***
и сорвав платья, Аглая Степановна ступила в прорубь.
Смеркалось. По небу промчалась золочёная колесница, дубы спрятали рты, и стайка оголтелых детишек улеглась, наконец, в дома.
Аглая Степановна купалась. Ухала, ахала, вскидывала из вод смуглые свои ножки и мерцала белизной грудей. Было томно и немного болезненно. Так и што ж?
И Серапион Авксеньтич не выдержал.
- Аглая Степановна, душа моя, не пора ли нам водочки?
- Ах, Серапион Авксеньтич, да што вы, как и не стыдно вам спрашивать? Наливайте!
Серапион счастливо хмыкнул, и приподняв по-гусарски локоток, шепнул:
- А вот хрена тебе, милая, сам выпью.
И выпил. Налитое, нестарое ещё его лицо стало пунцоветь. Рот распахнулся, а богатырские плечи подёрнулись какой-то ненарочитой статью. И запел.
Да так запел, что не стало вдруг ни Аглаи, ни прекрасного этого вечера, ни зимы, ни самой природы. Всё превратилось в слух. В стон. В какую-то невероятной мощи страсть. В рокот бурной горной реки, в шелест черепах и скрежет рыбьих спин, в гордость и гнев. В ненависть.
И Аглая Степановна закончила купанья. Вышла из проруби и белой лебедью прильнула к Серапиону. Обняла его и тихо стала поддерживать страшную его песню. И проступили понемногу любовь и терпение. Умение прощать и слушать. Нежность и жалость. Мир.
Свидетельство о публикации №116021402213
Наталья Троянцева 09.08.2016 22:37 Заявить о нарушении
И поводу агрессии в тексте - она там вполне, мне кажется, ярко выражена, без всякой подспудности.
Сергей Берегов 10.08.2016 03:35 Заявить о нарушении