Сказка. Часть 31

          Малуша  затаила  дыхание  и  сжалась, пытаясь  представить, что  она  совсем-совсем  крохотная… и… И  её  здесь  вообще  никогда  не  было.
–  Меня  нет. И  вот  ЭТОГО  тоже  нет. Ой, ма-ама-а-а… Хоть  кто-нибудь, заберите  меня  отсю-у-у-уда-а-а… –  мысленно  заскулила  девушка. – 

И  как  бы  ни  старалась  уговорить  себя, что  ничего  не  видела,  перед  глазами  продолжала  стоять  пугающая  до  оцепенения  картина: туманный  мужской  силуэт, с  которого  словно  соскальзывает  взгляд, не  давая  ни  за  что  зацепиться…  Расплывчатые  синие  пятна  вместо  глаз… И  ощущение  взгляда…

 –  Так  ещё  страшнее… Нужно… просто  еще  раз   глянуть…  и  убедиться, что… Что  этого  ПРОСТО  НЕТ!!!

Перепуганные  глазищи  храбро  распахнулись.  И…
И  ни-че-го. Осторожный  взгляд  вокруг  не  обнаружил  ничего  угрожающего. Всё, как  всегда:
самозабвенно  расшвыривает  лапами  клочья  травы  и  земли  пёстрая  курица, пытаясь  откопать  жирного  червяка, который  непременно  где-то  там   спрятался;
петух, горделиво  задрав   увенчанную  тугим  красным  гребнем  голову, боком-боком  подбирается  к  другой  пеструшке, опасливо  косящей  на  него  круглым  жёлтым  глазом   решая,  есть  ли  шанс  удрать, или  нечего  трепыхаться;
серыми  шариками  бойко  скачут  в  низкой  травке  воробьи;
припадая  брюхом  к  земле, осторожно  крадётся  полосатая  кошка. 

–  Заблудилась?  Или  что  потеряла? Не  разум  случаем? – 

Малуша  с  визгом  подскочила, запуталась  в  длинном  подоле, и  со  всего  маху  ляпнувшись   на  попу, ошарашено  вытаращилась  на  ехидно  усмехающегося  в  бороду  Беляна.

–  Но  как… Когда…Ты  откуда  здесь  взялся?!! –  неожиданно  для  себя  возмутилась  девушка  вставая,  и  незаметно, как  ей  показалось, потирая  ушибленный  копчик.
Ей  и  самой   было  непонятно, на  кого, или  на  что  рассердилась. На  себя, не  увидевшую  стоящего  в  десяти  шагах  человека?  Так  ведь  уверена  –  только  что  не  было  никого! Ну, почти  никого… кроме  того… жуткого… через  которого  всё  просвечивает… На  деда?  На  него-то  уж  –  вовсе  глупо… Это  же  не  неугомонный  шутник-Хорт, которого  невозможно  отучить  внезапно  выскакивать  неизвестно  откуда  и  с  хохотом  хватать  за  бока, пугая  до  заикания.
Кто  же  тогда  сказал:  «Похожа»?   Кто  на  кого  похож? 
Всё, хватит, а то  так  с  ума  сойти  можно. А  вот  не  было  ничего, и  всё! Показалось! –

Но  как  бы  она  ни  старалась  убедить  себя, мысли  продолжали  скакать  по  кругу  бешеными  белками, категорически  отказываясь  хоть  как-то  объяснить  происходящие  странности  и  непонятности…

– Ну, и  долго  стоять  будешь, как  столб  на  площади? Давай  уже, оживай… –   Белян  укоризненно  покачал  головой, и  хрипло  прокашлялся, пытаясь  скрыть  смех.

–  Дедушка-а-а…  Де-еда-а… А  ты…  ничего… такого… Ты  сейчас  ничего  странного  не  видел?  –  обогнала  его  Малуша  и, меленько  засеменила  задом  наперёд,  просительно  заглядывая  снизу  в  глаза.

–  Почему  не  видел?  Конечно, видел. Видел  глупую  девчонку. А  сейчас  увижу, как  она  ещё  раз  шлёпнется  и  отобьёт  себе  задницу, потому  что  наткнётся  на  ступени. И  лечить  придётся, как  всегда  мне. –   
Укоризненно  покачав  головой, Белян  обогнул  остановившуюся  в  растерянности  девушку, и  ушёл  в  дом, продолжая   бубнить  о  бестолковых  бабах,  и  что  надоела их  глупость  хуже  горькой  редьки.

                Возвратившаяся  вскоре  Желя  обнаружила  девушку  посреди  двора  не  глядя  швыряющей  горсти  зерна  вконец  обожравшимся  курам.

–  Малуша, что  ж  ты  творишь-то!  Совсем  сбрендила  девка. – 

–  Как  что  делаю?  Ээээ… Кур  вот… покормить... Ой…– 

–  Вот  тебе  и  ой… –    отобрала  женщина   почти  опустевшую  посудину.

                Уходящий  день  незаметно  для  погружённой  в  свои  мысли  Малуши   сменился  вечером. Она  что-то  делала, что-то  кому-то  отвечала, но  всё  это  скользило  мимо, не  затрагивая. Из  головы  не  выходили  странные  события  этого  странного  дня.

–  Малуша!  Ау-у-у! –  дурашливо  заблажил   кто-то  в  ухо, разбивая  на  осколки  хрупкую  тишину.

–  А? Что?  Я  сейчас… –   начала  было  девушка, выпадая  из  размышлений, и  заозоралась. Рядом  хохочет   и  крутит  пальцем  у  виска  Хорт.  Впереди   в  вечерних  сумерках  смутно  виднеется  Желя. За  плечом  слышны  мягкие  шаги. Это… Да, это  Дан. И  они  идут… Идут… Ах, да, идут  домой  после  ужина.  Впрочем, нет, не  идут. Уже  пришли.
 
–  Ой, задумалась… –   Как  хорошо, что  под  платком  не  видно  заполыхавших   жаром  ушей!

– Ага. На  ходу  задремала. Дан, ты  у  нас  человек  обстоятельный  и  сурьёзный, потому  оставляю  нашу  спящую  боярышню  на  тебя. Помни, я  на  тебя  полагаюсь. Надеюсь,  оправдаешь  моё  высочайшее  доверие.  –  состроив  уморительно  серьёзную  мину,  важно  пробасил  парень  и  шустро  умотал  куда-то  в  темноту, пока  не  схлопотал  подзатыльник.
Оглянувшись   на  него,  Желя  покачала  головой  и  со  словами: –  Пойду  и  я, пожалуй,  –  скрылась  в  доме.

                Смущённая  Малуша  сталась  один  на  один  с  внезапно  посерьёзневшим  мужчиной. Стоя  у  распахнутой  калитки  помолчали. Девушка  сделала  движение  в  сторону  дома, но  Дан  придержал  её  за  рукав:
–  Не  спеши… –  и  задумчиво  продолжил: –  Как-то  у  нас  с  тобой  получается… неправильно  что  ли…
Я  только  сейчас  понял, что  мы  никогда  не  загадывали  наперёд…   ни  разу  не  разговаривали, как  жить. Покатилось  всё  камнем  с  горы… так  что  не  остановить… А  куда  прикатится… Я  ведь  даже  не  знаю, хочешь  ли  за  меня  замуж. Так  и  не  спросил  ни  разу.
Спрашиваю  сейчас. Ты  пойдёшь  за  меня? –

Испуганный  взгляд  синих  глаз  вопросительно  метнулся   от  земли  к  лицу  мужчины  и  снова  спрятался  за  густыми  ресницами.

 –  Тебе  семнадцать. Ты  красивая… Не  перебивай, я  лучше  знаю. Так  вот, ты  –  красивая  и  нравишься  многим  парням. А  я… Ты  ничего  обо  мне  не  знаешь. Если  хочешь, расскажу, а  там  уж  решай, нужен  ли  тебе  такой… муж…
Мне  двадцать  шесть. Разница  большая. Была  жена… –

Малуша  удивлённо  распахнула  глаза  и  уже  набрала  воздух, чтобы  сказать  что-то. Или спросить. Но  Дан  отрицательно  покачал  головой:

–  Погоди! Выслушай, а  потом  я  на  все  вопросы  тебе  отвечу. Да, вдовец. Что  ещё  сказать… Родителей  давно  нет. Родня… Нет  ни  одного  человека, кого  я  считаю  роднёй.–  и  замолчал, пытливо  вглядываясь  в  смутно  белеющее  в  сумраке  лицо.
Молчание  тянулось  и  тянулось…

Дан  криво  улыбнулся, словно  решив  что-то  для  себя, и  невесомо  обведя  кончиками  пальцев  её  лицо, приподнял  за  подбородок:
–  Малуша, посмотри  на  меня. Я  не  хочу, чтобы  ты  дала  своё  согласие  из   благодарности, или  из  жалости… или  оттого, что  идти  некуда. Жить  вам  есть  где. Как  бы  ни  повернулось, дом  твой. Так  что  об  этом  не  беспокойся… Это  неважно… Сейчас  решить  надо, как  нам  жить  дальше. Не  поверю, что  за  этот  год… даже  больше, чем  год… ты  не  задумывалась   о  своём  будущем. У  тебя  было  время  понять  что  я  за  человек, и  вообще, нужен  ли  тебе. Не  бойся, я  не  рассержусь  и  не  обижусь, если…
Прости, но  времени  на  раздумья   больше  не  дам. Ответь, пойдешь  за  меня?
Малуша, я  жду  твоего  слова.  Да? Нет? –

Неожиданно  тонкие  руки  обхватили  шею  Дана… потянули  вниз…  и  солёные  губы  покрыли  его  лицо   и  губы  короткими  неумелыми  поцелуями. 

–  Малуша… Ты  плачешь?.. Почему? Что… Не  понимаю! Прошу  тебя, девочка… не  жалей  меня… скажи  прямо.  Это  значит… –

–  Да! Да! Да! –  спрятав  пылающее  лицо  на  его  груди   и  обливая  слезами  рубаху,  горячечно  забормотала  девушка. –  Я  так  тебя  люблю… Давно…Сразу… И  уже  надеяться  перестала… Думала  другая… Думала  ты  другую… А  мне  кроме  тебя… –  и  задохнулась, сжатая  железными  объятиями…

–  Ты…  понимаешь, что  я  пережил  за  эти  минуты?..  Показалось…  потерял  навсегда… Снова  по  свету… Перекати-полем… –

Как  ни  был  тих  сдавленный  хрип:  –  Отпусти… Задушишь… –   но  был  услышан.

–  Прости… прости… Маленькая  моя…  –  Судорожно  сжавшиеся  вокруг  девушки  руки  резко  ослабили  хватку.

Сухие  губы  отыскали  нежный  рот  и  обожгли  властным  поцелуем, прерывая  ненужные  сейчас  слова… И  всё  стало  неважно…

                А  в  доме  изнывала  в  нетерпении  Желя. Не  выдержав, выглянула  в  окошко. Стоят, разговаривают… Дай-то  бог, чтоб  сегодня  наконец-то   всё  сладилось! Хотя... Разговоры  разговорами, а  так, чтоб  честь  по  чести, как  полагается, замуж  Малушу  не  звал. Вроде  бы, само  собой  разумеется, но… Женщина  запалила  светец*  и  присела, сложив  на  чисто  выскобленной  столешнице   короткопалые  огрубевшие  ладони  с  выступившими  тёмными  венами. Блеклые  глаза  невидяще  уставились  на  трепещущий  огонёк.
                Как  же  тревожила  Желю  эта  неопределённость!  Порой  заснуть  не  давали  старательно  загоняемые  в  глубину  души  опасения. Нет, она  не  сомневалась, что  с  её  ненаглядной  девочкой  не  могут  поступить  бесчестно! Ну…почти  не  сомневалась…И  всё  же…. Всякое  случается. Вспомнилось  вдруг, как  её  родная  деревня  гудела, когда  брошенная  женихом  перед  самой  свадьбой  Лагода, утопилась  в  пруду. Желя, тогда  ещё  только-только начавшая  вплетать  ленту  в  косу**, со  всех  сторон  слышала, что  мол, девка  сама  виновата  –   добегалась, гульня  такая. Лагодины  младшие  сёстры  долго  потом  носа  на  улицу  не  казали. Стыдились. Днями  напролёт  ревмя  ревели,  мол, никто  теперь  сватов  не  зашлёт… Мать  аж  почернела  вся… Ещё  бы! Мало  того, позорище, так  ещё  и  муж  так  взбесился, что  всё  село  на  крик  сбежалось. А  Лагода, как  просватали, родителям  даже  слова  поперёк  не  сказала, а  сама  по  ночам  через  окно  бегала  к  кому-то. А  к  кому, так  и  не  догадался  никто. Что  ж, не  первая  и  не  последняя  легковерная  дурочка,  кому  наобещали, а  своего  добившись  –  в  кусты. Может  быть  в  глубине  души  и  жалели, но  всё  равно  осуждали. А  жениха  Желе  было  жалко. Он-то  ведь  ни  в  чём  не  виноват! Уехал  в  город…
 Желя  усмехнулась, вспомнив, как  мать  потом  чуть  ли  не  полгода  подозрительно  косилась  на  её  живот  и  даже  заикнуться  не  давала  о  том, чтоб  пойти  с  подружками  вечерам  на  улицу. Ругалась, что  все  девки  и  так  пустоголовые, а  стоит  парню  чуть  поманить  ласковым  словом, да  лживыми  посулами, так  и  вовсе  последнего  умишка  лишаются, и  теряют  всякий  стыд. А  если  дочь  себя  соблюсти  не  сумеет  и  тоже  забрюхатеет, то  пусть  лучше  сразу  сиганёт***  в  тот  же  пруд …

– Тьфу, вот  ведь…И  к  чему  вспомнилось… Совсем  некстати.–  вздохнула  женщина.

                Конечно, ничего  такого  промеж   её  девочкой  и  Даном    вроде  не  замечено, а  там, кто  его  знает…  Разве  уследишь? 
При  всём  уважении  и  доверии, женщина  смутно  побаивалась  его  и  не  могла  относиться  так, как  ко  всем, с  кем  сталкивала  жизнь. Взять  вот  хоть  к  примеру  мужниных  и  Дановых  сослуживцев, или  того  же  Хорта, которого,  ничуть  не  сомневаясь, считала  открытым  и  понятным.  А  Дан… Странный  он. Даже  в  подпитии, когда  у  любого  развязывается  язык, о  себе  никогда  не  откровенничал. Ни  словечка, ни  полсловечка  не  обронит   откуда, из  какой  семьи  и  чем  занимался… От  нескольких  осторожных  попыток  узнать  что-то,  ловко  уходил, незаметно  переводя  разговор  на  другое. А  повадки  какие! А  держит  как  себя! А  иной  раз  глянет…  аж  мороз  по  коже…
Непрост  человек… Ох, и  непро-ост… 
                Желя  вздохнула, и  решительно  поднялась  с места. Вон, лучина  скоро  догорит. Что-то  долго  Малуши  нет… Постояли  немного, и  довольно. Взрослый, а  ведёт  себя, как  мальчишка  желторотый. Совсем  наверно  девочку  заморозил… Не  лето  чай…  Днём-то  ещё  тепло, а  к  ночи  захолодало. Не  загадывая, будет  время  намиловаться...
Да  и  утреннее  происшествие  ещё  не  изгладилось  из  памяти… Хоть  и  старалась  гнать  от  себя  дурные  мысли, но  нет-нет, да  сжималось  сердце  воспоминанием  о  пережитом  ужасе… Дай-то  бог, чтоб  обошлось,  как  колдун  сказал… Всё, хватит  об  этом.
 Пора  звать.

– Малуша! Домой  пора. –  И  невольно  улыбнулась, припомнив, как  злилась  когда-то  на  мать, что  загоняет  домой, позорит  перед  парнем. А  ведь  та  просто  старалась  уберечь  от   глупостей. Только  теперь  поняла…
При  первом  же  звуке  смутная  тень, замершая  у  калитки, внезапно  разделилась  на  два  силуэта. Тот, что  поменьше, то  и  дело  оглядываясь  назад, поплёлся  к  дому.
Малуша  остановилась  на  крыльце, помахала  рукой  в  ответ  на  тихое:
– Спокойной  ночи, маленькая. –  но  так  и   не  ушла, пока  безлунная  осенняя  ночь  не  скрыла   удаляющуюся  мужскую  фигуру.

– Вот  что  ты  раскричалась! Что  я,  дитё  малое, что  ли? Малу-уша, Малу-уша… Уж  и  поговорить  нельзя…  Раскричалась… Давно  спала  бы… –  поправляя  сбившийся  платок  и  растрепавшуюся  почему-то  косу, обиженно  бубнила  себе  под  нос  Малуша, сбрасывая  у  порога  обувку  и  вешая  на  крючок  верхнюю  одёжку. 

                Желя  слушала, а  у  самой  в  груди  что-то  сладко  сжималось  от  умиления. Совсем  как  она  когда-то  с  матерью! Какое  счастье, пусть  хоть  так, хоть  под  конец  жизни, согреться  своим  призрачным  родством  с  ещё  недавно  чужой  девочкой, незаметно  ставшей  самым  близким  существом. Пусть  и  названная, а  всё  равно  –  дочка…

С  печки  послышался  кашель. Сиплый  со  сна  недовольный  голос  Беляна  пробухтел:
–  Не  спится  им… Расквохтались… Девки  неуёмные… А  ну, быстро  свет  гасите! И  чтоб  больше  ни  звука. Ночью  спать  надо, а  не  колобродить. –

Неожиданно  тусклый  огонёк  замигал  и  по  стенам  заметались  изломанные  тени.
С  посудной  полки  с  грохотом  свалилась  деревянная  миска, подкатилась  к  ногам  замерших  женщин, покрутилась...покрутилась, и  с  сухим  стуком  упала  кверху  дном, заставив  их  разом  вздрогнуть. В  тёмном  углу  под  потолком  кто-то  зашебуршал…  противно  скрежетнул...  и  хриплый  голос неожиданно  гаркнул:

–  Бр-р-р-рысь!Визгопр-р-ряхи****! –

Догорающая  лучинка  вспыхнула  в  последний  раз… шикнул  уголёк, падая  в  воду,  и  стало  темно.

– Так  их, Чёрный… –  вместе  с  зевком  донеслось  со  стороны  печки.

                Женщины  переглянулись  и  дружно  прыснули, пытаясь  сдержать  разбирающий  как  назло смех.
 Вот  так! Разом  поставили  на  место!
Особенно  веселилась  Желя, которая  и  сама  уже  не  помнила,  когда  её  в  последний  раз  называли  девкой. А  тут  сразу  двое. Ну, ладно, Белян. Так  ещё  и  ворон, в  кои  веки  решивший  заночевать  дома, туда  же!
 Спать, так  спать. Не  спорить  же.
 Завтра  будет  новый  день.

                Свадьбу  решили  гулять  в   середине  Листобоя****. Ну, как  решили…Сели  обсуждать   и, к  всеобщему  изумлению,  всегда  покладистая  Желя  внезапно  явила  железную  твёрдость  характера, решительно  пресекая  на  корню  любые, отличные  от  единственно  правильного  (своего),  мнения. Дан  поначалу  пытался  возражать, что  нечего  тянуть  время, и  можно  бы  уже  через  недельку –  две… но  напоролся  на  яростный  отпор, и  шутливо  выставив  перед  собой  ладони, отступил:

– Всё, всё, всё… Раз  так  надо, значит  надо. Потерплю. – и  лукаво  улыбнулся  глазами  зарумянившейся  Малуше, внезапно  поймавшей  себя  на  том, что  отрешившись  от  всего, всё  это  время  нескромно  на  него  таращится.
 Участия  в  обсуждении  она  не  принимала  ввиду  полнейшего  незнания  свадебных  обычаев  и  правильной  подготовки  к  празднованию. Нет, она  конечно  видела, как  гуляют, и  даже  один  раз  была  подружкой.  Но  так  ведь  гостям  что,  погуляли,  да  пошли  домой. А  что, да  как, то  старшие  родичи  молодых  сами  решали.
Пару  раз  Желя  спросила  девушку  о  чем-то, но  вразумительного  ответа  не  дождалась, посмотрела-посмотрела  на  блуждающую  по  её  лицу  мечтательную  улыбку,  и  перестала  обращать  внимание:

– Не  надо  было  вообще  звать. Всё  равно  толку  не  дождёшься! –

                Хорта, способного  только  смешить  и  отвлекать  от  серьёзных  разговоров, внося  неразбериху  своими  шуточками,  не  приходилось принимать  в  расчёт  тем  более, ввиду  его  полнейшей  несерьёзности  и  безалаберности. Поэтому  парня  Желя, разозлённая  его  весёлыми  комментариями,  попыталась  вытолкать за  дверь, невзирая  на  жалобные  вопли  вперемешку  со  смехом,  и  фальшивыми  рыданиями.

А  Желя, с  чувством  полнейшей  своей  правоты,  вываливала  один  за  другим  всё  новые  доводы:
–  Во-первых, наша  девочка  не  обсевок  в  поле, чтоб  вот  так, наскоро  её  спихнуть  с  рук. Что  она, хуже  других  что  ли?  Будет  всё,  как  заведено. И  надо  обязательно  съездить  в  город, докупить  одежды, посуды, и  ещё  много  чего  нужного  в  хозяйстве. Хоть  и  стоят  в  сарае  полные  сундуки   с  вышитыми  Малушей  полотенцами, постелью  и  прочим  приданым(Ой, надо  бы  проверить. Как  бы  мыши  не  попортили!),  а  нужно  бы  ещё  кое-что  добавить. Свадебная  рубаха  жениху  уже  есть, ещё  одна  почти  готова,  а  вот  пояска  обережного  нет. Непорядок. Как  раз  и  вышьет.

Малуша, заметив  вопросительно  приподнятую  бровь  Дана  и  лукавый  блеск  глаз, смущённо  отвернулась, сделав  вид, что  сосредоточенно  слушает. А   Желя, не  замечая  выразительных  переглядываний, самозабвенно  вещала:

– Во-вторых,  к  тому  времени  окончательно  доведёте  до  ума  все  недоделки  в  доме. – 

Вслед  за  этими  словами  последовала  короткая  пауза, сопровождаемая  строгим  взглядом  сначала  на  непривычно  добродушного  Дана, а  затем  на  выглядывающего  из  сеней  ухмыляющегося  Хорта.

–  В-третьих,  по  всем  приметам  время  самое  благоприятное, недаром  же  назвали  месяц  свадебником. –

Дед  Белян  послушал-послушал,  и  ушёл:
– Толку-то  с  вами  сидеть…  Уж  если  баба  взялась  токовать, то  ей  хоть  кол  на  голове  теши,  всё  одно, никого  не  слышит  и  сделает  всё  по-своему.  –

                Единственное, в чём  все  сразу  и  единодушно  сошлись, это  то, что  кого  попало  звать  ни  к  чему. Особенно  настаивали  на  этом, Желя, углядевшая  утвердительный  кивок  Беляна, строго-настрого  запретившего ей  рассказывать  об  утреннем  происшествии.
Но  она  и  сама  рассудила, что  если  уж  завелась  такая  завистница, то  нечего  и  гусей  дразнить.
                Малуше  было  всё  равно, потому  как  родные  далеко, но  даже  если  б  и  рядом  жили, вряд  ли  приехали, а  завести  близких  подруг   в  селе  как-то  не  получилось.
Дану, тем  более, вся  эта   суетня  была  безразлична. Несмотря  на  то, что  в  селе  его  уже  многие  знали ( и  почему-то побаивались), сам  общаться  ни  с  кем  не  стремился. И  если  бы  не  боязнь  обидеть  Малушу, вообще  обошёлся  бы  без  шумных  пьяных  застолий. Съездили  бы  венчаться, и тихо  отпраздновали  в  ближнем  кругу. Но, если  девочка  хочет, чтобы  всё  было  красиво, то  сто`ит  ли  портить  ей  праздник?
                Хорт? Его  мнение  в  расчёт  не  принималось. Впрочем, он  ничуть  не  обижался, понимая, что  человек   тут  временный.  Давно  бы  ушёл, если  бы  не  искреннее  желание  помочь   человеку, который, сколько  он  себя  помнил, был  рядом. А  теперь, когда  парень  узнал, что  и  жив  когда-то  остался  только  благодаря  Дану, тем  более  считал  самым  близким  существом  на  свете.
Конечно, Хорт  помнил, что  на  родине  погибшей  матери  его  приняла  семья  таких  же, как  он  сам  перевёртышей, но…
 Но  как  же  надоели  постоянные  поучения  старших!  И  каждый  считает  своим  святым  долгом  вправлять  мозги  « сироте, лишённому  родительского  присмотра»! Вот  и   удрал, чтобы  хоть  немного  перевести  дух. Да  ещё  и  глупая  ревность  Весняны… Нет, она  конечно  ему   нравится, он  очень  к  ней  привязан, но… Отец  девчонки  уже  несколько  раз  намекал, что  нечего, мол, ей   голову  морочить, и  пора  бы  что-то  решать. А  что  тут  решать! Ну, не  хочет  он  пока  заводить  семью! Конечно, не  отказывается, но… Но, не  сейчас. Попозже. Ведь, если  разобраться, только-только  жить  по- настоящему   начал! Вот  на  чужой  свадьбе  погулять  –  это  с  большим  удовольствием!


                Примечания:
               
                Светец*  –  горящая  лучина, укреплённая  над  узким  корытцем (или плошкой)  с  водой.

                Лента  в  косе**  –   Если  в  косу  девушки  вплеталась  одна  лента, значит  она  на  выданье.
                Если   две  –  значит  у  неё  есть  жених  и  получено  благословение.

                Сигать***  –  прыгать

                Визгопряха**** –  непоседливая  девка

                Листобой**** ( также  листопад, свадебник)  –  октябрь.