Воскресение

Когда взметнулись в небо три креста -
сомкнулись широта и высота.
И двинулись века волнами мимо
в притирку древних стен Ерусалима -
сломалось во Вселенной что-то вдруг...
Тряхнуло землю. И багровый круг
светила
      стал тускнеть с утробным гулом.
Как вкопанный, начальник караула
боролся Лонгин с ветром. Между тем
по быстро наступавшей темноте
он видел, как в столбах горячей пыли
барахтались беспомощно - то были
солдаты римской гвардии - позор!
"Ну я вас!" - вскинул голову. И взор
поймал на миг лицо в венце терновом,
измученное и в потёках крови
из-под шипов... Как Лонгину понять,
что может мёртвый облик излучать
такое милосердие к убийце,
и отчего сияние искрится
вкруг головы, склонённой на плечо?..
Почувствовал подспудно, как течёт
из сердца жалость каплею за каплей -
и сам же не заметил, как заплакал
в суровой своей жизни первый раз,
слёз не стыдясь, ведь истина сейчас
увиделась: "Ну, как это возможно -
воистину распяли Сына Божья?!"
... С горы валила в панике толпа,
от сполохов во тьме полуслепа,
давя друг друга, обливаясь потом,
по головам через затор в воротах
вливалась в город...
              И вселенский страх
не умещался в душах и мозгах.
И каждому осталась непонятной
через затменье его связь с Распятым...
Бежал народ, как крысы с корабля,
а за спиной, рыдая и моля,
сигналит нам спастись от катастрофы
тремя своими мачтами Голгофа.

II
А в это время, как свеча,
                один
сгорал на плоской кровле Никодим
тоскою об Учителе.
                Уныло
упавши бородою на перила,
скукожась, отрешённо наблюдал
прелюдию вселенского суда -
провалы улиц, страшных и безлюдных
(шеол и только, если бы не нудный
захлёстывающий собачий вой).
Скопленье крыш драконьей чешуёй
подрагивало в перехлёстах молний.
И город этот, будто змей огромный
в клубок свернулся, чутким сном сморён...
А что, коли сейчас проснётся он?...
Припомнилось, как позапрошлым летом
Благой Учитель говорил об этом:
"Суд неминуем, чадо, потому,
что люди больше возлюбили тьму"...
Той мирной ночью здесь под кипарисом
такой тревогой лик Его светился,
ведь о небесном Он учил нас. Но
внимаем мы, а мыслим о земном.
Так что ж выходит: мы по свиткам ложно
собратьев обучаем Царству Божью?!
Но вздрогнул Никодим - ведь там, внизу
вдруг прокатился ненавистный звук -
от крепости к Ефраимским воротам,
гремя щитами, двигалась пехота
под выкрики: "Барра!" чеканя шаг.
Всё, как машина, на пути круша,
орёл имперский вёл под мерный топот
чреду огней на частоколе копий...
Ну, вот тебе! - пример неоспорим:
где собралось дерьмо - туда и Рим!
И Никодим - начальник иудейский
им плюнул вслед и что-то крикнул дерзко -
что? - не услышал сам, как в тот момент
на противоположной стороне
лихой зрачок упёрся в подворотню
и выхватил из темнотищи плотной
раба...
    На властный окрик с вышины
бедняга отделился от стены.
Стеная от пережитого страха,
запахиваясь рваною рубахой,
раб на вопрос: что видел там, скажи? -
(ликуя втайне, что хоть сам-то жив)
ответствует потупившись и хмуро:
"Спускайся, Никодим, Учитель умер..."

III
Когда Он умер - в самый первый миг
от скорби вздрогнул весь подлунный мир.
Что там сердца, коль возопили камни,
да так, что, как ножом, завесу в храме
со свистом распустило сверху вниз!
    И вот Господень Дух выходит из
растянутого на распорке Тела -
Оно ж на фоне туч как бы летело
над скопищем мятущихся людей,
зажав в ладонях шляпки от гвоздей.
И, подняв к небу голубые очи,
Невидимый воскликнул: "Авва Отче!
Испита чаша горькая до дна -
сегодня выкупает Кровь Моя
спасенья ждущих в узах тени смертной!
Благослови!" -
             и на призыв ответно -
раскат. И проявилась, не дыша,
такая тишь, что только звон в ушах.
... Окрестной панорамы не нарушив,
от севера пролёг рукав воздушный,
с изнанки образуя коридор.
Пред Духом Божьим приоткрылся створ,
и Он ступил под своды вдохновенно,
по ходу оставляя на ступенях
гвоздики Крови пролитой Своей
от прободённых на кресте ступней.
Но под ноги Его уже стелилось
пространство пустоты со знаком минус
(да, всё-таки для плюса неспроста
дано изображение Креста).
Там падший ангел на железном троне -
Денница, будто раненый,
                со стоном
вцепился в подлокотники.
                Сейчас
могуществу его последний час
грядёт... Вокруг престола с ускореньем
невиданным
               пошло круговращенье
огня и льда - смешались верх и низ.
Надёжно заведённый механизм
пошёл вразнос...
                Вдруг эхом многократным
взорвалась область вечного заката
от громового вопля Сатаны:
"Вперёд! К воротам, присные мои!
Где стража?! Задержите Иисуса!
Распятый, - Он пришёл расторгнуть узы
и ад опустошить и побороть!.."
    В ответ: "Да запретит тебе Господь!" -
архангел Михаил возвысил голос.
Ко встрече Присносущего готовясь,
небесный воин с огненным мечом
к воротам встал. А за его плечом
темнели медью вечные затворы,
замки нерукотворные, к которым
отмычек нет, но ключ единый есть -
Животворящий и Честной Твой Крест,
Царь Славы!..
         Вот Он - Близкая Надежда -
грядёт сквозь смрад в одеждах белоснежных:
"Эй! Князи, подымайте вереи!
Откройте вход ко страждующим!"
                И
по Слову тем мгновеньем легче сора
посыпались печати и запоры,
сорвались створки с кованых петель,
раскрыв глубины ада. В темноте, -
там по оси полночного провала
широкая дорога засияла.
И мощному падению в ответ,
живей, чем мошкара летит на свет,
на выход устремились из темницы
затворники - испуганные лица,
бескровные, несли немой вопрос:
кто б это смог?.. Но Царственный Христос
вошёл навстречу. Вместе с Ним приветно
проникся до краёв фаворским светом
подземный край.
            Слепцы могли б понять,
как радостно друг друга узнавать?
Осанна Сокрушающиму двери!
(душа ликует, а глаза не верят).
И ад вскричал:"НеУжели Ты Тот,
Который мир наследовать придёт,
отвоевав его Своею смертью?!..
Царь Славы даже взглядом не ответил,
лишь пальцем указал на Сатану.
Жест, как ударом вдруг врага согнул,
отбросив прочь, да так, что с воплем
                косо
тот нАотмашь всем мускулистым торсом
беспомощно впечатался в скалу.
Так Иисус уже предрёк ему:
Отныне будешь крепко ты закован
до Моего пришествия второго,
до страшного, последнего суда..."
И, обратясь ко страждущим,
                тогда
воздвиг Своей пронзённою десницей
Он праотца Адама из темницы.
И радостно у входа возгласил:
"Кого Адам навеки погубил,
к познанья древу прикоснувшись первым -
Я ныне воскрешаю Крестным древом..."
Он вывел всех и всех благословил
на путь в обитель Света и Любви.
И в рай повёл несметную колонну
не Моисей, а воин окрылённый.
Адам и Ева, за руки держась,
шли следом. Остальные в первый раз,
ликуя на пути к заветной цели,
в строю смеялись, плакали и пели.
... По полосе тумана впереди
в тот час к воротам рая подходил
разбойник - от Христа распят был справа, -
свой неподъёмный крест волок упрямо
и ковылял - согбенный и нагой -
шлейф пыли оставляя за собой.
Он брёл шатаясь, зубы сжав до хруста,
и верил, что туда его пропустят:
"Ведь я ж на брусьях этого креста,
раскаявшись, уверовал в Христа!.."
     Так незаметно прибыл он на место,
где половины храмовой завесы,
пред этим вот разбойником раскрыв,
предстали - лучезарны и светлы -
два старца...
              Они порознь когда-то,
минуя смерть, на небо были взяты
у многих на виду при свете дня -
Енох святой и грозный Илия.
"Ликуй же, чадо, Слово Божье верно -
благоразумный в рай заходит первым.
На входе подыми повыше крест -
да будет виден далеко окрест," -
сказали старцы.
                И за этим вскоре
долина огласилась звонким хором
и радостным: "Благословен Грядый
во Имя Бога!"...
            Там из-за гряды
зубчатых скал вдруг голова колонны
увиделась, архангелом ведома.
Так собран был от вечности народ
на самый первый в мире крестный ход.
И видится, чем ближе, тем чудесней
свет невечерний вечного блаженства.

IV
Тот человек поистине блажен,
которому греха Господь уже
николе не вменит и после жизни
дверь распахнёт в небесную отчизну -
кто верует - вовеки не умрёт.
А вьюга валит с ног. Куда не глянешь -
ни огонька, ни голоса.
                И мгла лишь
в лицо хохочет, холодом дыша:
"Куда стремишься, слабая душа!"
И падаешь, и естество немеет,
и белые опутывают змеи.
И чувствуешь - тебе уже не встать,
утрёшь слезу - а это Кровь Христа...
Взбодрившись духом, замечаешь снова
очередную вешку. Веха - Слово...
ещё... ещё - строка пошла. А там
уже выходишь на дорогу в Храм.
О, Господи, не угаси дерзанья -
поэзия есть форма покаянья
не у земли - у Неба на виду, -
но форму эту образует Дух.
И если мне уже на этом свете
от ближних ничего уже не светит -
ни славы, ни рубля – я всё приму...
"Не мне, не мне,
 но - Имени Твоему!"


15.11 - 31.12.2000