Ода Шефер. Вещунья

Там, где наливаясь ядом,
Расцветает белена,
Где летают шершни рядом,
И крапива как стена,

Ясным днём и в новолунье
Вся в сплетениях вьюнка
Замерев стоит вещунья,
А над ней плывут века.

Спит душа её в овраге,
Рот безжизненный закрыт,
Лишь волшебный глаз во мраке
Лихорадочно горит.

Замер лес, луга, кладбище
Древние дубы молчат,
Дремлет в ожиданьи пищи
В яме выводок волчат.

Вепрь идёт в свою трясину,
Чёрный лебедь выгнул грудь,
Клин курлычет журавлиный,
В небесах верша свой путь.

Ветра вой под облаками
Слышен словно дальний горн,
Жёлтое, лихое пламя
Пожирает мёртвый дёрн.

Видят вещие зеницы
Всё вокруг, любой секрет,
Так чутьё ведёт лисицу,
Что на свежий вышла след.

То, что навсегда забыто,
Вновь проходит перед ней,
Крик ворон и стук копыта,
Ржанье призрачных коней.

Жжёт ей тело колдовская
Руна – оттиск вещих снов,
Мчат колёса громыхая
Из обители богов.

Слуху и слепому зренью
Открывается на миг,
Как земля в своём вращеньи
Жизнь исторгла, словно крик.

Вихрь несёт её куда-то
Так, что всё плывёт кругом,
Слыша голоса раскаты,
Прочь бежит пугливый гном,

Встал медведь средь ягод спелых,
Вдруг застыл олень дрожа,
И улыбка уст замшелых
Вновь прекрасна и свежа.

И язык, дробя оковы,
Оживает, сбросив сон,
И ложится в пашню слово –
Слава будущих племён.

ODA SCHÄFER
(1900-1988)

DIE SEHERIN

Wo des Schierlings weiße Kronen,
Giftgesalbte ohne Zucht,
Wuchernd herrschen gleich den Drohnen
Auf dem Boden fremder Frucht,

Steht die Seherin im schwanken
Irren Licht der Nebelzeit,
Festgehalten von den Ranken,
Von dem Dorn der Ewigkeit.

Noch lebt sie in Finsternissen
Mit verdorrtem, taubem Mund,
Fiebernd, wie nach Otterbissen,
Glüht das Auge hell und wund.

Ringsum schweigen Wald und Gräber.
Starre Eichen ragen stumm.
Im Moraste wühlt der Eber,
Geht des Elchs Gehörne um.

Wolfsbrut schläft im tiefen Schatten,
Und es schreit der schwarze Schwan,
Unten kreisen Wasserratten,
Oben zieht des Adlers Bahn.

Da von ferne tönt das hohe
Horn der Windsbraut, kläfft ihr Hund,
Welkes Laub, die gelbe Lohe,
Züngelt auf dem Modergrund.

Mit geschärften Sinnen wittert
Jäh erwacht die Seherin,
Wie die Füchsin jagdlich zittert
Auf der frischen Fährte hin

Nimmt sie in dem starken Rufe
Die verlornen Spuren wahr,
Riesenschritte, harte Hufe,
Totentroß und Rabenpaar.

Und das alte, runde Zeichen
Brennt sie mit dem Feuermal,
Donnernd rollen Räderspeichen
Aus der Götter reichem Saal.

Dem Gehör, dem blinden Sehen
Liegt der Ursprung jetzt entblößt,
Wo der Erde schnelles Drehen
Keim und Zelle aus sich stößt.

Schwindel packt, als wenn sie schwimme,
Sie gleich dunklem Holz im Strom,
Vor dem Schwellen ihrer Stimme
Flieht ins Erz der feige Gnom,

Stockt der Bärin Schlag und Tatze,
Hält der Hirsch im edlen Sprung,
Und der Alben graue Fratze
Lächelt wieder schön und jung.

Schwer, so klirrt im Reim die Sprache,
Hartgepanzert lebt das Wort,
Senkt die Sage in das Brache,
Späten Völkern goldner Hort.