Я стану зимой...

17 июля Ольге Бешенковской исполнилось бы семьдесят лет. В память о ней предлагаем подборку её стихотворений… Алексей Кузнецов и Елена Куприянова

ПОДБОРКА СТИХОВ ОЛЬГИ БЕШЕНКОВСКОЙ (1958-1990)

***
Я  стану Зимой, бесшабашной и светлой,
На вид - ледовитой, румянцем - в зарю.
Хочу - снегирей буду стряхивать с веток,
Хочу - заметелю, хочу - завихрю!
Кого - обогрею, кого - обморожу,
Кого - сногсшибательно с горки скачу!
И дети - седые, и бабки - моложе,
А я... Я такая, какая хочу!
Я - воздух и свет.
Ни почёта, ни денег,
Ни даже из собственной пряжи - пальто...
Хоть белого света мне чище не сделать,
А светлого дня не заметит никто...

***
Смотрите, - снег! Вот это снег!
Снежинки - врассыпную!
Как птицы? - Нет... Как дети? - Нет...
Как ноты? - Нет... А ну их...
А снег идёт, слепит глаза,
Юлой вертеться начал.
Как сто, как тыщу лет назад,
И всё-таки - иначе...
На счастье или на беду
Голубя все земное,
Идёт. И я за ним иду...
А кто идёт за мною?..

***
На букву «Я» похожий парус
Парит мечтою над судьбой...
В зеркальной глади отражаясь,
Он сам любуется собой.
И мы любуемся, как дети,
Как он сверкает на лету!
Слепые, - мы не видим ветер,
Вдохнувший в парус на рассвете
Волненье, скорость, красоту...

***
Ты выходишь из дома - и дом
За спиной погружается в холод.
Вся нелепость бессмертия - в том,
Что оно после смерти приходит...
Беспощадные стрелки судьбы
Замерзают на цифре 12.
На остывшие мысли и лбы
Запоздалые лавры ложатся.
Но пока ты идёшь, но пока
На тебе согревается куртка...
И за пазухой бьётся строка...
И мечта о бессмертье сладка,
Как запретная горечь окурка...

***
Эх, мальчишки, смешные люди -
Ждут у школы... (И как тут быть?..)
Не всегда потому, что любят -
Потому, что пора любить...
И, попробуй, сдержи их натиск:
- Навсегда? Утверждают: «Да!»
Врут, но сами того не знают,
Сами верят, что навсегда...
И готовы стоять до ночи
На доверенных им углах...
Мы, конечно, спешим не очень -
Притворяемся: всё - в делах...
Так и этак закрутим чёлки,
Призадержимся там и тут...
Только ждут они не девчонок -
Что-то главное в жизни ждут...
А мужчины, с тоской и желчью
Приподняв над «Вечёркой» взгляд,
О политике говорят -
А глазами глотают женщин...

***
Когда я стану умирать,
(А умирать я буду всё же),
Не надо маяться и врать,
Но и не  надо правды тоже...

Когда я стану умирать,
Отставьте бережную поступь:
Валяйте лучше в мяч играть -
А я тем временем опомнюсь!

Когда я стану умирать,
Рыдайте громче, домочадцы:
Пойму, как жаль меня терять -
И передумаю прощаться...

***
Твои шаги ко мне - как лёгкий дождь,
Обратно - тяжелее, чем плутоний...
Плутай,
плутуй,
платонствуй...
А придёшь -
И головой в колени и в ладони.
И вновь сплетутся тени  на стене,
Погасит ночь виски седые, луньи...
... А утром ты уйдешь к своей жене,
К своей судьбе, обманутой и лгунье...

***
... Моя защита - и мои застенки,
За коими просторные края,
Где на камнях дождливого оттенка
Поблескивает рыбья чешуя...

Сорву замки, уйду, исчезну, кану,
Туда, где волны, тихи и светлы,
Приподымаясь, падают на камни
И сглаживают острые углы.

И там врасту, непрошенной, красивой,
В сырой песок, нетоптаный, ничей.
О, сколько предстоит ещё осилить
Обманутых предчувствием ночей...

***
Если стали чужими -
Притворяться к чему?
Затянись - и скажи мне.
Не заплачу - пойму.
Кану профилем стёртым
На вчерашнем снегу...
А по зову - по стёклам
Босиком прибегу!

***
Наши руки рядом, но не дрогнут.
Наши губы каменно тверды.
Неужели с той весны так много
утекло воды?

Вьётся снег заласкано и сонно,
Как болонка, дышит на стекло.
Я  не знаю, как воды, но солнца
много утекло...

То зачем-то ходишь, ходишь, ходишь,
То бумагу рвёшь карандашом…
Потолок бы рухнул или хоть бы
кто-нибудь вошёл...

***
По осенним кленовым фрескам
Понимаю, что всё прошло,
Что напрасно я взмахом резким
Разделяла добро и зло...
И не легче, не веселее,
Но спокойнее как-то вдруг
Оттого, что ещё взрослею,
Что у птиц - не последний круг...

***
Как на синем снегу – удлинённость любого штриха:
От сосновых теней – до крыла промелькнувшей пичуги,
Отчего перед сном обнажается чувство греха
И пронзает, хоть мы родились в серебристой кольчуге?
Но иронии блеск измочален как ёлочный дождь,
Рядом с лифчиком он провисает  на стуле скрипичном.
И под звёздным драже на душе или мятная дрожь,
Или страха росток пробегает как пламя по спичкам...
И скрипит простыня, и слепит, как мерцающий наст,
И клубящийся сон поневоле замыслишь пристрастно...
Или снег – это совесть всех тех, не дождавшихся нас?
Оттого так тревожно, и стыдно, и, в общем, прекрасно?
Или, свет отключив, и движенье, и органы слов,
Вдруг задержишь дыханье...
У воздуха – привкус хмельного...
И почувствуешь, что еженощное таинство снов –
Даже страшно подумать – прообраз чего-то иного...
               
***
Чем пахнет лес? Морозной остротой...
Щекотным сном... Рождественскою тайной...
Опавшей грустью, блекло-золотой,
И золотистой просекою талой.
Вхожу, робея... Медленно... Без лыж.
И без друзей. Без умысла и кисти.
Мне нужно всё – мне нужен воздух лишь.
Мой возраст вновь как детство бескорыстен.
Не оттого, что мается душа,
Всё примеряясь, в чём бы раствориться –
Игольчатой свободою дыша,
Ещё труднее с этим примириться...
Но оттого, что в памяти несу,
Как на весу, как в домыслах и втайне,
Всё, что томит, как запахи в лесу,
И смутно сохраняет очертанья...
               
***
Чего мы ждём от зябнувшего мира
В ночном сиротстве с ним наедине?
Несовершенна личность, а не лира,
Не мир, а миф о собственной цене.
И даже самый вздох о благородстве -
Он слишком сладок около восьми…
В своём сиротстве и своём юродстве
Мы виноваты, чёрт возьми!
Вот снег идёт…
             Идёт рабочий стаж.
Идёт зарплата. Иногда работа.
И о расплате думать неохота,
Стремительно взлетая на этаж.
И снег идёт пока не на виски…
И не были б желания простыми,
Но рано стали улицы пустыми…
И проводов седые волоски
О материнских мне напоминают
Кощунственно, но вовремя зато:
Пока ещё идёт она, родная,
В моём снегу и стареньком пальто…
И снег идёт…
   А ты уходишь с ней…
А я прижму – насмешница, гордячка –
К твоей груди надменное чело…
Наверно, это белая горячка
От снега и не знаю от чего…

А снег идёт, и улицы пустеют…

***
За месяц дачного житья
Вошли прощания в привычку.
И снова в нимбе снежном я
Благословляю электричку... 
Ещё вдвоём - уже одна -
Стою на лезвии платформы, 
Чтобы в проталинке окна 
Мелькнуть на память для проформы
Поймать светящуюся горсть...
Потом разжать пустые руки:
Ну вот и всё. Уехал гость,
Любимым названный от скуки.
Но независимо от уст
И электричек торопливых
У поцелуев зимних вкус
Был яблок белого налива...
И снег случайно, но не зря
Завесил станции названье,
И лунный отсвет фонаря
В очарованье расставанья...

***
Теперь всплывает стыдное и лишнее,
И всё не то, не к месту и не так...
Но не вернуть ни речки той разлившейся,
Ни шаткого дощатого мостка.
Теперь тверды шаги мои напрасные,
Где парапетом сдержана Нева,
И на губах - спокойные и связные,
Умнее, чем вчерашние слова...
С перил свисаю - сломанная молния;
Но почему-то чисто и легко
Над головой качается гармония
Наплывших как попало облаков...

***
Лучше б ты уплыла, улетела,
Юность;
Лучше б не знала я, где
Безоглядная музыка тела,
Что идёт – как танцует - к воде...
В брызгах чаячьих выкриков бодрых
И мальчишьих отчаянных стай
Сумасшедшее солнце на бёдрах,
Золотым хула-хупом летай!
Чтобы вспомнилось в городе дымном,
В сизом возрасте, тянущем в дом,
Как звучал эротическим гимном
Каждый жест – и не ведал о том...
Чтобы, если нечаянно брызнет
Та же нота на той же волне, –
Улыбнуться трансляции жизни
И расправить цветок на окне.

***
Не торопи меня. Не спрашивай. Не жди.
Не вздрагивай от всех мембранных баритонов.
Я скоро вся вернусь: до отзвука в груди
На каждый всплеск в твоей и в рюмчатых бутонах.
Спасибо. Пусть стоят. Подальше. На окне.
Ты их побереги в разлуке без отъезда.
Я очень далеко. Я рядом. Я – во мне.
И не в чем упрекнуть. И нечего отрезать.
И нечем утешать в запутанной судьбе
(И так саднит лицо от масок Мельпомены):
В себя уходит тот, кому не по себе,
И, значит, не совсем без домысла измены.
И, значит, не совсем без привкуса вины,
Как наш вечерний чай без примеси лимона –
С горчинкой золотой...
Не вслушивайся в сны.
Не бойся в лунный час чужого баритона.

***
Исчезни, остряк, заполняющий паузы шустро:
Есть женщины-скрипки, немыслимо с ними без фрака.
Волнуйся, о, бархат! О-плавься роскошная люстра:
Фисташковый абрис таинственен в бархате мрака.
И так одинок, что надменен для толп и фигляра,
И этим несчастлив - как первой любви постоянство:
Как будто вокруг неприступная мягкость футляра...
Но мы бы ослепли от звёзд, не имея пространства,
В каморке как в храме - блистанье, мерцанье,
свеченье,
Вверху, в уголке, вместо трещин -
впорхнувший из ночи
(Смотри же - и отсвет, и отзвук имеют значенье)
Зефир белорозовый - роза ветров - ангелочек...
Есть женщины-скрипки, звучащие гордо и древне
И дышится как-то и выше, и глубже, и глуше...
Ах, Анна Андревна (а хочется: Анна Царевна),
Тела продлевая, тенями колеблются души.
Ни пошлых истерик, ни фальши эстрадно и бодро
И вслед - хрипотца и плебейские наши катары... -
Натянуты струны, певучие плечи и бедра -
Скрипичные формы, а всё же гитары,
гитары...

***
Уже за то судьбу благодарю,
Что говорю, и в рифму говорю,
И что могу лицо подставить снегу,
А тело, эластичное вполне,
Великодушно предоставить бегу
И свысока пожаловать волне.

И самовластьем - над собою власть -
Взахлёб упиться, досыта и всласть,
И чем-нибудь существенней - с получки;
И скудный день по-своему любя,
Самодержавно сдерживать себя,
И просто жить: похуже и получше.

За то, что наших праздников реестр
Мне составлять - и то не надоест,
А на себе испытывать - подавно:
И всплески слов, и пены кружева,
И земляничный вкус - пока жива,
Пока включают в перепись по данным...

За то, что утром, робко теребя,
Будило Ощущение Тебя,
И нигилизм тянулся к идеалу.
За все потери (им потерян счет),
За всё, что будет горького ещё
И что всю жизнь от смерти отвлекало...

***
На что, за что мне зрение такое:
Вода в минуту серого покоя
Покачивает клипсами челнов,
А я уже гляжу поверх залива,
Где неизбежно, хоть неторопливо
Крадутся тучи грузно и черно…

Ещё не шторм, и не заливист ветер,
И неба свод еще довольно светел -
Заметит это кто-нибудь другой,
А я смотрю вослед опальным листьям,
На тени птиц, летящие по лицам
И нахожу в рифмовнике: «изгой».

И не в квасном порыве, а тверёзо
Ловлю в дожде скользящую берёзу -
И отпускаю с буквенных крючков:
Она дрожит беспомощно, безлисто.
И, видно, нет в шкатулке Окулиста
На каждый минус розовых очков…

***
Меня всегда любили старики
Не за мою ль безвременную старость?
За страсть свою. За острый взмах руки.
За горький вздох – мол, что ещё осталось, -
Меня всегда любили старики.
Не бережём их, ох, не бережём...
И семенит судьбы благодаренье.
Шурша в каком-то странном измеренье
Так глухо, будто ниже этажом...
 О, мамонты! О, дух перевести
(Ваш мощный Дух – на мелочные всплески...)
Как серафимы, вьются занавески,
И мотылька от лампы не спасти.
Не уберечь...
Уходят старики...
В цветах костнеет маленькое тело.
И как туман светающей реки,
Клубится пыль судьбы осиротелой...

А.В.МАКЕДОНОВУ

Мы нараспев дышали Мандельштамом,
Почти гордясь припухлостью желёз...
И жизнь была бездарностью и срамом,
Когда текла без мужественных слез.
Оберегая праздников огарки,
Средь ослеплённой люстрами страны
В дни Ангелов мы делали подарки
Друзьям, что были дьявольски пьяны...
Так и взрослели: горечи не пряча,
Брезгливо слыша чавканье и храп;
И в нашу жизнь - могло ли быть иначе -
Вошли Кассандра, Совесть и этап...

***
Расстаться - как погибнуть: разом!
Не ждать мучительной поры,
Когда начнёт унылый разум
Анализировать порыв
До одуренья, до мигрени,
И намекать на новый шанс,
В глаза пуская дым сирени,
Её весенний ренессанс;
Учить науке промежутков,
Подняв статистику разлук...
...О как мне холодно и жутко
От этих правильных наук!
Не так! Без памяти и знанья
Впадать в отчаянье и глупь,
Упасть в сиреневую глубь
С крутого берега сознанья...
И всё: круги над головой,
И край воды звездой надтреснут.
...И захлебнуться глубиной!
...И вдруг, когда-нибудь, воскреснуть!

***
Люблю бумагу: всякую, любую:
В линейку, в клетку, гладкую - в метель...
Скользящую, слепую, голубую,
Струящую прохладу в темноте.
Хрустящую как жареный картофель,
Наструганный прозрачно как лимон;
Летящую и призрачную в профиль
Как лодка, уходящая в лиман;
В стволах,
в рулонах,
в новеньких блокнотах,
Когда душа надломленно-чиста.
Не потому, чувствую в банкротах
Себя вдали от белого холста,
Не потому, что стало трудно спаться
И что луна как лампочка зажглась,
Что между ней и кончиками пальцев
Какая-то таинственная связь. -
Люблю, когда так холодно и дивно
Она сияет в полночь на столе,
Как тонкая танцующая льдинка
В кипящем новогоднем хрустале...

***
Какая погода!
Ты слышишь, какая погода!
Осенняя ясность, —
что может быть глуше и чище...
А все этот мальчик,
обиженный мальчик с фаготом,
Что музыку ищет,
сбежавшую музыку ищет
В заросших канавах,
в пустом Мариинском театре.
(Врожденная нота - высокое произношенье.)
Трепещут ресницы
и бледность щеки оттеняют,
И сбившийся галстук
сжимает
подтекстом нашейным...
Витай и витийствуй,
рыдая зияющим креслам!
Ты можешь напиться,
проклясть,
мельтешить на арене,
Но чтобы в другой
уходящая эта воскресла,
Раскрой свой футлярчик,
свое вдохновенное зренье!
Какая погода!
Ты слышишь, какая погода!
Конечно, вернется,
                простит, что ни в чём не виновен;
Ах, мальчик с фаготом,
потерянный мальчик с фаготом,
Да мне ли спасибо
на добром, и добром ли, слове...
Какая погода!
Сдержите отрывистый кашель,
В тиши фолиантов -
житейский  отстук телеграммой,
Высокая нота
не ждет благодарности нашей.
Ее удержать -
                за нее удержаться над ямой...
               
***
Как тягостно разводятся мосты...
Так медленно, что хочется лавины,
Выводят разводные половины
Протяжное прощальное прости...
И, кажется, невидимая нить
Их всё ещё удерживает рядом.
Ночного петербургского обряда
Прекрасные формальности хранить
Сумеем ли?
Так пошлы встречи, так
Вульгарны расставанья между делом,
Что рвутся нити меж душой и телом
Как на прядильной фабрике - и в брак...
О, заглянуть бы в скважину беды
Через мостов разорванные своды;
В лиловые и желтые разводы
Трагической магической воды...
Посмотрим, как разводятся мосты,
Не оттого, что ночи наши тают. -
Боюсь, нам только боли не хватает
И - вот такой - высокой немоты...

***
Срублю себе избушку на краю
Пусть не земли, но всё-таки деревни.
И заживу - как будто запою
О чём-то бабьем, скошенном и древнем.
И насладясь не мыслями о том,
А в самом деле поступью босою,
Найду на вилах в стоге золотом
Гранёное рубиновое солнце...
И распрямлюсь, когда падёт оно
Багровым кирпичом на поясницу...
И будет настежь сердце и окно,
И ночью ничего не будет сниться.
Полы обвыкну прутником скрести,
Цыплят гонять, назойливых, как мысли,
И мимо всех торжественно нести
Беду свою на зыбком коромысле...

***
Кольнули звёзды, как дробинки,
Не на тропинке второпях,
А изнутринки, из глубинки,
Как сизый хмель из голубики,
Как сердце колет, не стерпя.
И я - откуда что берётся -
Вот-вот с холма, смеясь, скачусь,
И за шершавую берёзу,
Как за соломинку, схвачусь!
Очнись во мне, моя природа,
Поёжься - и зашелести:
Тебе одной меня спасти
От недостачи кислорода.
Одушеви меня, коснись, -
Ведь это страшно, что под лифом
Елозит сердце гулким лифтом
То вверх - то вниз,
                то вверх - то вниз...

***
И светло, и удивлённо,
И печально на душе:
На траве ещё зелёной, -
Листья, жёлтые уже.
Их прожилки - словно струны
Тронешь, вежды опустив -
И услышишь влажный, лунный,
Элегический мотив:
Тихий-тихий, дальний-дальний
Не по вёрстам - по векам,
Чуть хрустящий, чуть хрустальный,
Чуть дрожащий по верхам.
В нём дрожит без нот натужных
Просьбы тоненькая нить:
Не сбивать грибов ненужных,
Рыжих белок не дразнить...

***

Вот и пей этот кофе чёрный
В кухне белой.
Трезвый, чопорный, вскипячённый
И несмелый.
Помолчи с телефонной трубкой,
Как в отеле.
Почему-то в руке нехрупкой
Вес гантели.
Все мы гости, как в доме этом,
На этом свете.
А потянешься за поэтом –
Обнимешь ветер.
Помнишь, в детстве портреты ветра
Огрызком кисти:
Это занавес-парус, это
Взметнулись листья:
Смотрят вслед, зелены от боли,
Не видя, что там...
Только небо – пустое поле
За поворотом.

***
Бросаю.
Но только сначала - босая
В рубахе ночной
Через город ночной -
Попрощаться...
Пускай беспощадно,
Не в зыбких качелях перин.
Пускай на площадке
Порезаться бритвой перил,-
И шелест щеколд
Прогремит как площадная брань...
Наждачной щекой
Ты меня на прощанье порань, -
И брошу. - Не брошусь
Ни в реку, ни в руки лицом,
А просто найду сигарету, зажгу сигарету,
А просто возьму сигарету зажжённым концом -
И резкая боль отомстит за рассеянность эту...
И брошу...

***
И невский берег, звонкий, каменистый,
И клавесин трамвайной колеи,
Плакат, зовущий к далям коммунизма,
Антенн, тугих и гибких, ковыли.
Весь этот город с фосфором фонтанов,
Свободой над решёткою моста –
Игра теней и вымысел фантаста,
И ремесло, и музыка с листа –
Весь этот город хочет быть любимым,
Озвученным, проявленным до звёзд
Не снизошедшим к шпилям и рубинам,
Светящих, чтобы кто-нибудь дорос,
Дополз, добрался, кожу обдирая,
Дошёл до ручки двери во всегда
По дождевой насмешливой дюрали
Над всеми, кто храпел и восседал.
Ну, выйдем в свет, ну, даже в люди выйдем –
Зайдём в тупик и вылетим в проём...
Как говорится, поживём – увидим,
А не увидим – всё же поживём.

***
Давай присядем, как заведено
За много бед до нашего рожденья,
И будем, как приказ о награжденьи,
Читать заиндевелое окно...
Обычное, из тех же самых строк,
Которые нас прежде не касались
И, равнодушно скомканы, бросались
В гудящий, как времянка, солнцепёк...
Присядем на разбросанных вещах,
Друг друга понимая с полувзгляда.
Мы заслужили высшую награду -
Минуту молчаливого «Прощай»...
Уйдёшь в себя, а я уйду домой,
И на душе - безжизненно и блёкло.
И ночь на поздравительные стёкла
Уже струится траурной каймой...

***
Быть виноватой и любимой
Приятней, чем наоборот.
И терпкой клятвою – рябиной
Терпенье связывает рот.
Перебродить – переболится
Душа подранком и птенцом.
И не смущать родные лица
Далёким, в сущности, лицом.
Бледнеть в оплывшем освещеньи
С такой тоской наедине -
Как сквозь священника прощенья
Просить у дерева в окне...
Сияй, луна, щекой помята.
Шепну, сползая в аноним:
Как внятно всё и непонятно
На этом свете и за ним...

***
Этот робкий ледок поутру,
Обморозивший голые ветки...
Прохрустеть через двор, прозвенеть на ветру,
Протереть побелевшие веки.
А в глазах слюдяная висит стрекоза
Сувениром из летнего плена...
Этот хрупкий ледок,
застекливший глаза,
Не растопит и солнце Гогена.

***
Не в стране, не в году –
я живу в измереньи ином.
То к Вольтеру иду
ядовитым погреться вином.
То от рифмы «огонь»
простодушно пылает щека.
И вселенскую сонь
колыбелит напев ямщика.
Подтвердит программист:
«Так и есть, виртуальны миры...»
Дурачок, оторвись
хоть на миг от любимой игры:
Здесь не сайт и не чат,
что мелькают, друг друга пожрав.
Видишь, - озеро Чад,
где изысканый бродит жираф...
А подвину курсор –
и Елабуга, перстень, петля...
Небо – мой монитор.
И  бездонная память – земля...

***
Мать и мачеха, Родина, мощной шеренгой - дубы...
Я, подвальный росток, задыхаюсь и кашляю кровью.
Лучшей доли не жду и другой не представлю судьбы.
И окошко в снегу - чистый белый билет к нездоровью...
Пусть, взлелеяны солнцем твоим, за тебя постоят   
Им завещаны земли и дадено благословленье...
Я ж - подвальный росток, мой приятель - сорняк пастернак,
И отпущено мне только это святое мгновенье:
Только белая каторга, пахота мерзлых листов
Да ущербной луны замогильная полуулыбка...
В этой жизни фламандской нам, слава те, нету местов,
Как в столовой, где ночью бифштексам сопутствует скрипка...
Мать и мачеха, Родина, клетки - этаж к этажу...
И подвальный росток преклонился в твоем изголовье...
Но из блещущих строк я кольчуги себе не свяжу,
Дабы сброд насмеялся над нашей расплеванной кровью.

* * *
Мечтала хоть час посидеть одиноко у моря:
Пусть ветер-пройдоха докурит мою сигарету...
Забыть об удаче, ее подноготном позоре,
Лицо обращая к молитвенно-лунному свету.
Но вот уже вечер, а солнце являет с усмешкой
 В блистательной пене - навыворот   мутные складки:
Прощайся с Россией, довольно метаться, не мешкай, 
Здесь все с подоплекой и каждый - в бессмысленной схватке.
Я знаю, я помню, я вижу, что я погибаю,
Таскаясь на службу, бряцая на кухне посудой.
Но снова конверты далеким друзьям загибаю 
С ответом  «не знаю...», и знаю, что смертна повсюду.
И так ли уж важно, затопчут в какой заварухе,
Какой вертухай не оделит живительным хлебом,   
Не все ли равно сорокапятилетней старухе, 
Не видевшей стран, но якшавшийся с морем и небом...

***
Кому даны слова  - тем чётки не нужны:
Уравновесишь дух строкой стихотворенья
В молитвенном углу бессонной тишины,
На клятвенной реке в туннель столпотворенья...

Кому даны слова - тем счастья не дано
Иного: ввысь, к Нему, устами бессловесных,
Как чайки над водой, гортанно и черно,
Чьи крылья  абрис губ, сожженных, бестелесных.

 Кому даны слова - тех по камням в грозу
Протащит за язык Пророк за колесницей;
И бритва осмеет венозную лазурь
Анализом на миф и желтою больницей...

Кому даны слова - тем слова не сдержать:
Сорвется, и в туман заблудится белесый...
Кому даны слова - дано принадлежать
К юродивым, до слез смеющимся сквозь
слезы.