
Натиск отца:
«Дети твои и жена твоя
На сеновале будут ютиться.
Не смей жениться!!!»

Творчески  гению свободно дышится, он общается со знаменитым поэтом Гете и драматургом Шиллером. Но бытовые неурядицы придавливают и морально и материально композитора.
Слова его отца звучат убийственно, как приговор: «Дети твои и жена твоя  // На сеновале будут ютиться.  // Не смей жениться!!!».  В последней фразе звучат гнев, приказ. Но отец Моцарта, боясь непослушания сына,  рисует мрачную перспективу: если Вольфганг всё-таки женится, то нужда заставит его жить на «сеновале».
Жестокая судьба уготовлена гению: плачевная и незаслуженная. Он-то и перенёс бы все тяготы быта. Но как смирится с ними его жена! Одному Богу известно.  А тут еще и служители Бога не особо рады музыке Моцарта. Можно сказать, что не только не рады таланту композитора, а относится к нему с прохладцей. Иногда даже  возмущаются: «Почему Моцарт не пишет мессы?».

Архиепископ пинком под зад:
«Езжай в Италию, учись мессы писать;
А не то угодишь в Ад!
- В Ад?!»
Надо сказать, что Лидия Соловей в стихотворной форме воспроизвела факт действительно имевший место в жизни композитора. Но Моцарт неукротим:

В Вену! В Вену! Вена необыкновенна.
В театре Сальери, исполненный  рвенья.
В оперу путь закрыт. Болен. Не знаменит.
Пишет «Фигаро», «Флейту», «Юпитер».
Не слышат!!!

Чтобы  показать степень отчаяния гения, поэт поставила после слова «не слышат» три восклицательных знака.
Наступает хандра, сплин. Моцарт беден и болен. Вот как описывает Лидия психологическое состояние композитора перед его кончиной и трагический исход:

Мысли о смерти… Реквием…
Кладбище нищих… Никто не ищет…

 Мир избавился от склероза,
 третье столетье поет -
 «Ла – а – кри – мо – за». 

Есть в сборнике «Музыка мига» Лидии Соловей стихотворение «Вивальди». Это имя никогда не стояло в одном ряду с Моцартом, Бетховеном, Бахом. Но всегда были необычайно популярны его «Времена года», особенно «Гроза». И слушатели даже узнали, что итальянец-композитор был монахом и, хотя не всегда придерживался в своих сочинениях строгих канонов католической церкви, но оставался необыкновенно светлым человеком:
Вивальди…

Весны вечной пленник.
И осени узник. Монах.
Изнеженный легкостью трелей
(О, ласка язычника Леля)-
Зовущий забыть о грехах.

Как видите, стихи  Лидии звучат также легко и прозрачно, как музыка самого Вивальди.
Только почему же монах, которому предопределено смирение и послушание, пишет такую неканоническую музыку? Автор стихотворения «Вивальди» считает, что композитор «семь нот как семь радуг в алтарь богу солнца принес». Богу солнца - Апполону. Богу творчества.  Несмотря на то, что Вивальди писал и другую - духовную музыку,он остался в памяти как автор многочисленных скрипичных концертов. Об этом и говорит Лидия Соловей, завершая стихотворение: 

Католик в сутане смиренной…
Менявший тональности лет
Руладами знойными флейт.
Пропевший не вечность, но век –
Зим, весен и осени бег.

В книге «Поющий сад» Лидия Соловей  показывает подвижничество  и стойкость перед ударами судьбы композитора Людвига ван Бетховена в  стихотворении «Бетховен». Для простоты восприятия его и более точного анализа я привожу цитаты не в том порядке, который предложил автор, а  как потребовали от меня исторические факты и аргументы поэта:

И глух. И слеп. И раздражителен не в меру.
Но дерзновенна стать -  симфонии строка.
Не лорд, но горд, как лорд: «Судьба к барьеру»!
Курок взведен. Короток взмах смычка.

Будучи глухим, композитор написал множество монументальных произведений, таких как симфонии, концерты, сонаты. Своими опусами Бетховен бросал вызов судьбе и даже Богу. Был стоек, горд. Никогда не гнул спину перед сильными мира сего.
Был «горд, как лорд» потому, что знал силу своего таланта, не смотря на свой физический недостаток – глухоту.

Паренье духа палочкою дирижера –
Другие головы склоняют, но не он.
Планет дрожанье постиженьем до-минора
Смиренью – вызов, не смиренности поклон.

До-минор, поясняет автор  -  тональность, в которой написана Пятая симфония Бетховена. О первом мотиве симфонии сказано «так судьба стучится в дверь».

Сверяя
Сердца пульс с настойчивостью метронома,
Среди созвучий слух не заплутал.
Судьбы короткий стук как аксиома -
Смерть – обнуленья жизни ритуал.

В стихотворении посвященном Иоганну Себастьяну Баху Лидия Соловей Лидия Соловей не стала приводить биографические сведения из жизни композитора. Она совершив духовный прорыв в понимании творчества Баха пишет в своем произведении о личных переживаниях и  чувствах, связанных со звучанием «баховской» музыки в конкретный миг бытия:

Холода крах. Луна в облаках. Бах.
Между тобою и мною свечи в расплавленных трех ободах.
Милый, не надо огни зажигать в мироздания темных углах,
Там, где таится, где прячет глаза свои сонные страх.
Радость искрится малины теплом в хрусталях,
Вечер качает тебя и меня в ритме вечности, вздохи украв.
Завтра уедешь. Лунные ленты – стелятся рельсы  впотьмах...
......................................................
Снится и длится. Длится и снится мне вечное. Бах.

Но в данный момент бытия  музыка Баха качает героев их в ритме вечности, «вздохи украв».  Слово «украв» единственное, которое не рифмуется с общей и единственной рифмой этого великолепного произведения Лидии. Рифмы - сплошные возгласы-вздохи: «Ах, Бах, ах, ах, Бах». Музыка вечна, а вечер закончится расставанием, ведь уже «стелются рельсы впотьмах». И уже слышится во вздохах слово крах.

Я не помню, кто мне дал прослушать компакт-диск «Музыка мига», где стихи читала автор - Лидия Соловей, и звучала музыка её любимого композитора Сергея Рахманинова в исполнении тонкого и яркого пианиста СЕРГЕЯ СУХОВА. Так я впервые услышал в авторском исполнении стихи Лидии: «Холода крах. Луна в облаках. Бах».  Под музыку Рахманинова стихи вызывали восторг.
                (продолжение следует)