Весенняя утопия. Глава 3

    В последующие дни охранник никуда не отлучался - чуть ли, не демонстративно, с оскорблённым достоинством, справлял нужду буквально на пороге. Жратву ему приносил седой молчаливый начальник охраны - непременно в шлёпанцах на босу ногу и в распахнутом мундире с майорскими погонами.Заспанное, ничего не выражающее, лицо его было по-стариковски одряблым, добродушным и, чем-то неуловимым, роднилось с мордой юного стража.
    Неуклюже оскальзываясь на загаженном льду, он ставил судки с горячим варевом на порог, не говоря ни слова, разворачивался и, тяжело ступая, удалялся на КП.После его ухода кадры немого кино являли в мир - неторопливую трапезу, сигаретный послеобеденный дымок, почёсывание в затылке, потягивание и разминание всех суставов, затёкших от долгого безделья...
    Стройбатовец не пытался завести разговор со, скрывающим своё смущение, "афганцем".Было видно, что после недавнего происшествия, тот чувствовал себя явно не в своей тарелке.
    Где-то, на третий день, видимо, не выдержав гнетущего молчания и постоянного напряжения от своей непутёвой актёрской игры, охранник припёр на пост, вроде, и переносной, но, крайне громоздкий, радиоприёмник; включил на еле слышимую громкость, взгромоздил на плечо и, прижимаясь к динамику ухом, стал периодически увлечённо пританцовывать, скользя подошвами хромачей по оледенелому порогу...
    - И почему его никто не сменяет, вот уже, четвёртый день подряд?..и, отчего, четвёртые же, по счёту сутки, никого не выпускают из подземелья на прогулку?...Да, и соглядатаи - мелькнут на минутку утром, и пропадают, аж до вечерней проверки...- вопросы появлялись и отлетали прочь, не нарушая размеренности движений.Работа шла своим чередом: заострённый наждачкой карандаш, выводил по пенопласту прямые и криволинейные черты; резак, время от времени, подшлифовывался о кожаный ремень, натёртый пастой ГОИ, и легко вонзался в хрупкую плоть заготовок; глаза, ошаривая железобетонный монолит стен, схватывали всё новые и новые размеры; мосластые руки сновали от циркуля к траспортиру, от карандаша к резаку, на ходу выдёргивая из кармана сигарету и чиркая отсыревшими спичками; под ногами, чуть поскрипывая, крошились снежно-невесомые обрезки...
    - ...вот, мы всё рвёмся отсюда на волю, а, ведь, если разобраться, - здесь-то, и есть самое безопасное место на земле...кто его знает - до чего там политики доизмышлялись - может, мир уже на волоске висит...ни телевизора, ни радио...последнюю газету, и то, с год назад видели...и переписки никакой...тут, уж, что угодно подумаешь... - у входа послышалось звяканье и топот - это доставили очередную партию свиной тушёнки, чёрных сухарей и курева.Несколько, поднявшихся наверх работяг, по цепочке, молча передавали вниз суточную норму продления агонии.По-приятельски подмигнув, и несколько повеселев, швырнули и резчику пару пакетов сухарей(все знали, что тушёнку тот не потребляет).
    Вся процедура уложилась минут в пятнадцать и...вновь онемело всё пространство...Лишь, спёртый дух жизненного брожения поднимался из стальной бездны, куда, только что, спустились простодушные изгои...Да бесплотной тенью мелькнул юркий тщедушный лейтенантик, спешно покидающий накалённые хладом своды...Да будоражащий оттепельный сквозняк с яростным беззвучием ворвался внутрь и выскользнул обратно...
    - ...да, и с отделкой бункера, что-то не подгоняет нас больше офицерьё...и рожи у них всё мрачней и беспомощней, день ото дня...и, главное - трезвые все поголовно! - однозначно, в мире происходит нечто из ряда вон...
    Сунув в рот ржаной сухарь, солдат задумчиво сгребал в кучу, разметавшееся по всему полу, крошево обрезков...
    - ...что-то там стряслось...может, народ вовсю распоясался от навязанной ему демократии...вот, освободимся мы, и что увидим наверху?...бесящихся с жиру ублюдков, поправших всё святое, или горстку трусливых недоумков, прозябающих на помойках и свалках?...мы-то, дай Бог, выйдем отсюда бОльшими людьми, чем вошли, и будем единственно настоящими - незажравшимися и незапоганенными, нежели те, что останутся на земле...и мы понесём в среду, оскудевших духом, изначальную чистоту...а какая, она - эта самая, чистота?...
    Во рту, застрявшей костью, хрястнул, ещё не размягчённый слюной, каменный сухарь.Резчик скривился от зубной боли, рука с резаком дёрнулась, сорвавшись с линии отреза - пришлось кропотливо подрезать, подскребать, подтачивать...
    - ...а, вдруг, во всём мире никого не окажется - сгинут все, мало ли, по какой причине!Тогда, ступив на земную твердь, ка из Ноева ковчега, нам, что же - придётся возрождать человечество?...Возрождать...только, не подобных тем, по воле которых мы здесь заживо гниём...не-е-ет...чистое, благородное, новое - нужно родить...обязательно, новое ро-ди-и-ить...
    - ...Ёб твою мать!!! - вдруг вскрикнул солдат, конвульсивно дёрнувшись от сверкнувшей чудовищной догадки.Изо рта во все стороны сыпануло крошево непрожёванного сухаря, в руках хрупнула и раскрошилась, только что, тщательно вырезанная, изящной формы, заготовка.
    Охранник подозрительно покосился, лениво сцеживая в угол рта струю сигаретного дыма и, опять пританцовывая, прижался ухом к тихо воркующему транзистору.В такт хозяину, балансирующему на скользком пороге, блескуче покачивался игрушечный, несерьёзный какой-то, АКМ...
    Бессознательно выронив под ноги изуродованный пенопласт, скрежеща зубами, резчик привалился спиной к стене и, съехав по ней на заплёванный пол, озверело уставился на оскаленные ржавыми гвоздями, напрочь разбитые сапоги...
    - Муда-а-ак...кого ты там собрался возрождать?...или - рожать?...на той - совершенно обезлюдевшей земле Будущего?...ведь, здесь, с нами, ни одной - ни одной женщины!!!Но-о-о-оев кавче-е-е-ег...тьфу!Долбоёб обмороженный...
     Ошарашенный солдат сидел напряжённо-недвижимо, как, только что ожившее, изваяние, готовое, в своём ужасающем пробуждении, и разрыдаться, и убить!
    Ненависть, во всю глубь души, захлестнула его.Кровь перебойчато ломилась в, ничего не видящие, глаза.Злобно роящиеся мысли, жалили и жалили его, ещё не разуверившееся, сердце...И что, собственно, ему - молодому и сильному - надо-то? - десяток сухарей, да пригоршню воды на день - и пусть рвёт на части звериное неупокойство неизведанной ещё любви!Пусть!!!Надо, сегодня же...немедля...во, что бы то, ни стало...
    Резкий вопль вырвал взвинченного юношу из душевного коллапса и, тут же, раздался хряпающий звук, будто, что раскололось от сильного удара.В свободном растворе бронированной двери, возле самого порога, взгляд выхватил неестественно вывернутые ноги в чудных хромачах и, ярко-красное, расползающееся по льду, пятно...
    Должно быть, кровь, - отстранённо подумал стройбатовец и, тут же, пружинисто подскочив, ринулся, не разгибаясь,за порог.На, загаженном мочой и окурками льду, навзничь лежал охранник.Под затылком тепло рделась, всё расширяющаяся, парная лужица.
    Дотанцевался, еби тебя в душу!...и перевязать-то нечем...а бросить - так, окочурится ещё...крикнуть вниз ребятам, что ли...может, кинут чего, вроде бинта, - и тут же отмахнулся - куда там! - каждая тряпица на счету...да, и нахуй им этот тюремщик сдался?! спасать его ещё...самому придётся тащить на КП, да поживее - вон, как резво "танцор диско" удобряет сквозь лёд землицу-матушку...ещё, чего доброго - на сем месте алые тюльпаны вырастут, и пионеры припрутся в почётный караул...чтоб тебе, ****ь, ни дна, ни покрышки!...сколько рабочего времени-то погроблю! - и, сорвав с десантника автомат, навесил себе на шею.
    Насилу поднял грузное тело, припёр плечом к стене.Резко пригнувшись, взвалил его на себя , вцепившись в негнущиеся руки живого трупа, рванул вперёд - пошёл, пошёл пахать снежную целину зоны волочащимися сзади ногами, обутыми в шикарные сапожки на шнуровке...
    На крыльцо КП никто не вышел, даже, когда, основательно вспотевший и, залитый чужой кровью, арестант торкнулся несколько раз в дверь.Теряя терпение и равновесие, со взваленным на себя "афганцем", он ворвался в дежурку, чуть не сшибив с ног подскочившего навстречу заспанного старика-майора.
    Не вдаваясь в подробности, бросил: - Вот, поскользнулся, упал.Воду, аптечку - быстро! - и усадил, не приходящего в сознание, стражника на пол, привалив спиною к штабелю аккуратно сложенных новеньких шинелей.
    Вода с аптечкой поспели быстро.Со знанием дела, обработав рану и тщательно забинтовав, с помощью ошалевшего начальника охраны, уложил безвольное тело на топчан.Набычившись, постоял мгновение, и, не глядя, потянулся рукой к нервно дымящему сигаретой, майору:
    - Дай, докурю! - и, оторвав слюнявый изжульканный фильтр, сунул покалеченную сигарету в зубы, затянулся во всю мочь, и молча шагнул за порог.
    Не пройдя и треть пути до бункера, облегчённо выплюнул, ожёгший губы, сигаретный обрывок, и,прислушавшись, обернулся назад.К нему, хрипя, как удушаемый, грузно бухая по ломкому насту голыми ногами, на одной из которых болтался шлёпанец, подбегал старик.
    И опять в его лице - теперь уже, без тени всякой сонливости и добродушия, живо наполненном тревогой и болью - мелькнуло, что-то напоминающее, того - молодого, с пробитой головой...
    Запыхавшийся донельзя - весь пунцовый, со вздувшимися венами на лбу, - седой майор опасливо и, как-то просительно, тянулся к, заляпанному кровью, оборванцу пухлой короткопалой рукою, с зажатыми в ней двумя пачками "Честерфилда":
    - В-в-возьми, б-б-браток, - заикаясь и, словно, испуская дух, просипел он, уже, видимо, не найдя в себе силы для нового изречения, жалобно мыча, тыкал в сторону, поблёскивающего на груди арестанта, короткоствольного автомата.
    Приняв протянутое курево, и сдёрнув с себя АКМ, резчик с сожалением, даже, с затаённой скорбью, вгляделся в благородный металл...Страстно любя всякий инструмент, созданный для работы, он всей душой сочувствовал этой великолепной легированной стали, пущенной чёрт знает на что...
    Не глядя, сунув ствол, замершему в ожидании начальнику охраны, резко развернулся и, не разбирая дороги, попёр к рабочему месту.
    - Сколько времени потеряно с этим "танцором", хрен ему в челюсти! - беззлобно и, как-то, вяло ругнулся он на ходу.Не замедляя шага, почти бегом, завернув за угол камуфляжной постройки, прикрывающей вход в бункер, встал вдруг, как вкопанный...Что-то неестественное показалось ему во всём окружающем мире за истёкшее время...Чего-то не хватало...чего-то, такого, что обязательно должно быть...И почувствовал, как поднялись дыбом жалкие остатки волос - на всей зоне, лишь, два охранника!Причём, один - без сознания, а второй - немощный старик...
    - Где же остальные тридцать? - с надсадом прохрипел обескураженный солдат и, уже неспешно, даже нехотя, поплёлся ко входу в подземелье...
    Рядом с обрызганной красным, бронированной дверью, прирезанно хрипя, валялся размозжённый транзистор.Блестящие точечным оловянным припоем внутренности, частью вывалившиеся на окровавленный лёд, матово сияли светлыми боками конденсаторов; малыми букашками испуганно замерли ярко-зелёные и сочно-пурпурные резисторы, тщетно пытаясь слиться с гетинаксом плат; блестящей сосновой смолой отливали ферритовые катушки, многократно опоясанные медными паутинками; жилы проводов всеми цветами радуги трепетали над раскромсанным телом, каким-то чудом, поддерживая в нём жизнь...
    Антенна, отлетевшая несколько поодаль, в осевший сугроб, блистала под заходящим солнцем шпагой погибшего Маленького Принца.Сложив её и, засунув в левый нагрудный карман, потрясённый этой бойней, человек собрал воедино и поднял на расшеперенных пальцах изувеченного ловца радиоволн...И тот, вдруг, в его раскоряченных руках, неожиданно чисто и во весь звук, выплеснулся голосом Анны Герман - в её исполнении над всей зоной воспарил лермонтовский шедевр: "Выхожу один я на дорогу"...
    Но, едва отзвучал первый куплет, как приёмник отключился полностью и, не возобновляя более, ни хрипов, ни стонов, умиротворённо отдался безмолвию...

                Продолжение следует...