Фракталы, проза и берега стихов

Михаил Горевич


1.
Я не стану подробно рассказывать об истории фракталов, о математической школе, попытавшейся «изгнать из математики прямую линию»… достаточно сказать, что происходило это в Праге, накануне 1968 года… В результате «математических упражнений» появились замечательные картины - странные, красивые, многоцветные. Но главная их особенность в том, что и вся картина, и каждая ее часть самоподобны, то есть состоят из «таких же меньших картин», а те, в свою очередь, из еще меньших… Пример фрактала приводится выше.

2.
В свое время, определяя структуру романа «Венецианец», его авторы обращали внимание на фракталы (иногда говоря  и  о голографии – не особенно важно). Суть идеи состояла в том, что отдельные фрагменты текста, могли бы стать всем текстом и, наоборот, весь текст – общим сюжетом одной из глав или даже одного из рассказов. Названный принцип проведен по всему тексту – я поясню детали в дальнейшем… Это, как я понимаю, и сейчас достаточно новаторская мысль в области «романостроения». Из ряда соображений, в частности основного – как упорядочить плотный и огромный текст так, чтобы он смотрелся некоторой единой конструкцией, мы пришли к следующему решению: текст романа разбит на 2 части, «зеркальные» друг относительно друга, таким образом роман состоит из двух томов или частей, каждая объемом примерно в 400 страниц. Эти части – Левая и Правая створки ворот.

3.
Для того, чтобы пояснить свою мысль дальше, я должен сказать о сюжете романа. Некий Венецианец, демиург и, одновременно, человек, строит Венецию, дает согражданам знания, ремесла, дарует алфавит и устанавливает законы. Он также созидает лучшее свое творение – ворота Венеции, украшенные резьбой на мотивы библейских сцен… В ответ на подвиги во славу родного города, власть отвечает обычным образом – заточает Венецианца в тюрьму, а, выпустив по истечении срока приговора, продолжает гонения. Тогда Венецианец берет обет – замолить грехи родины. Он взваливает на плечи ворота Венеции и идет, запретив себе говорить во весь голос, босой, каменистыми тропами Италии – в Рим.  Его сопровождает спутник, мастеровой, пьяница-каменщик из Пизы по имени Петр. Роман завершен – Венецианец исполняет свой обет до конца.  В пути он имеет возможность «насладиться» устройством многих, достаточно условных, но тщательно изображенных городов с их абсурдными, на первый взгляд невозможными, законами.…

4.
Итак, две Створки. Каждая Створка состоит из 3 книг по 11 глав, из каждых 11-ти глав  9-ть  – истории и посещения встреченных городов, или беседы в пути, а 2-ве – главы из пяти рассказов каждая. Кроме того, и эти пять рассказов стоят не произвольно: первые три – о мастеровых, затем – о власти и пятый – о любви. Но это не все. Каждая Створка содержит приложения – пьесу, мистическую историю и Учебник.  Есть еще и эзотерический комментарий, также весьма «регулярно» устроенный, но хватит изложенного.

5.
Таким образом, структура романа вполне реализовывала идею фрактальности.  Мы должны все же понять, что подобие в текстах не означает только лишь расположения подобных элементов и их размеры. Если у нас имеются подобные структуры, то этого достаточно. Скажем, в нашем романе все сборники рассказов подобны. При этом сюжеты рассказов разнятся, но они сходны по расположению в главе с рассказами, и между ними есть условное подобие. С точностью до сюжета. Что касается каждой истории, размещенной в такой главе, то она могла бы стать сквозным сюжетом любой главы книги, скажем, будучи развернутой, описанием города, который посетили герои романа.

6.
На одном из литературных ресурсов сети я провел интересный опыт. В составе романа, имеется приложение (мистическая повесть) о машине рассказов [2] – это устройство, таинственным образом, само по себе печатает все основные книги мировой литературы, при этом на стенах комнаты, где она установлена, появляются схемы и чертежи «конструкции этих книг». Именно этот сюжет я взял за основной.  По ходу развития сюжета повести, машина постепенно печатала главы романа Венецианец! Но эти главы перемежались другими историями, которые печатала машина, а также теми текстами, что относились к истории машины рассказов. Я получил абсолютно другой роман, литературно подобный исходному... несколько абзацев, большего мне не потребовалось…

7.
В свое время мы говорили с моим соавтором о том, что такого рода «подобные литературные повторения» укрепляют структуру книги. Повторения и рефрены вообще-то характерны для той культуры, которую именуют устной. Я весьма сомневаюсь в том, что Гомер не умел писать и не написал своих книг. Но и в Илиаде и в Одиссее количество повторов велико. Весьма значительны по объему повторы в библейском тексте. В частушках это непременный элемент, а современные песни сводятся иногда к одной упорно повторяемой фразе… Что же за явление перед нами? Когда речь идет об устном творчестве, то нам сообщают – «для сохранения текста, легкости выучивания» и прочее, и прочее… Однако, такие повторы (самый простой тип фрактальности) или повторы с вариациями имеют и свойство: «ограничить лишние ассоциации». Аллюзии, например, оставляя за собой широкое поле возможностей, все же остаются в пределах «частокола повторяемых или литературно-подобных фрагментов текста». А это и укрепляет структуру, не позволяет распасться «литературной постройке».

8.
Я был обрадован, когда в статье ЧГ [3]  обнаружил размышления о фракталах, «угловатой линии» и понижении в связи с этим возможностей «загрязнения стихотворения лишними ассоциациями». Истинная природа вещей состоит в системе литературных подобий, которая, и правда, задает в идеале фрактальную структуру текста. Как правило, в литературных произведениях автор вводит только элементы подобной структуры, дополняя их прямыми указаниями. Такова, скажем, мораль в басне. Или прямая речь автора или его ЛГ, ставящая точки над «i», то есть морализаторство и прочее. .. Я написал заметку [4] о более ясном понимании этого места в статье, а также [5] – о подобии текстов, литературном подобии, стихотворения к примеру и романа.

9. 
Литературное подобие фрагментов текста оставляет должную меру свободы при восприятии и, одновременно, ограничивает аллюзии, ассоциации у читателя, то есть его сотворчество не превращается в разрушение текста. С другой стороны, чрезмерное повторение, настолько ограничивает восприятие, что читатель или слушатель становится «рабом текста», а если пытается освободиться, то произвольные фантпзии начинают «роиться в его голове».

10.
Мы с вами видим нечто замечательное – понятие фрактала дает возможность говорить о связи прозы, поэзии в отношении их устойчивости. Структура произведения защищает текст и позволяет оставаться ему внятным для самых разных читателей. При этом не требуется обязательного морализаторства, прямого вмешательства автора, его «указующего перста». Самоподобие становится самозащитой текста, одним из важных способов уберечь его от гибели в немыслимых толкованиях.
___________________________________
ЛИТЕРАТУРА
1.Михаил Горевич (Михаил Микаэль), Владимир Лейбович под общим псевдонимом Лейбгор роман «Венецианец», первый вариант романа в журнале «Волга», №№ 3,4, 1993 г., полностью http://venetian.612formulas.com/index.html
2. Мистические повести, приложение к роману «Венецианец» (тех же авторов) -  «История создания и разрушения машины рассказов»  http://venetian.612formulas.com/histories/book201.html#200
3. Чёрный Георг  «Психоделика в первом приближении», журнал «Новая Литература»     http://newlit.ru/~blackgeorge/4649.html
4. Михаил Горевич (Михаил Микаэль) "Об одной главе новой статьи Георга"
http://www.stihi.ru/2012/01/20/10206
5. Михаил Горевич (Михаил Микаэль)"Психоделика-pi. Телепортация текстов"
http://www.stihi.ru/2012/01/23/348