Картофельные сны

превозмогая старую вражду, ноябрь не льёт на землю слёз прощаний.
по погребам варенья с овощами в анабиозе сытой смерти ждут.
им дела нет до тщаний и потуг крестьянских – всё равно всё будет плохо.
и видит сны проросшая картоха, глазками внутрь вбирая темноту.
ей снятся кофе, печка и постель, старушка в кацавейке затрапезной,
короткая история болезни да список забракованных страстей.
в её тревожном сне, как наяву, мурлычет кот уездного пошиба,
поёт псалмы на польском грустный Шива, ложится дождь на мятую траву,
и вот уже бегут по проводам не ставшие взрослее Мишка с Пашкой,
и светит солнце в рюмке с горькой бражкой в далёкие стихи и города.

приблудный мир, как новогодний шар, летит себе по замкнутому кругу.
картофельному сну навеет вьюга, придав ему – не шарф колючий – шарм,
пушистого шмеля на васильке, изюм на блюдце и звезду в колодце.
потом картинка резко разобьётся об облако, ушедшее в пике –
за горизонт, за родину, за нас, умеющих любить и ненавидеть,
ломающих себя, как створки мидий, слепых на неоткрытый третий глаз,
в котором, словно стыдный диафильм, прокручивает память плёнку детства.
и никуда от этого не деться, покуда длится нынешняя быль,
и спит картошка в ящике с песком. и ей одной неторопливо снится,
как тает снег на грубой рукавице, и рыба Время ест минутный корм.

и там, где эти сны лежат внахлёст, уже мерещит аист маме сына,
и стайки недоверчивых косынок несёт густым течением на плёс;
на тишину карминовых небес закапывают мёртвую собаку,
и плачут упоённо ветви сакур, роняя лепестков пугливый вес.
весь краткий миг цветного забытья легко влезает в новый школьный ранец,
но всех не спящих терпеливо ранят его на редкость острые края
с отдушинами грёз и витражей, с торчащими штырями арматурин.
пусть чей-то смех, заносчивый, как шурин, ломает ветра северного жердь,
пусть в горле ночи комом – мяч луны, а звёзды бесконечно одиноки,
стоят рекой осенние осоки, идут в кино картофельные сны.
31.07.12