Линии сюжета

Равновесие

Звезд не видать. Но вязкий лунный свет
Пробившись, заливает кровли, кроны,
Тропинку, уходящую по склону
К ручью, что отражает его след
Движения от дерева к кусту
На грани между вечностью и ночью…

Одолевая суток пустоту,
Неторопливо разбираю почту,
Нелепые газетные страницы
И память о тебе, что шевелится,
Как мышь, полузаснувшая в углу.



х         х         х

Структура отраженного листа
В пруду лесном, где рыбы плавниками
Круги рисуют, кажется легка
И постижима как вода и камень.

Ну что же проще? Ты его сорви –
В прожилках – четкость, в цвете – преломленье
Молекул созревающей земли...
И в небо робкое движенье.

Когда же оглянешься, над прудом –
Штрихи стрекоз, малиновый строй сосен,
Случайный всплеск, созвучный со стихом,
И поздний день, переходящий в осень.



х      х       х

Я замечаю – медленный росток
(березы, клена, тополя? Едино,
как не по мне – живому господином)
Цепляется за выбеленный клок
Тумана.
И неведомо ему,
Что на дворе – октябрь, что тот неслышно
По лестницде и чердаку – на крышу,
Где парус ставит, повернув корму
Аллей на север.
Вижу – синева
Подобна замерзающим заливам,
И их не одолеть одним заплывом:
Неведенье – отваге голова…
И понимаю – у ростка душа
Исчезнет
Словно имя
Без ответа.
А на уста свое наложит вето
Туман,
Что поднимался и дышал.



х       х        х

Вприсядку,  вприпрыжку, песком шелестя,
Застывшим закатом прикрывшись,
Крадется полынью сухой мелкота –
В труды погруженные мыши.

За печкой остывшей бормочет сверчок…
Я письма твои разбираю
И жгу – так закончился долгий урок
Любви ни на что не взирая.

И нам за усталость – лишь дым сигарет,
Пустая холодная осень
И сон, где закат переходит в рассвет
Где ты оставаться не просишь.



Память о смерти отца

Занавески скрывают вечер.
Тишина – белых пальцев лепет.
Умиранием день отмечен,
И кленовое пламя меркнет.

Легкий гроб спеша выносили,
Белый крест – на черно-иссинем,
Вдох и выдох едва, вполсилы.
Гроб подняли и опустили.

А живущие скрыты кленом,
Головы пугливым наклоном,
Ладонью, свечой обожженной,
Мерцающей обнаженно.



х       х        х

Парк, примирившийся с зимой,
Пустынен. Книгой телефонной
Белеет дом, он – долгий, сонный
И двушкой оценен одной.

Он мне понятнее ветвей
В холодном освещенье лунном…
И теплый кругляшок латунный
Ладоням ближе и нежней.



x        x         x

Мы закурили. Тусклый огонек
Прочерчивает линию разлуки –
Отрезок круга предосенней скуки,
Недоумений, примирений, склок.

Стараясь позабыть их, мы следим,
Как голуби взлетают над перроном,
Шуршат плащи усталых посторонних
Как чиркает о коробок курортник сонный,
Ломая спички.
Мы расстаться не спешим.



х        х        х

Этот сад и не рай, и не ад –
Горсть забот, соль любви, ломоть хлеба.
Ночью ливню внезапному рад,
Фонарям, уходящим бесследно.
Но листвы полуночный настой
Не пьянит, а тревожит и душит...
По размытой дорожке в пустой
Сад войдешь – умирание глуше.
И от яблонь – ни счастье, ни страх –
Возвратиться, конечно, не поздно.
Но с тобой не доступны ни мрак,
ни молчащие близкие звезды.
Потому зазеркалья асфальт,
Манекенов, живущих в витринах,
Вспоминаешь, спеша наливать
Чай, настоянный на апельсине,
Чтобы сны затерялись в ночи
Как последний автобус в предместье,
Чтобы впомнить тебя… И стучит
Сердце в ночь в ожидании вести.



Сюжет

Он ей писал, склонившись над столом.
Она злословила по поводу подруги,
Ее замужества, кусая нервно губы.
Дым сигаретный охватил кольцом
Предметы, а над ними череда
Подробностей, привычные детали:
«Так вот, – она запнулась. – Никогда
Она его любви не понимала,
Хотя старалась.»
В ломкой тишине
Был слышен всхлип дождя,
И тут потухли
Глаза – исчезла надобность в огне...
Он взял листок, зашелестевший сухо,
И оглянулся –
Стоя у окна
Она стирала пальцами морщины –
Расстраиваться не было причины,
Ведь это дело сердца – не ума.





Возращение аргонавтов

Все, что случилось, было потом –
Битва, Ясон и истертые весла.
Да, Посейдон, удивленный руном.
Или коварстом. Пустынные плесы.

Ночью безветренной с солью любовь.
«Это не скифское счастье, родная» -
Губы кусая, глаза закрывая
Мимо Эвксинских коварных столпов.

Только чужой для вернувшихся брег.
Здесь невозможное – крашеный мех.
Город смирился со старым царем.

Только Медея порой замечает,
Что отвернувшись, глаза закрывают.
Все, что случится, будет потом.




х        х         х

В раме оконной птица и облако.
Но у жилья нет с движением связи –
Птица скрывается, облако около
Солнца растаяло высохшей бязью.

В полдень ноябрьский нет одиночества,
С жалким чириканьем осень уходит.
Что твое имя и что твое отчество,
Если различий нету в природе?

Вечер приходит и манит туманом,
Дымом костров, чтоб собраться и выйти
В шелест листвы, в ожиданье обмана
Встреч одиноких как выкрик и выстрел.


х        х         х

Заснув, увидеть: в туче исчезая –
Бледнее и бесформеннее солнце.
За пианино, шкафом тени шепчут
Друг другу – солнце в туче исчезает.

Но помнится – есть в ящике стола
Фольга цветная, ножницы и циркуль –
Торопишься мгновение поймать
Когда за тучей солнце исчезает.

Проснувшись, видеть –  туча исчезает,
И солнце обретает форму окон.
А пианино, шкаф друг другу шепчат,
Теряя тени – туча исчезает.

Я задвигаю ящики стола,
Забыв фольгу, и ножницы, и циркуль.
И мне мгновенье больше не узнать
Когда за тучей солнце исчезает.



1989 Харьков