Иоанн

Три месяца трижды от третьего года –
Октябрь в Византии, короткая тень.
Въезжает в столицу любимец народа –
Момент долгожданный – торжественный день.

Псалмы, панегирики, светлое пенье.
В приветственном жесте на сердце рука.
Глаза, как прозрачные чудо-каменья,
Как будто святая вода родника.

Свят-град Константина, на улицах пусто,
Затих переполненный сводчатый храм,
Как колокол звучный, слова Златоуста,
Мурашки по телу и дрожь по рукам:

«Телесных излишеств желанные сласти
Для тела губительны. Те, кто вкусил,
Воюя за власть, вдруг лишаются власти,
Воюя за силу, лишаются сил.

Жизнь истинна в духе, фальшива во плоти,
Но плоть умерщвлять – есть гордыня и гнёт.
Пост ради поста – как трясина в болоте,
Но пост для души – чудотворный полёт.

Богатство, как беглый холоп в заблужденье,
Стучится - то к вам - то в соседскую дверь.
Впустивший алкает земное стяженье,
И жажда его - ненасытна, как зверь.

В брюзгу превращается звёздный мечтатель,
И в скрягу – ученый, науки презрев.
Богатство – безжалостный враг и предатель,
Коль запертым стало, рычит - будто лев –

Готовит заблудшие души на ужин.
Но глупо богатством других укорять.
Бесспорно, богатому в горестях хуже -
Чем большим владеешь – больнее терять.

Взирает Господь по душе, не по платью.
Ему всё одно – ты богат, не богат.
Кто беден, но жаден – достоин проклятья,
Богат, но не жаден – любовью объят.

Себя и других награждайте дарами.
Порадуйте Бога обильем щедрот.
Ведь жизнь коротка, и к Себе, вместе с вами
Земного, Господь, ничего не возьмёт.

Вы – люди двора, люди высшего света,
И вы – «божьи слуги», возвышенный клир,
Построили мир из вранья и наветов –
Надменный, жестокий, завистливый мир!

Скрываете правду, брезгливы к народу
(Как много от Бога в тебе Человек) -
Зачем же презрели любовь и свободу -
Вы – стая спесивых духовных калек?

Ваш клан отомрёт, и никто не заметит,
Он всем безразличен, судьбой не любим,
А солнце для всех одинаково светит,
Вот так бы и вам относится к другим... »

Народ всколыхнулся, двухтысячный ропот –
Опять Златоуст обличеньем горит.
Уходят вельможи под крики и топот,
А он говорит, говорит, говорит.

Сто гневных вельмож – уплывают носилки.
Он крест - им на счастье - выводит рукой.
Он любит слепцов - после бед - после ссылки.
В печальных глазах чистота и покой.

Слова переливчаты, будто свеченье,
И пусть отлученье от церкви грозит,
От Бога ему не грозит отлученье,
И он говорит, говорит, говорит...

Четвертая четверть четвертого века,
Четыре зимы – завершающий миг.
Забыли великого мы человека,
Не видя сквозь шоры божественный лик.

Звучит литургия под светлое пенье.
Молчит Иоанн и глядит сквозь века.
Глаза, как прозрачные чудо-каменья,
Как будто святая вода родника...