Мамка

    Её все звали Мамкой. Даже деревенские, жившие по соседству, забыли её настоящее имя. Да она и сама, кажется, забыла его. Пять лет назад делили колхозную землю. Разнаряженные бабы и мужики собрались по такому случаю в актовом зале правления. По одному выходили к столу и расписывались. Когда вызвали Ольгу Петровну Крылову, никто расписаться не вышел. Бабы стали оглядываться по сторонам и спрашивать друг дружку, кто это. Ольгу Петровну Крылову вызвали во второй раз. И тогда баба Маня, сидевшая рядом, толкнула Мамку в бок: - Так иди ж, тебя вызывают...
    Мамка встала со стула, протиснулась к выходу между рядами и пошла, переваливаясь, как обычно. Подошла к столу, за которым сидело правление. Пока она шла, все вроде бы вспомнили её по имени, но через три минуты уже и забыли. Спроси их, кто это, скажут: - Ааа, это Мамка. И всё.
    Так её уже десять лет звали. С тех пор, как сын её начал ходить и  звать её постоянно. Долго других слов не говорил. Затянет своё: - Мамка, мамка, мамка — и всё. Она бросит полоть картошку в огороде и идёт к нему, повторяя: - Сейчас, Лёшка, мамка вот идёт уже.
    Зайдёт с ним в дом, накормит картошкой, яичком, сала кусок ещё отрежет. Когда пенсию получит, даст Лёшке ещё десять рублей. И он, довольный, спрячет их в карман замусоленной рубашки и пойдёт в ларёк.
    Идти два километра, но это ничего. Со всеми Лёшка здоровается. И все его спрашивают, куда это он идёт. Лёшка трогает застёгнутый карман рубашки, куда спрятана сложенная в несколько раз десятка, и отвечает: - В ларёк. За чупа - чупом. И все кивают головой, причмокивают и облизываются.
    Пенсия — это хорошо. Её все получали — и дед, и Мамка, и Лёшка. Дед раньше в колхозе работал. Всё делал, что скажут. Потом на пенсию пошёл, теперь на огороде дома работает. Когда не работает, сидит на лавочке перед домом. Или пьёт водку.
    Мужики все водку пьют. Дед не буянит, когда напьётся. Сидит за столом и спит. Если свалится под стол, Мамка ему подушку под голову кладёт и курткой сверху укрывает. Чтоб не простыл. Спит он крепко. Мухи по носу ползают, а он их даже не отгоняет. Поспит, рано утром проснётся, воды попьёт и идёт на огород. Другие вон буянят, дерутся с бабами или между собой. А у них дед хороший, смирный.
    Так баба Маня говорит. Баба Маня — она умная. У неё дочка в Москве живёт. Письма пишет, а баба Маня ей отвечает. И Мамке читала, про что в Москву пишет — и как огород посадила, и сколько цыплят вылупилось, и как Шарика сосед по пьянке застрелил. В Таньку, жену свою, не попал, а попал в Шарика. Мамка помогла бабе Мане закопать его на огороде. И пирожки потом вместе ели, вроде как поминали. Вот так вот.
    Лёшка, когда маленький был, с Шариком всё игрался. Пока в школу не пошёл. В девять лет уже. Его в школу не брали сначала. В райцентр пришлось ехать, к доктору. Доктор долго с Лёшкой разговаривал, выспрашивал, что у них в огороде растёт, да какое время года сейчас. И Мамку спросил, как она в школе училась. А она хорошо училась, только не в школе, а в интернате. И читать умеет, и писать. И когда картинки раскрашивает, за черту не выходит. Доктор про каких-то братьев Карамазовых рассказывал. А у них  в деревне таких нет.
    Лёшка в школе научился писать буквы. Мамка ему помогала. Когда он возвращался домой, она кормила его и садилась рядом делать уроки. Выводила буквы, склонив голову набок. Раскрашивала картинки. Складывала цифры. А на другой день заглядывала в тетрадки и улыбалась. Там стояли пятёрки.
    Дед, когда был трезвый, не ругался, что она ничего не делает, а учит с Лёшкой уроки. А когда пьяный был, ругался. И тетрадки со стола скидывал. Один раз книжку в печку кинул. Мамка успела её выхватить прямо из огня. Ничего, книжка не сгорела, обложка только почернела. И руку Мамка обожгла.
    Летом Лёшка в школу не ходил и уроки не делал. Зато целый месяц ездили они с Мамкой в райцентр, куда  собирали таких же, как Лёшка, детей. Физкультурой с ними занимались, кино показывали. Ещё — костёр жгли и на нём кашу с тушёнкой варили. Каша вкусная была. А дрова дети сами пилили и топором кололи. Лёшка дома дрова для печки сам колол. И в лагере тоже. Его похвалили и подарили книжку. Интересную, с картинками.
   
    На 7 ноября Мамка в центр поехала. Скупиться надо было. Куртку Лёшке купила. Размер она знала. Рукав, как на неё, только не застёгивать. А деду купила сапоги резиновые. Старые порвались уже. Себе Мамка помаду купила. И расчёску деревянную, у бабы Мани такая была. Потом она купила конфет с пряниками и колбасы. Колбасу все любили по праздникам.
    Домой Мамка вернулась к вечеру. Сумки в коридоре поставила. А никто её не встретил. В кухне на столе картошка стояла. Хлеб ещё. И пустая бутылка. Ещё — два стакана.
    ...Дед спал на топчане пьяный и громко храпел. А Лёшка спал на кровати обутый. И одеяло было облёванное.
    Мамка постояла возле Лёшки и вышла из дома. Пошла зачем-то в сарай. Топор в углу стоял. Он тяжёлый оказался, а шея у деда тонкая была...
    Потом милиция приезжала. Деда забрали. Через три дня привезли обратно, и соседи помогли Мамке его похоронить. И поминки были. Не хуже, чем у людей. Баба Маня так сказала. Лёшку в интернат отвезли, он не видел, как деда похоронили.
    А Мамка на похоронах не плакала. Стояла молча, голову опустила и в землю глядела.
   

    В тюрьму её не посадили. Отвезли в город. И там врачи долго с ней разговаривали, картинки разные показывали. Потом домой отпустили. Только раз в месяц надо было к врачу в райцентр приезжать. Он ей таблетки пить назначал. Спать от них хотелось, а так ничего.
    Лёшка домой вернулся. Вроде ничего и не случилось. Только теперь они стали жить без деда. Вдвоём  с Лёшкой.