Пер-Лашез. Памяти Джима Моррисона

               
                Я спросил тебя – Джим, куда ты собрался?
                Он ответил – На небо. И улыбнулся.
                Честное слово!

                (Дмитрий Ревякин)               




Вечность с тобою, я подожду,
Ведь двери открыты всегда на пороге небес,
В дождливом осеннем Париже я прихожу
В странные дни странным гостем на Пер-Лашез.

Слушая блюз придорожных трактиров,
И индейские блюзы в хард-рок кафе,
Ты становился змеей, ящером этого мира,
Вырывая листок еще одних суток в календаре.

Хороший глоток алкоголя – строка,
В лунном свете, вдвоем с королевой шоссе,
По индейскому лету, полон желаний и полон греха,
Ты выходил за рамки привычных клише.

В ожидании Солнца, как неизвестный солдат,
Ты ночевал на кухне души у любимой,
Зная убийц на дорогах, твой тихий парад
Машиной из детства медленно двигался мимо.

Ты несся сквозь шторм, во мне зажигая огонь,
Танцуя индейские танцы с дамой L.A.
Когда музыка смолкнет, останется боль,
Американской молитвой ты молишься с ней.

Душа-одиночка, изрытая рвами сомнений,
Стреляла стихами, которые ранят как пули,
Была непонятна даже любимой Памеле,
И ты пел, как сидел на электрическом стуле.

Рано увидев исподнее Американской  Мечты,
Ты был предан Америке, и предан родною страной,
И колеса свободы свободной тогда кислоты
Оставляли тебя кем ты есть, и кто ты такой.

Когда не было сил и возможности петь,
Ты падал, хватаясь за микрофонную стойку,
Ты даже на сцене всегда был готов умереть,
Видя мертвых индейцев после бессонной попойки.

Ты сказал для внемлющих глаз и открытых сердец,
Я - шпион в этом доме всеобщей любви,
Это конец, мой единственный друг, это конец.
И продолжил идти, уже не касаясь земли.

В ряду с Уильмомом Блэйком, Артуром Рембо,
Себя не щадя, ты берег только то, что принес,
Поднимался на сцену, покинувши пьяный притон:
Эй, парень, объяви нас как нужно. Мы – Дорз!

Зачем говорить о страстях, мы знаем пороки,
Без них в рок-звезде нам не увидеть звезду,
К чему все слова, уже 27, и коротки сроки,
Когда самолет на Париж набирал высоту.

Вечность с тобой навсегда, я подожду,
Твои двери открыты теперь на пороге небес,
В дождливом осеннем Париже я прихожу
В странные дни странным гостем на Пер-Лашез.