Сказка. Часть 29

                Предыдущая  часть: http://www.stihi.ru/2017/02/22/9417               
 

                Наконец-то  настал  долгожданный  день  переезда  в  новый  дом. Ну, как  переезд…Скорее  переход. Что  тут  от  дома  к  дому, всего  ничего. Мужчины, при  полной  поддержке  Жели, дружно  заявили, что  поселится  там  Дан. Ну, и, само собой,  Хорт  до  отъезда  –  тоже.
Заодно  доделают, что  не  успели.
Раздосадованную  и  обиженную  Малушу, уже  набравшую  полную  грудь  воздуха, чтобы  в  который  раз  объяснить, как  они  неправы, всегда  ласковая  и  мягкая  Желя  неожиданно  сурово  окоротила:

–  Да  где  же  это  видано, молодой  девке  жить  в  одном  доме  с  чужими  холостыми  мужиками. Как  это  не  чужой?  А  какой? Родня?  Нет. Жених? Никто  и  не  спорит. Жених  –  не  муж. Сегодня  твой, а  завтра  –  чей-то. Негоже, вот  и  весь  сказ!  И  не  куксись. Свадебку  сыграем, тогда  и  введёт  в  дом  хозяйкой. Или  хочешь, чтоб  разговоры  по  селу  пошли? Сама  знаешь, потом  от  дурной  славы  не  отмоешься. На  каждый  роток  не  накинешь  платок. Люди, они  такие  бывают… Пока   останемся   у   твоего  деда. Столько  ждала, ещё  немного  потерпишь.  –

Девушка, даже  не  подумав  возразить, что  Белян  ей  вовсе  не  родня,  зябко передёрнула плечами и  опустила  посмурневшие  глаза:
– Нет-нет, что  ты… Сплетни  это… Ты  права. –  и  больше уже не спорила…
 
                Как  только  обосновались, Хорт  повесил  над  крыльцом  венок*, сплетённый  Малушей  из  последних  осенних, неизвестно  где  найденных,  полевых  цветов  вперемешку  с  метёлками  трав. Сразу  же  во  двор  зачастили  соседи  и  любопытные  соседки (вот, мимо  случайно  проходила, дай, думаю, загляну  по-соседски).

– Когда  праздник? А  не  нужно  ли  помочь  чем? –
                Но, кроме  желания  первой  рассмотреть  хоромы  нового  соседа, главное, что  не  давало  покоя  женской  части  села  –  стремление  окончательно  убедиться, что  этот  не  слишком  общительный  мужик  действительно  ещё  не  обзавёлся  женой. Наверно  у  любой  женщины  в  крови  живёт  неистребимое  желание  сосватать (а что, сама  вляпалась –  помоги  другой!). 
А  уж  если  есть  дочь (не  дай-то  боги  засидится  в  девках!), сестра, племянница, другая  незамужняя  родня, или  просто  подруга  не  просватанная, то  сам  бог  велел  не  зевать! Главное –  раньше  других  успеть  захомутать  завидного   жениха. Не  мальчик  уже  конечно… Что  ж, зато  спокойный, работящий,  и, самое  главное,  непьющий. Не  чета  дурным  шалопаям, что  только  куролесят  спьяну, да  девку  какую-никакую  норовят  зажать  по  углам, да  на  сеновал  затащить. Этот  по  бабам  не  ходо`к, ни  в  чём  таком  замечен  не  был  никогда. Солидный  человек, сурьёзный... Кузню  вон  отстроил  на  краю  села  у  реки, а кузнец  на  селе  человек  не  последний,  завсегда  в  почёте. С  таким-то  будет, как  сыр  в  масле… К  тому  же  дом… А  уж сам-то… Аж  душа  млеет… И  ведь  не  сказать, что  красавец  писаный, как  сын  приезжавшего  в  запрошлом  году  боярина, что  словно  с  лубка  про  Еруслана  Лазаревича  сошёл.
Да, высок, строен  и  широкоплеч. Так  ведь  и  здоровее  бывают. Вон, хоть  пасечников  Велига**, что  еле  в  дверь  проходит… Нет, всё  не  то…  не  то...
И  кто  знает, в  чём  тут  дело, но  как  сладко  и  тревожно  замирает  бабье  сердце  от  взгляда  глубоких  серых  глаз…
                Не  одна  потом  бабенка,  глядя  на  своего  неласкового  мужа, да  вспомнив  тумаки, полученные  от  него  по  пьяному  делу, украдкой  вздохнула:
– Эх, вернуть  бы  молодость  назад…Я  бы  не  я  была, а  не  упустила  такого  мужика… Ведь  повезёт  кому-то. Так  почему  бы  не  моей  дурёхе… –
 Что  уж  тогда  говорить  про  этих  вертихвосток, что  так  и  шастают  мимо  двора!

                Через несколько дней  справили  новоселье. День  выдался, словно  по  заказу, тёплый, солнечный. Народу  собралось  изрядно. Многие, да  что  там, многие... все, уже  давно  рассмотрели  дом  снаружи. А  вот  внутри  никто  не  был.
   Первым, как  и  полагается, вошёл  самый  уважаемый  человек  –  дед  Белян. За  ним  с   караваями  и  подарками  в  руках  потянулись  остальные. У  порога  вышла  небольшая  заминка, но  задние  слегка  поднажали на  оробевших  соседей, и  разбредаясь, с  любопытством  осмотрелись. А  посмотреть  и  вправду  было  на  что!Ни  у  кого  в  селе, даже  у  трактирщика, старосты  и  лавочника,  не  было  таких  хором. Просторная  светлая  горница  с  высокими  потолками, сияющая  не  успевшими  потемнеть  стенами,  дышит  запахом  смолы  и  ароматом  расстеленных  по  полу  трав. Поставцы  и  сундуки  радуют  глаз  затейливой  резьбой. А  уж  окна... Не  слепые, как  во  всех  избах, а  больши-ие. Ну, хозяин барин – хочет  дрова  жечь  по  зиме, так  это  его  дело. А  где  же  печка? Вот  те  раз… Печка  развёрнута  устьем  в  кухоньку… Ух, ты, а  это  что? Ступени  куда-то  наверх  поднимаются! Посмотреть  бы  что  там, да  неловко  лезть, куда  не  звали. Пока  кто-то  перешептывался, обсуждая  непривычный  вид  дома, разнаряженные  в  пух  и  прах  девки  кинулись  расставлять  на  растянувшийся  во  всю  длину  комнаты  стол  принесённые  хлебы, миски  с  пирогами  и  прочим  угощением, стараясь  почаще  попадаться  на  глаза  хозяину, да  ненароком  пройти  впритирочку,  задевая  то  сдобным  бедром, то  пышной  грудью. И  глянуть  из  под  ресниц  зазывно  –  вот, мол, смотри,  какая  я… и  собой  хороша, и  домовита, и  рукодельница…
                Мужчина  всем  улыбался, отвечал  шуткой  на  шутку  и  никого  не  выделял. Когда  стали  садиться  за  стол, только  хмыкнул, глядя  на  поднявшуюся  суету  и  прикрыл  насмешливую  ухмылку  рукой, словно  приглаживающей  аккуратные  усы. А  разрумянившимся  скромницам-красавицам  ни  до  чего сейчас  дела  не  было. Стараясь  незаметно  отпихнуть, больно  втыкали  друг  другу  в  бока  острые  локотки, наступали  на  ноги  и  незаметно  щипались,  стараясь  занять  место  поближе. Две  подруги-соперницы, торжествующе  глянув  на  неудачниц, шустро  плюхнулись  на   свободное  место, оставленное  для  Малуши  и  Жели. Хорт, сдвинутый  объёмистыми  задами  девиц,  еле  удержался  на  самом  краешке  скамьи, засмеялся  и, к  великой  радости  ошалевшей  от  нежданно  привалившего  счастья  круглолицей  конопатой  девчонки, пересел  в  конец  стола, к  Малуше.
Ну,  в  самом  деле, не  прогонять  же  нахалок! Народ  пил, ел,  и  кричал  здравицы  в  честь  хозяина.
Желудки  наливались  хмельным, лица  –  краснотой…
Заблестели  глаза. Развязались  языки…
И  пошло-поехало! 

– Будь  здрав, хозяин! –

–  Эх, без  хозяйки  дом  сирота… –

– Когда  на  свадьбу  пригласишь, Дан? –

– В  такие-то  хоромы  детишек  бы  пяток! –

–  Чего  там  пяток! Такому  мужику  –  и  десяток  настругать  не  трудно! –

–  Цыть, охальник! Зенки  залил  и  буровишь…–   звонкий  звук  затрещины  почти  не  слышен  в  шуме  застолья… 

– Что,  самому  рожать? Вроде  мужики  ещё  не  научились…–

– Зачем  самому? Ишь, сколько  девиц-красавиц  –  только  выбирай!  –

–  Глянь, глянь,  Русанка-то  на  тебя  как  глазками  стреляет!  Да  не  красней  Руся, дело  молодое! –

–  Руська, пойдёшь  за  Дана? –

–  Чегой-то  Руська! Моя  Полеля, чай  не  хуже! –

–  Почему  же  не  пойти. Пойду, коли  позовёт! –

–  Эй, Дан, я  тоже  не  откажу! Приходи  свататься! –

–  Ха-ха-ха! Ну, что, может  сразу  и  сговорим?  –

–  Гы-гы… Как  у  басурман, сразу  с  двумя? Дан, ты  как, сдюжишь  с  двумя-то? –

–  Сдю-ю-южит!  Мужик  здоровый, и  с  тремя  не  оплошает! –

– Тьфу, бесстыжие… Срам  какой… –

–  И  не  говори! Вот  в  наше  время…–

– Доча, а  ты-то  что  жа… Учить, что  ли?  Сидишь, как  колода… Улыбнись  ему  поласковей… Да  не  Катаю!!! На  кой  тебе  этот  блудяшка!** У-у-у  ду-уриш-ша… Вот  погоди, домой  придём….–

Хохот… подначки… грудной  женский  смех  и  блеск  глаз…  ревнивые  взгляды  по  сторонам (а  ну, как  не  я, а  подруга  глянется?)… солёные  словечки… бурчание  мамок, разобиженных  невниманием  к  своим  непристроенным  кровиночкам…

                Неожиданно  среди  застольного  шума  звонкий  женский  голос, уверенно  перекрывая  гогот  не  в  меру  разошедшихся  хмельных  мужиков, завёл  песню  о  реке-реченьке  меж  крутых  берегов  и  одинокой  берёзе  на  яру… Бережно  подхватив  втору, загудел  сочный  басок… Всё  больше  голосов  вплетается  в  прихотливый  узор  мелодии…
Забыты  разговоры, назревающие  ссоры,  обиды…
                Новый   дом, а  вместе  с  ним  и  разомлевший  Хозяин  за   печкой, слушают  и  согреваются  теплом  жизни… Люди… Какие  всё  же  странные  и  непредсказуемые  создания… А  без  них  –  никак…
                Льются  песни  то  грустные,  до  нечаянной  слезы, то  задорные, хоть  сейчас  в  пляс. Разлуки  и  встречи… верность  и  измены. И  самое  главное, на  чём  стоИт  род  людской, без  чего  на  земле  предков   не  станет  жизни  –  Любовь.
А  молодежь  уже  и  наелась  и  напилась  вволю. Зашевелились, взбаламутились, не  в  силах  усидеть  на  месте. И  выплеснулась  пёстрая  шумная   волна  на  широкий  двор  с  не  притоптанной  ещё  травой. Следом     потянулись   и  те, кто  постарше. Размяться, подышать  свежим  воздухом, посмотреть, как  веселятся  свои  и  чужие  взрослеющие  дети. Да  и  самим  тряхнуть  стариной  и   показать, что  такое  настоящая  пляска…
                Тоненько  выпевает  мелодию  дудочка, гудит  рожок, рассыпают  сухую  дробь  ложки  в  умелых  руках. Белыми  лебёдками, плавно  несут  себя  разрумянившиеся  девушки, бросая  лукавые  взгляды  из-под  ресниц. И  каждая  в  этот  миг  -  красавица! Вокруг  гоголями   вьются  гордо  подбоченившиеся  парни.
 Перекрикивая  музыку   весело  верещит (а  по-другому  дети  и  не  умеют!), путаясь  под  ногами  у  взрослых,  мелкота, неизвестно  когда  набежавшая  сквозь настежь  распахнутые  ворота...
Собравшись  в  кучки, шушукаются  кумушки, чтобы  уже  на  следующий  день  разнести  по  селу  сплетни… То-то  будет  разговоров  кто  с  кем  плясал, кто  кого  мимоходом  смачно  шлёпнул  пониже  спины, а   кто  встрёпанный   выскочил  из-за  угла  с  горящим  лицом  и  распухшими  губами… Да  мало  ли  заметит  острый  взгляд  сплетниц…
                То  одна, то  другая  девка  безуспешно  пыталась  вытащить  Дана  в  круг.  Он,  отрицательно  качнув  головой, шарил  глазами  по  лицам, искал  кого-то. Не  найдя,  сдался   в  плен  самой  настырной.
И  в  самом  деле, новоселье!  Не  должен  хозяин  праздника  стоять  в  сторонке  с  постной  миной. Веселиться  надо, чтобы  жизнь  в  новом  доме  была  добрая, да  весёлая. Праздник!
                Около  полупустого  стола  в  доме  остались  двое  увлечённо  беседующих  старичков, даже  не  заметивших, что  весь  народ  куда-то  подевался, и  Желя  с  Малушей, споро  наводящие  порядок. Всех  «помощниц», стоило  Дану  шагнуть  за  порог, словно  ветром  сдуло.

– А  ты  что  здесь?.. Сама  управлюсь. Тут  и  одной  делать  нечего. Ступай, ступай  к  молодёжи! Веселись. –  почти  силой  вытолкнула  на  улицу  упирающуюся  Малушу  женщина.

– Ишь, налетели… мухи  на  мёд… Наянки***…  Не`чего  тут  вам  искать… У  нас  своя  невеста  есть… получше  иных-прочих… толстомясых… Свербигузки… –  недовольно  бурчала  она  себе  под  нос, пытаясь  привести  в  порядок  стол. Сноровисто  выкладывала  на  опустевшие  дощечки  румяные  караваи, подкладывала  в  миски  мясо, холодец  и  овощи, добавляла  там  грибочков, там  нарезанного  аппетитными  ломтиками  розового  сальца, там  краснобоких  яблочек. Попутно  убирались  в  ведёрко  надкусанные  и  недоеденные  куски (грех  еду  выкидывать. В  хозяйстве  всё  в  дело  пойдёт! Что-то  собаке  сгодится, что-то  курочкам, что-то  лошадкам).

                А  у  Малуши   настроение  стремительно  падало  вниз… Звенящая  радость, заставлявшая  летать, готовя  праздник, куда-то  ушла. Чему  радоваться, если  крутобёдрая  румяная  Задора, выпятив  распирающую  сарафан  грудь, павой  плывёт  в  танце  вокруг  её  Дана, бросая  откровенно  призывные  взгляды… У-у-у, бесстыжая… А  он… Какой  же  он  красивый! Высокий, широкоплечий, с  гордо  посаженной  головой, на  которой  ветер  шаловливо  играет  с  белой  прядкой  в  тёмной  волне  волос  над  высоким  лбом… Улыбаются  глубоко  посаженные  серые  глаза, опушённые  короткими  густыми  ресницами  под  широкими  чёрными  дугами  бровей… Резкие  черты  смягчает  усмешка   прихотливо  изогнутых  губ. Улыбается…
 Но  не  ей.

–  Всё, хватит. Насмотрелась.…Не  хватало  ещё  опозориться  на  виду  у  всего  народа… Не  заплачу… Ни  за  что  не  заплачу! –   сжала  она  кулачки  и  стала  спускаться  с  высокого  крыльца, где  стояла, спрятавшись  за  плечо  весело  притопывающего  лапотком  встрёпанного  мужичка. Еле  успела  увернуться, когда  он, чуть  не  свалившись  со  ступенек, попытался  заключить  в  объятия.  Погрозила  пальчиком:
– Не  шали, Бумак! А  ну, как  жена  увидит! –

 Ловко  увернувшись  от  рыжего  Годуна,  норовящего  утянуть   в  круг, пошла  сквозь  народ,  с  застывшей  на  лице  неживой  улыбкой. Отвечала  на  шутки,  отбиваясь  ещё  от  кого-то…
Сама  не  заметила, как  оказалась  у  конюшни, где  жалобно  подвывал  запертый  Серый.

– Тебе  тоже  грустно? Ничего, сейчас  открою…–

Сбросила  щеколду,  тут  же  была  опрокинута  прыгнувшим  на  плечи  сходящим  с  ума  от  восторга  псом,  в  знак  благодарности  вся  облизана  и  перемазана  слюнями, и  осталась  одна, ошарашено  сидя  на  травке  у  полуоткрытой  створки  и  пытаясь  утереться  новеньким  платочком.

–  Вот  облом*****  здоровенный! Не  Серый  надо  было  называть, а… Ярый!

Откуда-то  донёсся  испуганный  женский  взвизг…  крепкое  словцо...  дружный   хохот… Вновь  зазвучала  прерванная  на  полуслове  песня, а  вокруг  входящей  внутрь  Малуши  подтявкивая  закрутился  неугомонный  серый  вихрь.

–  Ну, хватит, хватит… Успокойся, а  то  уйду  и  оставлю  тебя  здесь  одного. –

                Во  дворе, перебивая  нестройную  мелодию  и  осипшие  голоса,  дурашливо  прокричал  что-то  Хорт… Ему  весело  ответил  задорный  девичий  голосок… Снова  захохотали, загомонили… Кто-то  торопливо  пробежал  мимо  сараев  к  стоящей  в  отдалении  будочке…Протопал  обратно… дробью  простучали  по  ступенькам  шаги… Хлопнула  дверь… Тихо…
Только  сквозь  открытые  окна  доносится  невнятное  жужжание  голосов.

–  За  стол  сели… – 

                Пёс  прыгнул  было  к  двери, но  оглянувшись  на  Малушу, сидящую  у  стены  на  охапке  свежей  соломы, постоял-постоял  раздумывая, и  вернулся. Повздыхал, укоризненно  глядя  в  грустные  глаза  –  пойдём, мол, там  весело  и  сытно! Убедившись, что  не  уговорил, покрутился   на  месте, привалился   тёплым  боком  к  её  ногам, и, опустив  лобастую  башку  на  лапы, затих. Поглаживая  и  теребя   густую  мягкую  шерсть, девушка  задумалась. В  полумраке  тихо  пофыркивали  и  переступали  копытами  кони. На  крыше  шумно  скандалили  воробьи. За  домом  захлопал  крыльями, взлетая  на  забор,  и  победно  заголосил    петух… По  селу, всё  дальше  и  дальше  звонко  ответили  соседские  певуны…

Снова  хлопнула  дверь:

– Малуша-а-а! Да  где  же  она? И  Беляна  что-то  не  видать… Не  может  быть, чтоб  ушли… Малу-у-уша-а-а-а!!!  –   

Откуда-то, прокашлявшись, отозвался  сонный  пьяненький  тенорок:

–  Ты  чего, как  в  лесу  аукаешься?  Дело  молодое, можа  она  где  с  любушкой  своим  милуется, а  ты  тут  блажишь  во  всю  Ивановскую... Вот  ведь… Никакого  понятия… Одно  слово  –  баба! –  и  залился  дребезжащим  хихиканьем…   

                Солнце  всё  ниже  склоняется  к  ближнему  лесу. Постепенно  затихает  веселье. Застонали  ступени  под  грузными  шагами.

–  Ах, ты  тартыга******  такой!  Вот  ты  где! Набрался  и  дрыхнешь, как…. –

–  Цыть,  баба! Знай  своё  место! На  мужика  голос  подымать… –

– Ладно, ладно, не  кипятись. Пойдём. Дома  доспишь… –  умиротворяющее  заворковал  женский  голос, отдаляясь. –  Вот  так… Да  что  ж  это  такое… Не  заваливайся, не  удержу! – 

                Благодарственные  слова  перемежаются  с  шуточками, пожеланиями  добра  этому  дому…  томными  девичьими  вздохами… Расходится  народ. Кто-то  сам, своими  почти  уверенными  ножками. Кто-то,  навалившись  на  дружеское  плечо  удивляется, что  дорога  внезапно  стала  извилистой  и  мужественно  пытается  не  сбиться  с  пути. Кто-то, путая  и  забывая  слова, пробует  допеть  недопетую  песню. Кто-то, не  заметив  потери  собеседника, увлечённо  размахивая  руками, продолжает  умный  разговор… Переглядываясь  и  пересмеиваясь  на  ходу, неугомонная  молодёжь  тишком  договаривается  о  встречах  вечерком  за  околицей…
Семейные  мысленно  уже  дома, где  ждут  малые  детишки  и  немощные  старики.
Где-то  вдалеке  слышны  резкие  хлопки  пастушьего  кнута, мычание  и  заполошное  блеяние  бестолковых  овец.  Надо  ещё  успеть  встретить  возвращающихся  с  пастбища  Зорек  и  Рыжух, а  то  ищи  потом  по  чужим  огородам…
Новоселье  новосельем, а  дела  делами. 
Праздник  закончился. На  опустевший  двор  упала  тишина.


–  Ей  бы… молодого, весёлого  да  ласкового… А  я… Жизнь  пожевала  и  выплюнула. –  Дан  резко  оборвал  невесёлый  смешок.
 
–  И-и-и, милок. Побойся  богов. Какие  твои  годы! Жить, да  жить. Что  старше, так  это  даже  и  хорошо.
Кабы  молодые, да  оба  с  ветром  в  голове, да  без  подсказки  старших… Дров  наломали  бы, что  и  вовек  не  разгрести. –

– Да  причём  тут  годы! – досадливо нахмурился  Дан   и  стукнул   кулаком  по  широкой  груди:

–   Вот  здесь… Душа  пеплом  стала... Убили  меня  вместе  с  родичами.  С  нерождённым  сыном  сгорел  в  костре  погребальном. Начинать  всё  заново… Смогу  ли?.. Молодая, доверчивая… Сердце  нараспашку. Вдруг  просто  привязалась, привыкла… Себя  обмануть  легко… Особенно  если  хочешь  обмануться… от  одиночества… А  если  встретит  кого  и  полюбит? И  ей  жизнь  сломаю, и  сам… Подняться  больше  не  смогу. – 

–  Хм… Ну, думай, думай,  пока  не  окрутили…  Клятву  перед  богами  дашь  –  назад  ходу  не  будет. Боишься? Только  не  станешь  ли  потом, отказавшись, всю  жизнь  корить  себя? Девку, конечно  жалко, но  ничего, поплачет-поплачет, да  смирится. Найдётся  кому  утешить  и  помочь  забыть. Уж  она-то  одна  не  останется. Это  она  ещё  в  свою  пору  не  вошла. Красавицей  будет.И  душа  светлая. К  таким  тянутся.
 А  ты? Бобылём  куковать  станешь? Прошлые  горести  мусолить? –

Дан  угрюмо  промолчал.

– Вот  то-то  и  оно… А  что  сейчас  детство  играет… Ничего,  повзрослеет. Диамант  и  то  разглядеть  и  огранить  надо, чтоб  показал  себя. Уж  ты  поверь  мне, Всеслав, она  из  той  породы, что  скорей  умрёт, а  не  солжёт  и  не  предаст. Думай… Не  ошибись, князюшка  –

                Малуша  слышала  невнятные  голоса  и  никак  не  могла  очнуться  от  тяжёлой  дрёмы. Резко  вскочивший  Серый  больно  хлестнул  по  ногам  жёстким  хвостом  и  она  испуганно  распахнула  глаза. Что  это?! Кто-то  вздыхает  и  шуршит  сеном… Лилово  поблёскивают  глаза  за  жердинами… Лошади? Конюшня!
В  сгустившихся  сумерках  двора  смутно  белеют  рубахи  остановившихся  мужчин. В  тишине  голоса  слышны, словно  рядом…
Растерялась… Не  сразу  сообразила, что  надо  бы  выйти, или  хотя  бы  окликнуть, чтобы  не  подумали, что  подслушивала!
Поздно. Стыдно-то  как… Кто  же  это?
Малуша, чуть  сдвинулась,  придерживая  кобеля, чтобы  не  выдал  её  укрытие.
Сердце  затрепыхалось  и  подкатилось  к  горлу, перекрывая  дыхание.

– Да  какой  я  теперь  князь! Нет  больше  князя. Кузнец  Дан. Или  наёмник  Дан. Выбирай, что  больше  нравится! –   злая  ухмылка  искривила  красивые  губы.

–  Сам  дорогу  выбрал. Или  передумал, решил  ещё  побороться? Ну, давай, коли  не  накупался  в  крови. А  минута  слабости  каждого  может  подсечь… Только  ты  брось  себя  жалеть. Жив? Вот  и  живи, раньше  смерти  не  умирай. Женись, детишек  нарожай, взрасти. Ладно… Хватит. Ты  воин. Не  позорь  себя  и  предков. –

–  Ты  прав… только… Сколько  лет  держал  себя  в  руках, а  сегодня… раскис… Мне  и  поговорить  не  с  кем  было. Вот  и  накопилось… Спасибо, Белян. Ты  прав – снявши  голову  по  волосам  не  плачут. Назад  поворачивать  не  хочу. Да  и  некуда. Не  откажет, так  поженимся. Что  тянуть… –

Дан  с  дедом  Беляном! Какой  князь? Это  о  ком  они… Впрочем, какая  разница!
Последние  слова  Дана, словно  ударили  в  грудь, вышибая  воздух...    

–  Дан  хочет  жениться…  На  ком? Как  на  ком!  Да  на  Задоре  же! Она  то  и  дело  то  за  солью, то  за  закваской… И  сегодня  весь  день  не  отходила. И  танцевал  с  ней… И  улыбался  ей … А  как  же  я?  Может  быть, и  правда… не  пара  я  ему. Совсем  не  пара… Вот  была  бы  я  высокая, пышная, да  румяная   красавица! Такая, как  другие  девки  в  селе. Как  эта  противная  Задора…  кровь  с  молоком. А  то…  Кошка  бродячая… Маленькая, тощая… и…  –   на  мгновение  открыв  зажмуренные  глаза, покосилась  на  свою  грудь…  Мир   утонул  в  туманной  пелене  хлынувших  слёз:

– И  не  посмотрит  на  такую  страшную… и… И  не  лю-ю-юби-и-ит… –

Жизнь  закончилась… Не  всхлипнуть, не  выдать  себя  ни  звуком… Свернуться  клубочком… Покрепче, до  боли, зажать  ладонью  рот, расползающийся  в  отчаянном  плаче…

Вдруг  тёплые  руки  подхватив  под  колени  и  спину, рывком  подняли  с  земли. Кто-то  легонько  дунул  в  ухо  и  знакомый  голос, обдав  запахом  медовухи, шепнул:

–  Опять  подслушивала? –

Вздрогнув  от  неожиданности,  Малуша  ойкнула  и  распахнула  заплаканные  глаза.

–  Расскажешь, о  чём  слёзы   льём?  А  то, может,  вместе  поплачем? Давай?  Не  хочешь… Напридумывала  себе  что-то… Же-е-енщины…  –

Обвить  крепкую  шею  руками, покрепче  прижаться  к  груди, так, чтобы  не  смогли  оторвать  никакими  силами…  Вдыхать  родной  запах…

– У-у-у, какая  мордочка  зарёванная. А  глазки  красные-красные… И  нос  сливкой…. Красавица! Горе  ты  моё  луковое… Радость  моя  бестолковая… Счастье  моё… –




           Примечания:

           Венок*  над  крыльцом  нового  дома  –  приглашение  на  новоселье.
          
           Велига**   –  большой

           Блудяшка***  –  гуляка

           Наянка ****  –  нахал, наглец; бесстыжий, навязчивый человек, докучливый, назойливый (по Далю)
           Свербигузка  – девка-непоседа, у  которой  свербит в одном месте.
 
           Бумак*****   –   непоседа

           Облом ******  –  грубый, невежа

          Тартыга******  –  пьяница