Сказка. Часть 23

                Предыдущая  часть: http://www.stihi.ru/2015/05/08/6481


Стоял  солнечный  день  середины  червеня*. Дорога  вилась  среди  покрывшегося  сочной  листвой  леса. Внезапно  Серый, бежавший  рядом  с  вороным  Всеслава,  насторожился  и,  вздыбив  загривок, помчался  к  кустарнику, плотной  стеной  стоящему  вдоль  дороги.

–  Серый, назад! Не  время  гоняться  за  зайцами! –

Пёс  остановился  и,  оглянувшись  на  хозяина, снова  рванулся  к  лесу.

–  Ко  мне!  –

Внезапно  впереди  на  дорогу  рухнуло  дерево.  Дружинники, настороженно  озираясь, спешились   и  взяли  в  кольцо  коляску.
Долго  ждать  не  пришлось. Из  кустов  выступили  трое  с  луками, а  сзади  из-за  поворота  вылетело  больше  двух  десятков    конных   воинов  и  нахлёстывая  коней, понеслись  на  ощетинившийся  копьями  отряд  Всеслава.
Сшиблись.
                Зазвенела  сталь  о  сталь… кто-то  бешено  ругался… кто-то  жалко  кричал… метались,сшибая и топча  всех  попадающихся  на  пути кони  с  пустыми  сёдлами… сражались  и  падали под  ноги схлестнувшимся окровавленным  противникам ...  погибали, пытаясь захватить  с  собой  как  можно  больше  врагов  в  последнем  проблеске  меркнущего  сознания...   билась  в  агонии  и  по-человечески  кричала  умирающая  лошадь…
                Кучер, бросив  вожжи  старался  достать  копьём  нападающих, оказывающихся  в  пределах  досягаемости. Замахнулся… и  сполз  под  копыта  испуганных  лошадей  со  стрелой  в  спине…
                Всеслав  отчаянно  рубился, стараясь  не  подпустить  никого  к  женщинам  в  коляске. На  него,  крутясь  вокруг  колесом, наседали  трое, не  давая  передышки… Вот  один  слетел  с  коня  с  сулицей*  в  боку… Второго  сзади  поддели  на  копьё … Остался  один. Всеслав  чуть  не  снёс  голову  увлёкшемуся  противнику, но  тот  успел  отпрянуть  назад  и  залился  кровью  из  раны, прочерченной  кончиком  клинка  по  лбу  и  щеке.  Раздирая  рот  лошади, раненый   рванул  повод, и  отвернул  в  сторону, а  на  его  месте  тут  же  замахнулся  секирой  ещё  кто-то  с  прикрытым  бармицей*  лицом.
С  другой  стороны   ожесточённо  сражается  Бьёрн.
Мечется  Серый  среди  всадников,  рискуя  попасть  под  копыта  и  пугая  лошадей, которые  встают  на  дыбы и  шарахаются, подставляя  седока  под  удар.

Постепенно  шум  битвы  стал  стихать. Оставшиеся  в  живых  противники  спешно  разворачивали  коней. Раненому  лучнику  подал  руку  и  помог  сесть  позади  себя  один  из  всадников  и  пришпорил  коня.
Но  перед  тем, как  сесть, лучник  развернулся  и,  не  прицеливаясь, выпустил  стрелу.

–  Всеслав!  Всесла-а-в… –   простонала  Голуба…

–  Да-а-ан… Да-а-ан… – зовёт  его  кто-то, заглушая  тающий  голос  юной  жены...

–  Дан?  Почему  Дан?  Кто  такой  Дан?  Какой  знакомый  голос… – 
Что-то  тёплое  капнуло  на  лоб… Прохладные  пальчики  нежно  погладили  по  щеке… Безвольно  лежащую  руку  обхватили  маленькие  ладони…

–   Милый  мой…  единственный  мой… Если  тебя  не  станет, мне  тоже   незачем  жить… Ну, пожалуйста, вернись…–

Кто-то  тихо  плакал  рядом  и  это  переворачивало  душу, причиняя  невыносимую  боль… Нельзя, чтобы  женщина   плакала… Он  поклялся… Нельзя…
В  пелене  над  ним  проступило  туманное  пятно…  Лицо...  Лицо  девушки. Полные  слёз  синие  глаза…  Мокрые  щёки…

–  Не  плачь… Малуша… –
 
 Малуша. Да, её  зовут  Малуша. Он  вспомнил.

А  девушка  вдруг  исчезла  из  поля  зрения,  и   где-то  послышался  захлёбывающийся  голосок:
–  Он  глаза  открыл! Дед… Скорее, дедушка! Миленький, скорее! –

Над  Даном  склонилось  белобородое  лицо  и  проворчало:
–  И  чего  верещит…будто  ей  хвост  прищемили…– а  мудрые  глаза, вопреки  сердитому  тону  довольно  заблестели…

– Говорил   же, что  очнётся… –  продолжал  бурчать  Белян. Рядом  снова  склонилась  Малуша  и  отчаянно зарыдала.

–  Да  что  же  это  такое! Бабы!  С  горя  –  в  слёзы. Радость –  она  опять… Уймись  говорю! Быстро  неси  отвар. Там  возьми, в  печке… Да  не  тот! Вот  бестолковая, совсем  от  радости  разум  потеряла… –  а  сам  сноровисто  задрал  на  Дане  рубаху, легко  приподняв  его  за  плечи  одной  рукой.

–  Вот  и  хорошо…вот  и  хорошо…  подживает… –  приговаривал  знахарь, осматривая  и  осторожно  протирая  смоченной  в  плошке  тряпицей   раны…

–  Ну,  Еруслан  Лазаревич*, с  возвращением  вас! –

                Выздоравливал  Дан  долго  и  тяжело. И  всё  это  время  рядом, ловя  каждый  взгляд, каждое  движение  была  Малуша. Сначала  кормила  с  ложечки, словно  ребёнка, пока  не  стал  в  состоянии справляться  с этим  сам. Она  бы  и дальше…но Дан  решительно  воспротивился.
Дед  Белян  сказал, что  надо  выводить  на  солнышко. Она  бы  и  это  рада  сама, но  силёнок  явно  не  хватило  бы. Хоть  Дан  за  время  болезни  сильно  исхудал, но  всё  же…  Откуда-то  вывернулся  парень  с  серыми, словно  пеплом  присыпанными  густыми  волосами  и  помог  выйти  на  улицу. Да  что  там, помог… Поднырнул  под  правую  руку, перекинул  её  себе  на  плечи  и  легко  потащил. Дану  осталось  только   успевать  переставлять  ноги.   
                А  на  улице  была  такая  благодать… Снег  уже  почти  стаял, кое-где  на  припёке показались  первые жёлтенькие цветы мать-травы*. Оказывается  он  провалялся в  беспамятстве  почти  две  недели!
                Сидя  у  стены  на  лавочке  и  впитывая  солнечные  лучи, Дан  снова  и  снова  переживал  то, что  запрещал  себе  вспоминать…

                И  снова  он, восемнадцатилетний,  обернувшись  к  коляске,  увидел  перепуганную  служанку, всю  залитую  чужой  кровью  и   бессильно  привалившуюся  к  ней   Голубу… Огромные  потемневшие  глаза   жены  отчаянно  искали  кого-то, пристально  всматриваясь  в  лица  вокруг…и  поймав  его  взгляд   уже  не  отрывались…  напряженно  и  безнадёжно  смотрели  в  самую  душу… 
 Губы  шевелились, пытаясь   что-то  выговорить… и  никак  не  могли… вздувались  и  лопались  на  них  алые  пузыри… тянулась  тонкая  струйка  крови  из  уголка  рта, пачкая  белый  платок   вокруг  лица…   
Рука  Всеслава  сама  метнулась  к  стреле, торчащей  из  груди  Голубы… но  кто-то  успел  перехватить…
  Не  скрывая  слёз, звал... просил  не  оставлять  его… И  ничего  не  мог  сделать... И  с  ума  сходил  от  бессилия…
Сидел,  прижимая  к  груди  хрупкие  плечи  и  видел, как  уходит  жизнь  из  прекрасных  глаз…
Почувствовав, как  обмякло  и  потяжелело  на  руках  её  тело  и  завыл, словно  раненый  зверь, слепо  глядя  в  безмятежно  синеющие  небеса...
В  этот  миг  закончилась  юность.
В  этот  миг  закончилась  прежняя  счастливая  и  беспечная  жизнь, унося   в  чёрную  бездну  отчаяния  всё, что  было  дорого. 
 Дан  зло  вытер  глаза:
  –  Не  уберёг… –

                Вспомнилась  бешеная  гонка  к   отеческому  дворцу, уже  захваченному  людьми  вероломного  Ростислава.
Была  отчаянная  попытка  прорваться  к  матери, которая  с  мечом  в  руке  пыталась  вывести  из  западни  тающую  горстку  своих  воинов, до  конца  верных  клятве.
Сколько  из  наёмников  Ростислава  пало  от  его  меча, Всеслав  не  знал.
Он  просто  шёл  впереди  своих  людей, оставляя  за  собой  кровь  и  смерть.
Шёл,  не  стараясь  спастись… зная, что  это  последний  бой…
Шёл, не  дорожа  ненужной  уже  жизнью.
Рядом  с  ним  сражались  Бьёрн  и  оставшиеся  северяне.
Дойдя  до  места  последнего  сражения  княгини  Ольги, поняли  что  опоздали. В  живых  не  осталось  никого. 
  Но  за  победу их  противниками  было  заплачено  дорогой  ценой.
 Так  и  лежали  вповалку, не  выпустив  из  рук  оружия  даже  после  смерти  –  защитники  и  нападавшие, все  вместе… рядом…
                Когда   с  боем  прорывались  из  дворца, от  них, словно  крысы  шарахались  в  темноту  коридоров  слуги, предавшие  князя  Димитрия  ради  посул  Ростислава. Норовили  ударить  в  спину.
Из  лабиринтов  дворца  сумела  уйти  только  небольшая  кучка  воинов.  Вскочили  на  свежих  коней, как  раз   стоявших  у  коновязи,  и  вынеслись  за  ворота  княжеского  дворца, увозя  полуживого  от  ран  Всеслава.
 Гремя  копытами  по  мостовой,  галопом  промчались  по  опустевшим  улицам,  распугивая  немногих  осмелившихся  выйти  из  дома, и,  не  сбавляя   хода,   вылетели  на  дорогу.
Воронок  мчался  следом  за  всадниками. Рядом  с  ним  серой  тенью  скользил  пёс.
Спасла  упавшая  на  землю  ночь.
Только  в  темноте  смогли  оторваться  от  погони. В  живых  осталось   всего  семеро. Когда  очнувшийся  Всеслав  открыл  глаза, высоко-высоко  в  тёмном  небе  над  ним  мерцали  колючие  звёзды… Вокруг  маленькой  поляны  стеной  застыла  чёрная  громада  леса.
Тишина… Только    где-то  рядом  звякают  удилами  и  фыркают  кони…  и   почти  беззвучно    дышит  у  лица  Серый, карауля  каждый  вздох…
Отблески  костра  выхватывают  из  темноты  то  ветку  дерева, то  лошадиную  морду… Где-то далеко  горестно  вскрикнула  птица  и  смолкла… Как  мирно  и  спокойно…
Как  будто  ничего  в  этом  мире  не  изменилось.
И  начались  годы  скитаний. Служба  в  дружинах. Служба  в  охране  караванов, с  которыми  ходили  в  дальние  страны.  Служба  наёмниками  в  войске   Киевского  князя  и   отражение  набегов  хазар. Много  где  был…
Но  всегда  возвращался. Его  звала, не  давая  покоя, клятва  мести.
Ещё  два  раза  Всеслав  пробирался  в  свой… нет… теперь  уже  в  чужой  город, где  правит  ненавистный  Ростислав.  Оба  раза  уходил, преследуемый  и  израненный.  За  ним  вели  охоту, но  достать  так  и  не  смогли. Кто-то  из  преследователей  сгинул  бесследно, кто-то  возвращался  к  Ростиславу, чтобы  снова  рыскать  по  всем  землям, имея  приказ  пленить  и  привезти, а  не  получится  –  убить.
                Через  год  Всеслав  отпустил  оставшихся  шестерых  северян. Отпустил  без  гнева  и  обиды. Давно  нет  Хельги, которой  давали  они  клятву  верности. Это  чужая  для  них  земля. Пусть  идут.
 Только  Бьёрн  отказался  и  остался  с  ним  до  последнего  дня. Через  пять  лет  покинул  сына  Хельги   и  он  –  однажды  утром  просто  не  проснулся.
Так  и  остался  Всеслав  вдвоём  с  верным  Серым.

                Зачем, зачем  вернули, не  дали  уйти  туда, где  долгие  годы  ждут  встречи  с  ним  те, за  кого  он  так  и  не  смог  отомстить! Как  теперь  жить… Ничего  не  осталось…  Единственное, что  помогало  держаться  всё  это  время  –  желание  взглянуть  в  глаза  Ростислава  перед  тем, как  пронзить  вероломное  сердце  мечом, принятым  Всеславом  из  рук  отца  на  шестнадцатилетие.
Но  даже  и  это  отняла  судьба.

Дан  безропотно  выпивал  горькие  отвары, которые  варил  знахарь.
 Сидел  около  дома, равнодушно  наблюдая  за  голенастым  нескладным  щенком  и  дразнящим  его  вороном.
 Ел, если  заставляли.
Спал, когда  говорили  спать.
 И  взирал  на  мир  мёртвыми  глазами.
Белян  присматривался  и  до  поры  до  времени  молчал. Но  однажды  услал  собирать  травы  Малушу,  а  с  ней  вместе  и  Хорта, чтобы  не  обидел  кто.

Сам  сел  рядом  с  Даном  и долго  молчал. Потом  холодно  спросил:

– Ну, и  как  собираешься  жить  дальше? –

Дан  пожал  плечами:  –  Зачем?.. –

–  Та-а-к…  Одну  не  сумел  спасти, а  другую  хочешь  сам… Правильно. Молодец! Так  ты  лучше  уж  сразу  ей  нож  в  сердце, чем  так-то  мучить! –

Дан  дёрнулся, как  от  удара  и  вскочил.

–  Ты  сиди, милок, сиди!  У  нас  разговор  длинный  будет. Тебе  сколько? Двадцать  восемь?  –

–  Двадцать  шесть… –

–  Неважно… Раны  –  это  что… это   так… Если  человек  хочет  жить, то  выкарабкается. Ты  пойми, эта  девочка  не  оттого, что  за  себя  боялась  тебя  удерживала  да  вытягивала  из  омута. Не  думала  она  об  этом. Даже  не  вспомнила. Скажи  ей  кто  –  свою  жизнь  за  твою, так  не  раздумывая  согласилась  бы… А  твой… гм… Хорт?  Вёз  тебя  сюда,  не  спал, не  ел,  чуть  коней  не  загнал…
Да  знаю  я… знаю…  Мне  ли  не  знать, что  значит  терять  тех, кто  дорог...  Но  наступает  миг, когда  приходится  выбирать…
Ты  увяз… остался  в  прошлом  и  не  видишь  ни  того, что  рядом, ни  того, что  впереди.
Месть  –  это  путь  в  никуда.  Надо  встать  с  коленей   и  идти  дальше…  –  что  ещё  говорил  колдун, Дан  уже  не  слышал.

 –  Вставай, сын. Ты  мужчина  и  должен  уметь  подняться, даже  если  очень  больно  и  трудно. –  прозвучал  голос  матери…
 
                Когда  Малуша  с  Хортом  вернулись, Дан  всё  так  же  сидел  около  дома. 
Девушка  присмотрелась… Нет… что-то  изменилось… Взгляд  другой. Глянул  не  сквозь  неё, как  обычно  в  последнее  время, а  почти  как  раньше. Глаза  живые!

                С  этого  дня  Дан  начал  быстро  выздоравливать.
Всё  чаще  он  приглядывался  к  Хорту, удивляясь, почему  парень  кажется  таким  знакомым?  А  тот  только  усмехался  глазами  удивительного  янтарного  цвета…
Дан  только  сейчас  обратил  внимание, что  в  доме  Хорт  не  ночует. Беляна  это  по-видимому  не  удивляло  и  не  настораживало. Странный  парень… Утром  появляется  и  ходит  по  двору, занимается  чем-то. Ухаживает  за  лошадьми, которые  все, кроме  Воронка, почему-то  его  побаиваются.  Дан  глазам  своим  не  поверил, когда  увидел, как  его  конь, никогда  никого  до  этого  к  себе  не  подпускавший, берёт  посоленную  горбушку  из  рук  парнишки, а  потом  и  вовсе  –  кладёт  голову  на  плечо  и  только  довольно  косит  глазом, когда  тот   почесывает  и  оглаживает  лоснящуюся  шею…
 Ну, то, что  щенок  за  ним  бегает, словно  хвостик, ничего  удивительного… Щенок  и  есть  щенок, глупый  ещё  совсем… Но  злобный  жеребец…
 
–  Слушай, парень, я  тебя  ещё  не  поблагодарил. Выходит, я  тебе  жизнью  обязан?  Ты  прости, плохо  помню  как  ты  оказался  со  мной  рядом… Так  откуда  ты  взялся? –

Хорт  оглянулся  на  проходящую  мимо  Малушу  и  ответил  вопросом  на  вопрос:

–  Походить  не  хочешь  немного? Дед  говорит, тебе  надо.–

– Ну, пойдём. –

За  ними  увязался  кутёнок, но  Хорт  наклонился, почесал  его  за  ушком, что-то  тихонько  сказал  и  щенок, оглядываясь  (а  вдруг  передумают  и  возьмут  с  собой?),  поплёлся  назад.
Приноравливаясь  к  шагу  Дана,  медленно  пошли  по  пустой  дороге, убегающей   от  села  через  луг  к  лесу.

–  И  всё  же, Хорт, откуда  ты  тогда  взялся  рядом  со  мной? –

–  Рядом  с  тобой  я  уже…  да, точно, четырнадцать  с  лишним  лет. –

Взгляд  Дана  похолодел  и  он  даже  приостановился, в  упор  разглядывая   нахального  мальчишку, вздумавшего  так  глупо  шутить.
А  тот,  ничуть  не  смущённый,  ещё  шире  ухмыльнулся,  обнажая  крепкие  белые  зубы.
 И  вдруг   согнав  улыбку  с  лица, в  упор  остро  глянул  на  Дана:

–  Всеслав, а  ты  припомни, как  напросился  с  ловчими  на  волков…–

                В  тот  день  двенадцатилетний  Всеслав, которого  отец  уже  не  один  раз  брал  на  охоту, самовольно  уехал  с  ловчими, обнаружившими  волчье  логово. Расплодившиеся  хищники  повадились  таскать  то  кур, то  овец  у  княжеских  смердов  в  небольшой  деревушке  неподалёку  от  города,  и  князь,  которому  доложили  об  убытках, решил  принять  меры.
                Несколько  часов  неспешно  ехали  по  извилистой   лесной  дороге. Потом, оставили  лошадей  под  присмотром   двоих  крестьян  и   долго  шли  за  проводником.  Охотники  досадливо  косились  на  княжича,  не  умеющего  тихо    ходить  по  лесу, но  замечаний  не  делали: что  толку  зря  слова  тратить, если  от  этого  ничего  не  изменится  –  какой  есть  неуклюжий,  таким  и  останется, хоть  обговорись.

–  Здесь. –  жестом  показал  проводник.
 
                Всеслава  одного  оставили  стоять  на  маленькой  полянке, а  сами,  расходясь  полукругом, бесшумно  скрылись  среди  густой  зелени  подлеска. Мальчик  сунулся  было  следом, но  из  кустов  высунулась  зверская  рожа  одного  их  мужиков, показала  кулак  и  снова  беззвучно  скрылась, словно  и  не  было  никого. Только  отпущенная  ветка  слегка  качнулась…
 Пришлось  остаться  на  месте.
                Сначала  напряженно  вслушивался, оглядывался  по  сторонам, но  вокруг  ничего  не  происходило  и  стало  скучно.
 Всё  так  же  звонко  перекликались  невидимые  пичуги, чуть  слышно  шелестела  листва  где-то  вверху, да  пробиваясь  сквозь  густые  кроны, солнечные  пятна  шевелились  на  земле, поросшей  низкими  кустиками  травы.
 И  вдруг  сзади  между  лопатками  словно  прошёлся  ледяной  ветерок.
 
–  Опасность!  Бежать! Спасайся! –  вопили  инстинкты.
–  Осторожно. Не  делай  резких  движений. – шептал  голос   множества  поколений  воинов  и  охотников.

Медленно  оборачиваясь, Всеслав  уже  знал  –  сзади  кто-то  смертельно  опасный…
 И  всё  же, напоровшись  на  яростный  взгляд  жёлтых  глаз, вздрогнул  от  неожиданности.
Около  кустов  стояла  очень  крупная  волчица, держа  за  шкирку  тёмно-серый  комочек. Волчонок?
 А  волчица    сделала  шаг… ещё  один… и  вдруг  зашаталась… Задние  лапы  подломились, она   выронила  свою  ношу, медленно  осела  и  заскребла  передними  лапами, словно  пытаясь  ползти… Ткнулась  мордой  в  землю…  и  замерла.
 
                Следующая  часть: http://www.stihi.ru/2015/05/12/5913
 

                Червень*  –  июнь
               
                Сулица*  –  метательное копьё.

                Бармица*  –  Элемент  шлема  воина  из кольчужной сетки. Бармица может быть открытой или закрывать низ лица (в этом случае часть, закрывавшая лицо, отстегивалась с одной или с двух сторон), часто к ним приплетались наносники.

                Еруслан Лазаревич*  –  Былинный  герой  многочисленных воинских и любовных
                похождений, молодой и прекрасный богатырь.               

                Мать-трава*  –  мать-и-мачеха.

 
 
                Варяги* – Вот уже два столетия как в отечественной историографии не прекращается полемика вокруг так называемого "варяжского вопроса". Самим его появлением обязаны немецкой научной школе, навязавшей славянам теорию скандинавского происхождения варягов.
Поводом для изначального заблуждения послужила давнишняя привычка славян называть всех пришельцев из Балтики варягами. Племена южной и северной Балтики, действительно, отличались по своей внешности и другим качествам от восточных славян, хотя в целом южная Балтика была славянской, а северная — германо-скандинавской (если не считать шведскую "хорось"). Эта разница и стала причиной того, что восточные славяне называли все морские дружины Балтики общим понятием варяги.Датский миссионер XII века Гель-мольд писал, что балтийские варяги были родственны именно славянам .
 Вот его высказывания из книги А.Гиль-фердинга "История балтийских славян", а также красноречивые выводы самого автора исследования, немца по происхождению, но отнюдь не славянолюба по духу:
"Из всех балтийских племен, вагры, передовые бойцы на суше против немцев, были первыми удальцами и на море. Они сами собой приучились к морской жизни, так что современники называли их страну морской областью славян. С другой стороны, их положение впереди всех славянских народов, среди врагов, саксов и датчан, отнимало возможность мирного, торгового судоходства. Таким образом, главным занятием вагров сделалась война на море с датчанами, как на суше с немцами, а главным их промыслом — морские разбои" (А.Гильфердинг. История балтийских славян. М., 1855г., т.1).
В Радзивиловскаой летописи говорится: "...люди новгородские от рода варяжского прежде были" Этим, фактически, сказано все. Варяги-ободриты и Русь балтийская имели прочную княжескую власть, тогда как иные славянские народы пребывали еще в народоправии. Между варяжским Старгородом (Альтландом — нем.) и славянским Новгородом существовало единое этническое пространство. Не случайно летопись подчеркивает, что от тех варягов "прозвася Новгород". Еще не существовало польского государства, разделившего позднее это пространство и противопоставившего себя ему. Таким образом, новгородцы не только никогда не происходили от шведов, но и не имели ни малейшего основания приглашать на княжение именно их. Особенно, если учесть, что у шведов не было опыта государственных образований и генеалогию их королей исследователи, в частности И.Хюбнер, начинают только с середины XII столетия.
Вот что говорится о Рюрике в « Саге о конунге Рорике и его потомках»:
 « У ярла Гауталанда воспитывался Рорик из рода Скильвингов, конунгов Восточного пути. Его отец, Арнвид Незаконнорожденный, был убит в Гардарике людьми, посланными шведским конунгом... Арнвид по праву владел Альдейгьюборгом и собирал дань с Хольмграда, Бьярмии и других земель Восточного пути. Шведский конунг послал корабли с большим войском, его воины бились с людьми Арнвида, и многие пали с обеих сторон в этой битве. Конунг Альдейгьюборга был убит, и с ним погибли почти все его воины. Но и от людей шведского конунга осталось меньше половины. И тогда жители Гардарики, называвшиеся словене, объединились с бьярмами и прочими племенами, разбили их и прогнали за море... Тогда им (словенам) пришлось вспомнить о том, что в Гауталанде (на острове Готланде) воспитывается враг шведского конунга. Они послали своего человека и тот тайно встретился с Рориком... Посол из Гардарики по имени Лют сказал Рорику: "Мы обещаем опять отдать тебе Альдейгьюборг, если ты сумеешь защитить нас от людей конунга".
 (. М., РАЕН, 1995, с. 12-13)



.