Стеван Раичкович. Разговор с глиной, с сербского

РАЗГОВОР С ГЛИНОЙ

1

Мы вместе зимний город покидали.
Идя сквозь лес, болтали на ходу,
Какие-то вопросы обсуждали,
И каждый жизнь свою имел в виду.

Без лишних откровений речи были,
Ронялись в грязь, как бесполезный жмых,
Лишь изредка в налётах снежной пыли,
Как золото, светились мысли в них.

И карой за речение пустое
Охапку снега ветер с веток сдул.
Один был обсыпанья удостоен,
Другой - в ботинки снега зачерпнул.


2

Зашли под крышу стылой мастерской
И скульптор стал у очага возиться.
Я осмотрелся: всюду надо мной
Смеялись чьи-то глиняные лица.

Ваятель тоже бюсты оглядел
С теплом особым, что идёт из сердца,
Себя он духом творчества согрел,
А я ходил, чтоб хоть чуть-чуть согреться.

За мною рыжий барельеф следил,
Пока я неприкаянно слонялся.
Из царства мёртвых я уйти решил,
Но тут же рядом скульптор оказался…


3

Он взял топор. Полено разрубил.
Крестом сложил два полушарья грубых
И проволокой накрепко скрутил,
О красоте не думая сугубо.

Крест на штатив стоящий водрузил,
Стянул винтом, давно не знавшим смазки.
Печальный цвет берёзовых белил
Напоминал мне знак из старой сказки.

Но скульптор был со сказкой не знаком
И запятнал тот белый цвет невинный,
Крест превратил в шарообразный ком,
Обмазав жирной и липучей глиной.


4

Он на меня внимательно глядел.
Чуть отстранился, ракурс изменяя.
Он будто что-то отыскать хотел,
Пропорции глазами измеряя.

Потом по кругу начал обходить.
Мой подбородок наклонил немного.
А я за ним пытался проследить,
За взглядом испытующим и строгим.

Я был, как изваянье, перед ним,
Но жизни ток внутри меня струился.
Я ощущал под панцирем своим
Огромный мир, который там таился.


5

Уже гудела печь, даря тепло,
И жаром задышала мастерская.
Здесь порубежье мира пролегло,
Прошедшее с грядущим разделяя.

Я сам не понимал, куда попал:
Июльский полдень, ароматы сада,
Знакомый голос будто бы позвал
И я бегу в манящий рай из ада…

Но всё же смутно различаю я
Реальную картину меж мирами,
Что лепит скульптор вроде бы меня
Какими-то далёкими руками.


6

Послушно пляшет стек в руках творца,
Которым он то мнёт, то гладит глину.
Росинки пота капают с лица
И на холодной заготовке стынут.

За двойником внимательно смотрю,
Без действия, как будто бы из смерти,
Пока ушную впадину мою
Вминает скульптор, грязным пальцем вертит.

Потом стараюсь всё же ближе встать,
Чтоб оценить итоги лепки грубой.
Свой нос и уши не могу узнать,
Не говоря уже про лоб и губы…


7

Передо мной – какой-то неизвестный,
Из тех, что растворяются в народе,
Таращится из глины взгляд болезный,
В моём лице спасенья ищет вроде?

Он на похожесть смутно намекает,
Ну, а глаза – не моего покроя.
Возможно, что копна волос – такая…
Всё остальное – не моё, иное.

Не удаётся в этой грязной массе,
Ни по какой черте её и тени,
Увидеть то, что испытал за час я,
Хотя бы даже за одно мгновенье.


8

Не отражает лоб его пустой
Моих морщин. В них много лет роятся
Те мысли, что не высказаны мной,
Что из сознанья не смогли прорваться.

Куда сквозь глину из обоих глаз
Исчезли обожаемые лики?
Два грязных уха не услышат глас
Моей судьбы, и шёпоты, и крики!

Где на лице следы любимых рек,
Балканских вод, текущих молчаливо?
О, мастер, отрази мой быстрый Пек,
Тень Тисы, как судьба, неторопливой!

9

Я вздрогнул: скульптор перестал лепить.
Он изучает то меня, то глину.
Потом он начинает говорить,
Но не со мною, а с немой личиной.

Всё так, как будто стало трое нас,
А разговор идёт между двоими,
И скульптор ближе к глине в этот час,
А я – как чужеземец между ними.

Меня мой образ начал разрушать:
Себя я вижу глиной под травою.
И чувствую, как не даёт дышать
Тот белый крест с бескровной головою.


10

Я нашей связи замечаю нить,
Что обещает прочной стать и длинной:
Ты будешь лик мой с этих пор носить,
А я уйду, чтоб превратиться в глину.

Пока не лепит мастер, пробуди
Ту силу, что заменит нас местами,
Дар вдохновенный в нём разбереди,
Чтоб мною быть, когда меня не станет.

Когда закончит мастер отдыхать,
Ответь рукам покорностью и лаской
И помоги реальный лик создать,
А не подобье театральной маски!


Рецензии
Дорогой Валерий, иногда творческий процес похож на Сизифовский камень. И видно, это внушает Стеван, создавая образа скульптора. Как трудно созидать и разрушать, пока не выпрямится перед тобой реальный лик, а не маска. Может быть поэтому люди искусства - самые грустные люди в мире. Они - как Демона Лермонтова. Для них нет покоя. Удачи тебе! Д.Ст.

Дафинка Станева   28.12.2013 14:50     Заявить о нарушении
Эти переводы - мой маленький вклад в книгу Стевана Раичковича на русском языке. Жаль, автор уже не увидит её. С нежностью,

Валерий Латынин   29.12.2013 23:03   Заявить о нарушении