Памяти А. С. Клочева

23 октября день памяти человека, которому должны поклониться многие северяне. Он был не только писателем и поэтом. В 90-е годы он пытался создать на свою скудную пенсию "Провинциальный Парнас" - издание для молодых и не очень авторов, которые не могли пробиться на страницы журналов, найти своего читателя. Сегодня я помещаю на своей странице некоторые  материалы, посвящённые памяти Учителя.


Клочев Адольф Степанович
(10.08.1926-23.10.1997)

Член Союза писателей России. Родился в Архангельске. В 1941 окончил 7-летнюю школу в пос. Ворошиловском (ныне г.Новодвинск), учился в Архангельском техникуме связи. Участник Великой Отечественной войны на Северном флоте. С 1950, после демобилизации, работал на Архбумкомбинате. С 1960 в пос. Плесецк многие годы (до 1986) работал токарем и шлифовщиком в районном объединении «Сельхозтехника». 1964 – начало литературной деятельности. Печатался в газетах «Новодвинский рабочий», «СК». С 1976 постоянно занимался литературным трудом. В 1989 в Северо-Западном книжном издательстве вышел сборник рассказов «Свет в окошке». В 1991 – издаётся сборник рассказов «Эх, мы!..» С 1993 издавал «Газету одного автора».

 (по энциклопедическому словарю Плесецкого района  Архангельской области. /Авт.-сост., ред. Н.А.Макаров).


А.С.Клочев

    Венок сонетов


 
1.
Путь разума и ложный, и лукавый,
Лишь только сердцу истина дана.
Дороже почестей, и роскоши,
                и славы
Души прекрасной, сердца глубина.

Несутся годы призрачной стезёю,
Даруя мудрость, горечь и порой,
Как царь Саул давидовой игрою,
Волненьем возвращаем мы покой.

Воображение, желанье, слёзы,
                трепет
Нас примиряют с жизнию земной.
Душевный жар,
             Невнятный сердца лепет –
Что может быть прекрасней
                под луной?

И если сердце дрогнет, не дыша,
То значит – живы сердце и душа.

2.
Путь разума и ложный, и лукавый,
Что к истине ведёт, известен нам:
Скакун осёдлан, ноги в стремена
И марш вперёд – к признанию
                и славе!

Штурмуем фланги
                и обходим с тыла
(Уж кто воинствен,
                ведомо – упрям!),
возводим в честь
                и резво тащим в храм
не вечное, а лишь бы ново было.

Отторгнутое ж вытолкнем
                к порогу
в спартанской наготе усталых фраз…
Останется ль хоть что-нибудь
                от нас,
когда и мы исчезнем понемногу?

На то едва ли всадников вина,
Ведь только сердцу истина дана.
3.
Лишь только сердцу истина дана,
Что манит нас загадочной улыбкой
Творенья Винчи. И в прозреньи
                зыбком
Спадает с глаз всезнанья пелена.

Но миг открыл – а память
                не хранит:
всё кажется постылым и избитым.
В груди, в глухом застенке Маобита
Владыка  Разум сердце полонит.

И бьётся, бьётся трепетнее птиц,
И строит планы счастья
                верный зодчий
из темноты тюрьмы увидев зорче
смысл жизни.
            Истину.
                Незаурядность лиц.

И планов тех несбыточных отрава
Дороже почестей, и роскоши,
                и славы.


4.
Дороже почестей, и роскоши, и славы,
Забот престижа, самых лестных слов
Есть безмятежная ещё
                невинность снов –
тревожных ожиданием по праву.

И может быть, вторгаясь в души
                властно,
виденья те немало предрешат…
Пребудь в покое, юная душа!
Всё в мире, что твоё –
                вовек прекрасно.

Лишь отзовётся эхо снов в плену,
В заброшенной клетушке Маобита…
Нет, ничего, как видно, не забыто,
Коли в слезах, как в проруби, тону.

Созвучья даром ты наделена
Зачем, души и сердца глубина?!


5.
Души прекрасной, сердца глубина –
Шкатулка, скрытая за семь печатей.
Желаний, тайн, загадок непочатый
И хмурый край… И вечная вина

За доблести, что обратились в прах,
За встреч необязательных поспешность,
За счастье и любовь,
                за злую нежность,
развеянные на семи ветрах.

Когда ж лукуллов пир не по зубам
(Пусть шутники смеются,
                им зачтётся.
Ведь вдвое прав, кто вовремя
                смеётся!),
всё благо, что бы ни досталось нам –

хоть тень печали, вздох ли со слезою…
Несутся годы призрачной стезёю…

6.
Несутся годы призрачной стезёю.
Их бег незримо к пропасти теснит.
Но обживает узник Маобит,
И гаснут звёзды, как перед грозою.

Мораль-блудница,
               заплутав средь сует,
лик прячет свой
               за множеством личин.
И наступает возраст у мужчин,
Когда уж не она, резон диктует:

Забыть пора, мол,
                что когда-то пелось,
и вспомнить путь,
               назначенный судьбой.
Забыть и вспомнить долго ль?
                Но с тобой,
Надежда, как расстаться?
                Вот и зрелость

Пришла, прошла, едва махнув рукой,
Даруя мудрость, горечь и покой.

7.
Даруя мудрость, горечь и, порой,
Покоя миг, как сны, мелькают годы,
И обещают узнику свободу
Желанную – с последнею зарёй.

Ах, мудрость, мудрость!
               Ты на то ль нужна,
Чтоб день за днём,
                неделю за неделей
твердить про виноград,
                как будто зелен,
когда всяк видит,
                как та гроздь нежна!

А горечь – что ж…
                Печальный жизни след.
Кружение в глазах после качелей.
Полынный привкус ранних увлечений…
Хорал не смолк,
              он лишь бездарно спет.

И волноваться можно тем, не скрою,
Как царь Саул давидовой игрою.

8.
Как царь Саул давидовой игрою,
Растроганный до жизненных основ
Жестокой добротой ответных слов,
Я всё ж души секрета не открою.

Там, в глубине,
             где должен бы иметь я
Бесценный клад,
              пылится жалкий хлам.
Всего одна свеча лишь светит там –
Нам, разделённым пропастью
                В столетья.

Молитвы одинокой не приемлет
Любовь живая. И она права:
Не много стоят грешные слова,
Что падают бесплодными на землю.

Лишь порождённым
               пламенной строкой
Волненьем возвращаем мы покой.
               
9.
Волненьем возвращаем мы покой,
Когда уже давно его не ищем.
Ведь всё ж приятней жить –
                пусть даже нищим,
чем отойти с богатством
                в мир иной.

Есть множество услужливых причин,
Но только возраст, годы –
                не причина,
Чтоб оставался без любви мужчина,
Не худший среди всех
                других мужчин.

И чтобы, как песок меж пальцев рук,
Не просочился в нети мир весенний,
Мы жадно ищем сердцу потрясений
И знаков понимания вокруг.
 
То лишь монахи да ханжи не терпят
Воображение, желанье, слёзы, трепет.

10.
Воображение, желанье,
                слёзы, трепет.
Всё то, чем жизнь нам
                сыздавна мила,
Что пронести через века смогла,
Из-за чего нужду и голод терпят –

Пришли ко мне в молчании суровом,
Когда надежде наступил предел.
Где был ты, Разум? Как не доглядел,
Что узник твой могуч и рвёт оковы?
 
Не говорите свысока со мною.
Я знаю всё, что скажется сейчас.
Нет, я люблю не присвояя Вас,
Люблю, как звёзды,
            как ручьи весною –

переплавляя в строчки сердца зной,
что примиряет с жизнию земной.



11.
Нас примиряют с жизнию земной
Желанья. Что иное так встревожит
И окрылит?
          И с выгодой помножит
Познание на опыт? Но со мной

Иначе всё: влюблённый – не хочу,
Умея – не могу…
               Мост через пропасть
И настелил бы, и душа боролась,
Да лучше сам туда пускай слечу.

И так ли важно,
               люб ты иль не люб?
Не сетуй на судьбу судьбы владыка.
Любимую от слёз убереги-ка,
Печали отведи от глаз и губ!..

Сомненьями смири желанья трепет,
Душевный жар,
            невнятный сердца лепет.

12.
Душевный жар,
            невнятный сердца лепет!
Я вами наделён и я – богат!
И право же, неправду говорят,
Морали, мол, расшатываю крепи.

Увы, увы! Ну что теперь поделать?
Настанет срок – могилой заплачу.
Но бурь, но чувств, пока живу, хочу,
Не рабства у беспомощного тела.

Любви моей Вы даровали речи
И расковали суетный язык,
И вот (к чему уж вовсе не привык)
Делю свои восторги
                с первым встречным!

Я славлю Вас – свой бунт
                и свой покой –
Что может быть прекрасней
                под луной!


13.
Что может быть прекрасней
                под луной,
Чем петь о Вас любви святое право?
Есть звук и цвет. Есть облака и травы.
Есть Вы и я. И Вечность.
                Всё со мной!

И снова плеч не тянет жизни груз.
Храню в душе Вас –
                крепче нет охраны.
Не от любви горят на сердце раны,
А от того, как рвутся нити уз.
 
Но пусть и все порвутся – не сойду
С пути, что выбрал.
                Что мне в пошлых толках!
Горит свеча – одна горит в потемках,
Один молюсь, и гибну на виду.

Но если песнь родится хороша –
Замрёт и дрогнет сердце, не дыша.
14.
И если сердце дрогнет, не дыша,
Знай, истина одна и непреложна:
В любви бездарна
                торга осторожность,
В ней отдают –
                до капли, до гроша.

Остановись, мой конь, я помолчу.
Где щедрый дар, понять хочу,
                где милость.
Иль Ваши мне слова
                в ночи приснились,
Как океан подземному ключу?

За что, погрязшему в годах и зле,
Мне в грудь
            такой огонь самосожженья?
И смертный замышляет продолженье
Своей любви оставить на Земле.

 Так узник рвётся, Маобит круша,
И, значит, живы сердце и душа.

15.
То значит живы сердце и душа,
Когда они с бессильем не мирятся.
И будут дети – вот ханжи позлятся,
От зависти в инстанции пиша!

Пред Небом и Землёй –
                их имена Сонеты.
Пред Богом и людьми –
                Вы мать сего венка.
Дорога ж предстоит им далека,
В высокий слог они не зря одеты.

А если сам однажды в мир иной
Уйду,  забыв иль не успев проститься,
Пускай меня Вам добрые их лица
Напомнят в ипостаси неземной.

Я не спешу, но кончит всё расправой
Путь разума – и ложный, и лукавый.


1985 г.