кубики

Слова плывут, как стайки рыб.
А я гляжу в мою бездомность,
В бесшумность лета – заоконно,
На дерева нагой изгиб...

Нет, не горчат на языке! –
Они немного мною стали.
Других пугает привкус стали,
Луч нисходящий – на клинке...

Как никогда, сейчас – легки,
Не путать всуе  с – легковесны.
Не быть им лестными.
                «Прелестно!» –
В ответ не слышать.

И тоски
                не знать вовек.
 
    Виски… Тиски…
Разжались... ну, почти...
                Заждалась...

Лишь потерялось слово жалость,
Упав в беззвучные пески.



Возвращайтесь ко мне, строчки, рифмы!
Я сегодня к себе заглянула.
Солнце билось о камни и рифы,
Я подумала, что –  утонула.
Даже мерила моря одежды,
Но они оказались не в пору.
Как со мной уцелела надежда?!
Я теперь с ней о многом поспорю,
Словно с другом...
               
                Мы вместе тонули,
Обессилев совсем, уцелели...
Нас в пелёнки сейчас завернули...

"Глянь– ка, рифмы идут со свирелью!"


2

Кто  кем распят:
Город солнцем, солнце – городом? –
На день, наспех.
Стражи моют руки, бороды,
Глядя в луны.
И таятся за туманами
Словно гунны.
И слоятся  луны ранами!

Улыбаясь,
день встречаем поцелуями!
Солнца завязь
Новью  плещет: "Аллилуйя им!»
Сердце жарко
Расцветает вешним огнивом!
Мы – пожаром
Вслед за солнцем  ходим –
                огненно!

3

Люди глотали кофе,  друг друга, морок.
Чуть обжигались, после – стеклянно  стыли.
Люди хотели выпить немое море
И подходили к нему по бокам и с тыла.
Люди сжигали жизнь, прожигали небо
Взглядами полуслепыми. Толпой бежали.
И, наглотавшись зрелищ, пустот и хлеба,
Ночью втирали яды в мечи и жала!
Люди хотели счастья любой ценою...
Цепко хватали, щурили тень улыбки.
Люди шептались и шли на меня войною,
А, не найдя, заносили меня в ошибки.


Я и не знаю, что бы со мною было,
Если б не ночи, идущие вдаль деревья.
Я согревала всё, что во мне убили,
Небо тянула взгляда упрямой вервью.


4

А дело было в мае, тринадцатого года:
Я шла, себя играя, я шла по бурным водам.
Вставали лес и горы – я  их сдвигала взглядом.
Глотая смех и горе,  твердила: "Здесь я, рядом!.."
Но я была далече. О! дальше – не бывает!
Играла в трудно-легче,  жалею-забываю.

Да... дело было в мае.
                Я всё ещё спасала,
Слезилась, обнимала и что-то там писала...

Я помню все странички в раскраске, все картинки:
Зима, в снегу – синичка, луч света в паутинке.

Смешно тонуть в раскраске, смешно и ... очень грустно...
Слепила я савраску: " А..! Чтоб им было пусто..!"



Я отменяю зону детства
И всех возможных личных "вне".
Эй, кто там  ближний, по соседству,
Ты видел солнце на войне?
Беги!
          ...в карманы спрятав руки –
не то до кости обгорят.

Я отменяю время скуки –
Во тьме пусть солнце укорят!

Готовьте камни, стрелы, копья,
Цедите жала – я иду!
             ...Огнём на ваши тьмы утопий,
Решившие гноиться топью –

Кому? –
                Себе лишь на беду!


5

Нет, нет в бессонницах величия...
А если есть, оно непрошено.
Но что-то есть кошачье, птичье,
И то, что, «лежа на горошине».
От голубых кровей разбавленных,
Где небо – от бровей и – дОсветла!
Извне  – со всех сторон ты – баловень!
Внутри – за всех в ответе – досыта!
И что-то есть неизречённое...
И лишь в бессонье – обозримое...


Неизлечимо!
                Извлечённое
Из немоты.

                Необратимое...


6


"Ты их простишь?!"
                "Была я на костре.
А, может, – на кресте... с сожжённой кожей.
Горело то, что быв всего дороже,
Обманным оказалось...
                Нет, не те
Меня снимали, за кого сгорала.
Они – к любви слепые отродясь.
А кожа догорала, словно бязь,
И на костях ослепших остывала.

Потом был гроб,
               три дня, три ночи – ад.
Но  ангел  отворил мою гробницу.
И я не отшутилась: «Мне всё снится?»
И он серьёзен был, сказав: "Я – рад".



7

Я разучилась жалеть –
Так никого не полюбишь.
Рядом игравшая плеть
сердце сушила и губы.
Я научилась стихи
клеить горбами на спины.
Резать из дуба, ольхи,
делать игрушки из глины.

Снегом укрывший всех смех
сделал всё проще и легче.

Я замолкаю на всех
ныне забытых наречьях.

Это опять не со мной?!
Это опять только снится?

Взгляды болят за спиной,
жухнут опавшие лица...


8

Преддверие...
               За запертою дверью –
Другая ты, которая внутри:
Без слёз, без кукловода и поверий.
Но дверь поддастся верви дней.
                Не три
Лампаду Аладдина по привычке –
Отпущен ангел, сломлено крыло.
Огонь сжигает все твои кавычки,
Оскалом улыбаясь: "Ох, зело!"

И ты – жива, мертва?
                Но много лучше
(Подкожно ощущаешь), чем вчера!
Смущённо  вспоминая  детский лучик,
Ждёшь скрипа двери в ветре: «Нам пора!»


9

Перелистну весну немой разлуки,
Взгляну в иные вёсны бестревожно.
Не отвергая жизни, счастья,  муки,
Смирю ладони на коленях, вожжи.
И время потечёт нектаром странствий,
Рассветов, тишины, лучистых бдений,
Внезапно обретённых ласк и равенств,
Где каждый  добродушный крошка-гений
Встречает, пробуждаясь, жизнь, как чудо,
Великое начало соответствий...

А то, что не сложилось,  ляжет грудой,
Рудою станет... без имён, известий...

Перелистнуть весну б немой разлуки...


10

Вдруг завалялось где-то что сказать –
Достанем и положим то на рифмы.

Пройдём сквозь бури, снегопады, рифы,
Сжимая в пальцах мокрую тетрадь.

Рыдать зайдёмся  с морем и грозой,
Слезой застынем на расцветшей розе.
Как нам, ей, пережившей страх в морозы,
Погреться б в лете нежной стрекозой.

На ветке жизни мы  подобны ей:
Хоть лепестки срывает встречный ветер,
Но миг даренья аромата – светел!
Восторг от  проплывающих морей,
Заоблачных, течет по листьям – в стебель.

...по стеблю – в плоть росы,  а дальше – ввысь
(где ждёт рассвета огненная рысь)
Оплаканное превращаясь в небыль.


11

И как сложить все эти кубики:
Пространство, время, бремя, равенства?
Судьбою шить по малым судебкам?..

Игла поёт, сердечко ранится.

Но там, где кровь росою брызнула –
Рассвет встречай, цвети улыбками!
А я начну опять и сызнова,
Лишь запасусь цветными нитками.

"Устанешь и уснёшь…"
                А судебки
Во сне рукой волшебной сложатся.
И улыбнутся небу кубики...

«А  ты  поспи... поспи, хорошая...»

8888888

пришёл сильный ветер
поломал много деревьев
хилых, хрупких
оставил на мне зарубку
смотри
дыши (хотя бы на три)
у попа была собака…
а может быть… бешеный пёс?
он что-то там съел
и поп этого не перенёс
не повторяйте сказочку, не ходите по кругу
похороните, наконец, пса
возвратитесь к обыкновенным человеческим чудесам
хватит есть человеческий фарш
вставать и ложиться под радостный марш
ещё не знаете, что такое свобода
ваши священные вина – все – на глазах превращаются в воду

***
это запрещенное слово из пяти букв
то, что развязавшим никогда не сходит с рук –
руку отрывает по локоть, по самое плечо
но перед этим вырывают ногти,
разбивают фаланги пальцы кирпичом:
- нет такого слова! это братская любовь!
бу-буххх! баббах!
падает рядовой петров
в ужасе искажается его рот
осколком вспарывает живот
кишки - огромные черви – ползут в дымящейся крови
по инерции продолжают пережёвывать какой-то корм
но кормом уже становятся он – рядовой петров
- где твой ряд, пионерский отряд, ситцевая родина, святой народ?
приходит бездомная собака с выводком щенят
едят ноги, лёгкие, оставшуюся руку
- заберите свои трупы, с у к и, похороните, отдайте матерям, нехристи, трупы!
- нас там нет… как не было на Д о н б а с с е, в М а р и у п о л е
это вы сами сравняли с землёй свой Х а р ь к о в
- Господи, что нам делать с этими харями?
куда они увозят наших детей? –
чтобы вырвать у них сердце, разум, бросить фаршем на этих и тех…
не люди они, Господи, не братья нам, не братья!
все, как один, отворачиваются, закрывая свои объятья…

888

бедные люди ру
так бестолково прут
где ваша честь и го
только идейный гон

вас поджидают хай
марсы срывают хайп
деды свели в комму
где соокопник мунк

предок ваш был стожил
ты этой сказкой  жил
абрис худой судьбы
зорко хранить гробы

слышен болотный вой
рвётся разутый в бой
сколько вас мяса ско
стал на холме аскольд

зорко богдан тарас
смотрят в прицел на вас
я столько дней смотрю...
б(л)едные люди ру

***
для всех это станет скрепой
единицей соединения сложных субъектов и объектов в более сложные
словом, событием, действиями, выполняющими роль союза
чем-то знаковым и даже священным, помазывающим одной кровью, честью или предательством, подвигом или преступлением, согласием и со-участием

для одних это будет звеном, замыкающим тяжёлую цепь
на шее
с камнем
увлекающим на самое дно
на многие-многие годы
"наши мальчики"
(растерянные желторотые дети от университетской скамьи, навсегда контуженные первым же взрывом;
умирающие, не доехав до передовой, больные и пожилые
с женскими тампонами (затыкая раны, останавливать кровь) в аптечках и гигиеническими прокладками (от дождей и морозов) в плохонькой обувке;
насквозь выгоревшие изнутри зеки, серийные убийцы и насильники, "одноразовые солдаты"
под наркотой, в полный рост без броников идущие на дула
может быть, первый раз в жизни испытывающие настолько адский ужас и безнадёгу —
кувалды и заградотряды пострашнее неминуемой смерти впереди;
"обученные и под присягой", насилующие младенцев предметами, что попались под руку
пытающие стариков —
приказ главнокомандующего!)
д е н а ц и ф и ка ц и я —
уничтожение отдельно взятой нации
(под корень, с корнем)

скрепа
мы повторили, мы победили!
(потерпели полный разгром)
они завидуют нам, лучшим и великим
(отгородите нас от этих бешеных высоким забором с колючей проволокой)

для других
это станет звеном
соединяющим настоящее с украденным прошлым
и будущим
не важно, каким непростым оно будет, но оно будет!
не навязанным кем-то, а их, особым, собственным!
не сгноённым в чужих гулагах
не расстрелянным у тюремных стенок
и если погибнут отцы, встанут их дети
(девочки и мальчики, растущие не по дням, а по часам, как в сказках:
мамо, не хвилюйся, ніяких перемовин!)

для остальных...
ничто уже не будет прежним
многое будет разрушено
многое и многие объединятся на высоких помыслах и новых основах
ради жизни

один человек
всего лишь один!
рождённый ущербным
без судьбы и собственного запаха
как губка, впитавший запахи вокруг
возжелав увековечить себя
создал
для всех
новую
именную
с к р е п у

сейчас такое время, никто не знает, что будет дальше
вот и я решила сделать расклад
начала тасовать колоду - выпало преступление
а следующая карта наказания
в провинциальном захолустном скотопригоньевске, том, что на болотах
некий стареющий карамазый лишал детей наследства
старший был необузданным малым
кутила и мот, драчун-забуйца, но страстен и влюбчив
рос в парижах и лондонах
навеки затаил злобу на родителя
присвоившего его наследство
а что? кто же в старости к тебе по любви-то пойдёт, токмо за деньги
а отец карамазый был знатным греховодником и мерзопакостником
средний сын умен и образован, из либералов
придумал  (от произвола, коим был окружён с детства, небось)
что нет такого греха и лжи, даже убийства, которые бы не были оправданы построением разумного (по его меркам) общества (держать скот в относительной сытости, порядке и повиновении)
мнил себя вершителем судеб, бога отменил
ну, чёрт к нему являться и стал (вопреки всему холодному здравомыслию)
младший, напротив, был набожным до крайности, отречения и экзальтации
жаждал непременно чуда, как знака богоизбраннности
чтобы и усопшие не смердели
впрочем, все потомки карамазого, рожденные в скотстве и беззаконии родителя, несли в генах изъян карамазья
был ещё четвёртый сын, назаконорожденный, смердящий
он то и порешил родителя
хотя смерти хитрецу и старому растлителю желали все наследники
и был смердящий как бы уродливой копией трёх законных братьев
с экзальтированностью младшего
решил воплотить теорию человеко-бога (человека без бога, человека вместо бога) среднего брата
да так плошка его была мала, что следующая выпавшая карта - бесы
а за ней - петля, а дальше для всего карамазья - мученичество, но перевёрнутое
потому как если беззаконие, помрачение рассудка по причине болотных испарений, тщеславие, богопротивление и мессианство
то, как ни крути, выпадает
дьявол
гордыня великая, начало всех зол
она сама себя и съест

сделала ещё один расклад
карты полетели, как лепестки ромашки
как тычинки из одуванчика
как первые бабочки-капустницы над ещё голой пашней
как крылатые ракеты на мирно спящие города
были они правдивые, без лукавства, как голубое небо над золотым полем
замельтешили под рукой хоббиты и эльфы, союзы и братства, оружие, битвы, соглашения и далёкие странствия
зазеленел милый сердцу шир, объятый огнём
но карта возвращения короля объединила всех и вселила мужество
в этом раскладе зло выпадало злом, орки имели вид отвратительный
а подвешенный оказался голлумом
и что же дальше?
народ, человеческий и другой сказочный люд, как босоногий хоббит (точно избранный, не перевёрнутый)
встал за всех вольных жителей средиземья
вопреки изрыгающему проклятья и свежие орды орков мордору понёс кольцо всевластия к огненной горе
борясь с силой кольца, долгие годы пролежавшего в его сундуке, так что и мысли не было им воспользоваться
карты не врали, что падёт вскорости беззаконие со всеми его башнями
в прах обратится гордыня великая
рассеется ложь и болотный смрад
исцелится помрачение рассудка многих
дай, господи, сил всякому подвязающемуся пройти до конца

трудно победить фашиста в лабиринте
если его там нет
если ты не Тесей
а безвыходный лабиринт - в твоей больной голове

на Восточном фронте без перемен
за несколько населённых пунктов ложится последняя империя
там её Кощеева игла

контузия, сопровождаемая обширной ватной амнезией
на мгновения прерывается редкими тревожными просветлениями:
что дальше, Дава? что дальше?

000

1000 лет одиночества
для большинства война ещё не началась
когда она закончится, они об этом не узнают
потом им объявят, конечно же, победу
например, как в далёкой жаркой уганде
где скармливали врагов режима и предателей крокодилам
головы особо приближенных диктатор хранил в своей морозилке
боже, какое варварство! воскликнет чувственный обыватель
или же не начавшаяся и не закончившаяся война будет длиться 1000 лет
1000 лет одиночества
вагончик отцепят от состава и он покатится по замкнутому кругу
по ком будет звенеть ложечка в стакане и бряцать подстаканник
на поворотах в руках сонной проводницы
может быть, они будут тихо смеяться, зная, что никаких поворотом в замкнутом кругу нет
но всё погрузится в сон
только случайный рассветный луч, заблудившийся в пыльном вагоне, будет смутно напоминать о чём-то навсегда потерянном
что он значит? - уронит тяжелый лоб в иссохшие колодцы рук последний философ
занятый тем, что мучительно будет пытаться вспомнить истинные значения самых важных слов
которые превратились в песок
текущий сквозь пальцы в бесконечную немоту
и пепел сожженных книг уже не расскажет о том
что если ты не знаешь, что у тебя есть выбор
значит его нет

888

здравствуй брат китай
теперь ты старший брат китай
почти отец китай
всё моё твоё
мой вишнёвый сад твой вишнёвый сад
твой вишнёвый сад мой вишнёвый сад
бабка у разбитого корыта больше не хочет быть владычицей морскою
хочет быть девицею молодою
сидеть в деревянной светёлке
с двумя сестрицами
томящимися желанием "в пекин! "в пекин!"
вышивать шёлковой нитью
сама в мечтах родить желтолицего сына императору
тихо напевать над колыбелькой
китай наливное яблочко
китай жар-птица
мао мой ясный сокол
китай мой быстрый серый волк
серый волчок

888

ты в который раз приносишь два недоспелых манго
они полежат немного
и мы поглотим их маленькими сочащимися дольками
прохладное лето 23-го
зеки возвращаются домой с передовой
я мотаюсь на новеньком скутере из Польши в Германию на работу
по лесной велодорожке
над самым морем
не ступая на белый песок
не заходя в прохладные волны
это похоже на нашу победу
начавшуюся со Змеиного
где был указан конкретный курс военному кораблю
а после и всей гниющей расползающейся по швам империи -
море всегда близко
за пару десятков метров

прохладное лето 23-го
хорошо для работы
хорошо для войны
ящик пандоры пуст на половину
строительство ноева ковчега в самом разгаре
не вступая в созависимые и контрзависимые отношения
я строю
ты надёжен и просторен как ковчег

сегодня снова принёс два недоспелых манго...

***

я говорю то, чего нет
ты молчишь о том, что есть
такаая любовь
любовь

золотой петушок зорко смотрит на темечко
от темечка осталось только имечко
много голов придётся проломить
горячая пора для золотой птицы

местная шамаханская девка грустна как ева браун
ей давно никто не пишет
в подаренном перстне она носит немного яду
иногда это кажется ей романтичным

все говорят, но я редко верю
вчера обнаружила, что были возвращены все дорогие потери
осталось найти саму себя

суть пути в ходьбе, при которой материализуются ноги
скоро я материализуюсь вся
и перестану быть укутанной бинтами уэллсовской невидимкой

***
мы все верили в победу
каждый человек, как весь народ
весь народ, как один человек
нас пытали и убивали
но от этого вера становилась только сильнее
мы мерзли, голодали, отдавали последние гроши -
становились мужественными, благородными, бескомпромиссными:
мы познавали самих себя, обреетали себя, возвращались к себе
наши женщины становились ярославнами
поэтами и молитвенницами
мы молились, как дышали, дышали, как молились
в это время наши мужчины-герои умирали и побеждали
мы верили в них, как в богов, которым всё по плечу
при малейших неудачах на полях сражений
весь мир начинал шептаться о возможном поражении
иудино целовал нас, каиново кладя руки на плечи
с уговорами позорной сдачи ради сохранения жизни
мы снимали их руки с наших плечей, улыбались
и продолжали верить
наша вера была внутри
как благодать
как чудо
наша победа приближалась с каждым днём и месяцем
она была неизбежна