Сказка

Итак, малыш, я расскажу тебе свою историю. Она покажется тебе невероятной, но поверь мне, она была на самом деле, и все, что я расскажу тебе, случилось со мной, случилось очень давно, когда тебя еще не было на свете. Я открываю эту свою тайну лишь тебе и твоей маме. Итак, вот как это было…

1.
В то лето я планировал на свой отпуск много дел. Огород был запущен, все заросло, засохло, а с моей работой у меня не оставалось ни минуты свободного времени, чтобы хоть попытаться привести там все хоть в какой-то порядок. Отчаявшись выкроить время для морковки, картошки и помидоров, я смирился и решил, что возьму отпуск и приведу все надлежащий вид. Наконец, отработав последний рабочий день, предвкушая удовольствие от выдергивая сорняков и окучивания, а также лейки и запаха шашлыков, которые я обязательно устрою для себя и своих друзей, я улыбаясь лег спать.
Следующее утро встретило меня унылым, совсем не июльским, а каким-то октябрьским дождем. Ни небо, затянутое облаками до самого горизонта, ни Интернет, ни газеты, ни прогнозы погоды по телевизору не оставили мне никакой надежды – все с каким-то издевательским единодушием обещали в следующие две недели только дожди. Разница была только в прогнозах – сколько – два или три среднемесячных осадков выпадет за это время. К концу дня, обалдев от лежания перед телевизором, курения и шатания ко комнатам, я в очередной раз с тоской посмотрел на свой огород, который раньше я отдал на завоевание сорнякам, а теперь заливали потоки воды, и решил просмотреть газету. Наверное, это была судьба – я наткнулся на обьявление. Бойкая турфирма приглашала желающих посетить развалины недавно открытого, вернее раскопанного замка (я еще удивился – интересно, кто его закопал?), и более того – погостить там недельку. Цена была такой дешевой, что даже не верилось, сервис был обещан на уровне.
– Ну что ж, – сказал я сам себе. – Все лучше, чем смотреть в окно на дождь и сходить с ума от безделия. Поеду, посмотрю, что они там откопали.

Развалины, вернее раскопки, были так себе. Стены из огромных камней, подземные переходы, запутанные лабиринты, залы, кругом пыль, десятка два таких же бедолаг как я, которые через два-три шатания по этому замку умудрились куда-то рассосаться (кто-то лежал в номере и тупо напивался, а кто-то занимался более интересными делами с женщинами). В итоге, на пятый день на пустынной площадке перед замком безмерно одинокий и скучающий студент-экскурсовод встретил не менее одинокого и не менее скучающего меня.
– Вы хотели посетить развалины замка? – спросил он меня и в каждом его слове, в каждом жесте, во взгляде читалась надежда, что я откажусь, пойду к себе в номер или куда угодно и он сможет наконец отдохнуть от этого проклятого замка. Казалось, еще немного, и он сам начнет закапывать его обратно. Но я в то утро почему-то был зол на весь мир.
– Нет, – сказал я ехидно и ядовито. – Я хочу посмотреть. Я был тут несколько раз, но из-за обилия туристов ничего не смог рассмотреть, а тем более услышать вас. Ведите, – мой тон был до того непреклонным, а в голосе было столько металла, что бедолага студент покорно повернулся и пошел вперед.
В очередной раз я прошел по коридорам, подвалам, залам, переходам, и в голове была только одна мысль – вернуться к себе в номер, накупить водки и пьянствовать до понедельника, а потом поехать домой и несмотря ни на какой дождь, начать выдергивать сорняки. Залитый водой и заросший бурьяном огород сегодня мне казался намного более привлекательным, чем этот неведомо кем и неведомо для чего построенный каменный сарай. К тому же, видимо, экскурсовод и понятия не имел что это и для чего было все-таки построено. Единственное, что я смог от него выведать, это было то, что замок очень древний, ему по меньшей мере тысяча лет и раскопки продолжаются. Еще более рассердившись на все человество, я достал сигарету. Мы были в каком-то коридоре, где гуляли жуткие сквозняки. Полудохлая зажигалка все гасла и гасла на ветру, поэтому, я, недолго думая, свернул в какую-то залу, где было потише. Но пока прикуривал, мой экскурсовод видимо успел уйти вперед. Побродив немного в его поисках, даже покричав, я понял, что он убежал от меня навсегда.
– Ну и пусть себе катится, – сказал я себе успокаивающе и даже похлопал сам себя по плечу. – Я его искал? Искал. Не нашел. Пойдем в номер, полежив в ванне. Пусть теперь он меня ищет, – с этими словами я повернулся и решительно направился к выходу. Заблудиться я не боялся, потому что за эти дни успел основательно изучить расположение коридоров. Поэтому уже через пять минут я увидел выход.

Но как только вышел, первым моим желанием было как можно быстрее юркнуть обратно. Потому что вместо привычной равнины с рекой и отелем невдалеке я вдруг оказался в начале какой-то длинной и узкой улицы. С обеих сторон, так же часто, как одуванчики на моем огороде куда-то в высь уходили одинаковые, серые дома с крошечными круглыми окнами. По дороге абсолютно бесшумно двигались огромные, как мне показалось, автобусы. Они были тоже серые, просто на некоторых был нарисован красный круг, а на других – черный треугольник острием вниз. Присмотревшись, я увидел такие же круги и треугольники и на домах. На тротуарах не было видно ни души – только дома, машины и тишина.
– Я сплю, – сказал я себе неуверенно. – Или сошел с ума. Или и то, и другое. – сказав себе эти ободряющие и все обьясняющие слова, я машинально посмотрел на часы. – Ну конечно сплю – время шесть вечера.
Эти мои слова потонули в грохоте. Вздрогнув, я посмотрел на улицу и увидел, как вдруг на всех домах открылись (оказывается, это именно они так грохотали) железные двери на на тротуары ровными колоннами высыпали люди. Пораженный, я смотрел на них. Все они были в одинаковых серых балахонах ниже колен с капюшонами, скрывающими лица. Лишь на груди и на спине красовались только те же круги и треугольники. Многие из них сели в автобусы, но немалая часть пошла пешком. Решив понять, что тут происходит, я выскочил на тротуар и встал перед одним, с кругом на груди.
– Простите… – начал было я, но он внезапно остановился, поднял голову (я успел мельком увидеть женское лицо) и начала энергично чесать пальцами обеих рук подбородок. Затем она быстро опустила голову и зашагала быстрее обычного. Ничего не соображая, я схватил за рукав другого – уже с треугольником.
– Слушайте, где я, что тут творится? – прокричал я, повернув его лицом к себе. Вместо ответа этот (этот оказался мужчиной), так же энергично почесал себе подбородок, вырвался и практически убежал. Через пять минут ловли хоть кого-то, кто не чесался, я понял, что мне тут никто и не собирается помогать.
– Да что вы тут все, нервные что-ли… – устало сказал я ни к кому не обращаясь. – У кого ни спроси – сразу чесотка начинается. Передо мной остановился автобус. Люди, не обращая на меня никакого внимания, начали в него садиться. Лелея надежду, что может быть водитель автобуса окажется более нормальным, я бодро заскочил внутрь. Никакого водителя, даже руля не было. Прямо от лобового стекла начинались сиденья, на которых сидели люди с кругами на груди – я уже знал, что раз круг – значит, женщины.
– Милые женщины! – начал я отчаянно. – Помогите мне ради Бога, обьясните, кто вы, что это за место, куда я попал?
Ответом мне было то, что по меньшей мере сорок рук одновременно поднялись и нажали на красные кнопки на подголовниках сидений впереди. Автобус остановился, двери открылись и толпа так дружно рванула к выходу, что я очнулся лежащим на тротуаре и изрядно потоптанным.
– Да что это такое в самом деле, – простонал я, пытаясь подняться. – То молчат, то чешутся, то выбегают так резво, что выкидывают из автобуса, да еще под ноги не смотрят… Увидев приближающихся ко мне двух мужчин я обрадовался. Эти были не в балахонах как все остальные, а в камуфляже, только очень интересной окраски – она была красно-черная.
– Ребята! – восклкнул я обрадованно. – Ну хоть вы помогите мне, обьясните, что это за дурдом! – вместо ответа, один вытащил дубинку и огрел меня ею по голове. В голове вспыхнуло какое-то яркое пятно и я потерял сознание.

Очнулся я в абсолютно пустой и яркой освещенной комнате. Я был раздет, у меня отобрали все вещи. Я тупо осмотрел комнату – ничего, ни двери, ни окна, ни мебели. Лишь за мной в углу я увидел нечто, напоминающее унитаз и торчащий из стены кран.
– Вода? – спросил я себя и почувствовал, насколько я голоден и хочу пить. В кране действительно была вода – я с удовольствием напился. Вода была очень чистая, в меру холодная и изумительно вкусная. Напившись, я еще больше захотел есть.
– Надо попросить еды, – решил я. – Сейчас начну ломиться в дверь, должен же хоть кто-то прийти.
К моему неудовольствию и удивлению, двери не было. Ошалело ощупав все стены, я отошел в середину комнаты.
– Меня что, замуровали тут?! – поразился я. – Ни фига себе! – и я уже не разбираясь начал колотить во все стены и орать благим матом – откройте, гады!!! Фашисты!!! Кто-нибудь!!!
И тут случилось то, от чего я не только сразу заткнулся, но и шлепнулся голым задом на стальной пол. Одна стена моей комнаты вдруг осветилась и превратилась в экран огромного телевизора. То ли на экране, то ли просто за стеклом, в серой комнате, за серым столом сидел человек – мужчина. Только балахон на нем был не серый, а черный, а на рукавах была красная кайма. Он был не стар – лет тридцать. Черные блестящие волосы были гладко зачесаны назад, открывая высокий лоб, лицо у него было бледное, небольшой рот крепко сжат, а серые глаза смотрели на меня не отрываясь. Было сразу видно, что это очень жестокий, холодный, а самое страшное – очень умный человек.
– Кто вы? – раздался откуда-то сверху его голос. – Назовите свой идентификационный номер.
– Какой номер? – переспросил я. – У меня имя есть, – я назвал свое имя. Услышав мой голос и имя, человек за стеклом не спеша поднял руки и почесал себе подбородок.
– Скажите правду, – сказал он. – Ваш номер.
Я почувствовал, что схожу с ума.
– Какой номер?! – заорал я. – Что вы тут плетете? Прикалываетесь? У меня имя есть, я назвал его! Лучше обьясните, где я нахожусь и что тут происходит! А еще дайте мне жрать!
Ответом было то, что экран погас и я снова остался один. Но уже через минуту в одной из стен одна из панелей вдруг отошла назад и вошел человек в сером балахоне (я машинально отметил треугольник на груди) с подносом. Ни слова не говоря, он поставил поднос на пол и ушел.
– Ну наконец-то! – я с радостью бросился к подносу но вдруг остановился. На подносе стояла глубокая тарелка, в которой лежал какой-то серо-зеленый брусок, размером с пачку сигарет и рядом – пустой стакан. Ни ложки, ни вилки, ничего больше не было. – Не понял… – пробормотал я. – Это что, еда?! И нафига тут пустой стакан?..
– Так, – сказал я себе через минуту. – Сошел ты с ума или это просто прикол – это ерунда. Тебе принесли еду. Все, что стоит на подносе – принесли не зря. Хватит орать, рвать на себе волосы и колотить кулаками стены. Соберись и просто подумай.
Я сел рядом с подносом. Осмотрел все еще раз. Итак – брусок в тарелке. Пустой стакан. Больше ничего. Если бы хотели отравить или убить еще как-нибудь – давно бы это сделали, а не пытались бы скормить отраву в виде какого-то серо-зеленого кирпича. И тем более, пустого стакана. Значит, это действительно еда. И значит, пока меня убивать не собираются – какой смысл кормить человека, а через полчаса его кончить? Больше всего меня смущал пустой стакан. Был бы он полный – тогда другое дело. Но не просто так же его принесли… И вдруг меня осенило.
– А-а-а… Значит, он – для воды из-под крана, – сказал я себе. И словно пытаясь проверить свою догадку налил в него воды и выпил.  – Ясненько. Теперь этот кирпич. – я потрогал брикет. Сухой, легкий, шершавый, он легко крошился под моими пальцами. Я взял щепотку и понюхал – никакого запаха. Прикоснулся кончиком языка и снова ничего не ощутил – у него не было ни вкуса, ни запаха. Удивленный, я взял щепотку и начал жевать. – Это что, надо грызть? – спросил я то ли себя, то ли стены. – А зачем тогда тарелка? – сказав это, я посмотрел на тарелку и не сдержался и обругал себя – внимательнее надо быть, идиот! – на тарелке с одного края был желобок. – Не зря, ох не зря тут этот желобок… – с этими словами я поднял тарелку. Внимательно ее осмотрев, я понял, что единственное, что можно делать через этот желобок – так это пить.
– Умственно придумано, – улыбнулся я. И налив в стакан воды, я налил его в тарелку. На глазах брикет разбух, развалился и превратился в какой-то бульон прежнего серо-зеленого цвета. – Так вот почему мне принесли пустой стакан! Чтобы можно было разварить этот брикет, а потом запить все водой. И желобок на тарелке – чтобы пить этот бульон! Только интересно, – я почесал себе затылок – ложет тут разве нет? Странно…
Чтобы там ни было, я выпил весь бульон без остатка и напился воды. Странное дело, в этом «супе» не было ни вкуса, ни запаха, но голод он утолил в два счета и я сыто отвалился к стене.
– Эй! – крикнул я. – Спасибо за обед! Заберите тут все! – не прошло и пяти минут как явился вроде бы тот же самый человек и снова без единого слова унес поднос. И тут снова зажегся экран. На меня смотрел тот же самый человек.
– Вы пообедали? – спросил он.
– Хоть это и трудно назвать едой, но да, спасибо, – сказал я. – А теперь обьясните мне, кто вы и где я, что это за город?
Человек на экране не мигая смотрел на меня. Вдруг к нему подошел кто-то в черном балахоне, но с белой каймой на рукавах и протянул маленькую коробочку. Человек вставил коробку куда-то в стол и долго смотрел в сторону. Потом снова обернулся ко мне. Но в этот раз его взгляд был удивленным и даже обеспокоенным.
– Так вы скажете нам свой номер?– спросил он.
После еды я был спокоен.
– Послушайте, – сказал я. – Я же вам назвал свое имя. Никакого номера у меня нет, поверьте мне.
– Ну хорошо, – сказал человек. – Допустим, у вас нет номера и вы говорите правду. Но тогда попробуйте обьяснить, откуда на вас одежда, которую делали 500 лет назад? Откуда на вашем теле, вашей одежде пыль, которая идентична той, что была пять веков назад? И вот этот механизм – он достал и показал мне мои часы – мы точно знаем, что их сделали пятьсот лет назад – откуда они у вас?
Я был настолько ошарашен, что просто сидел и смотрел на него во все глаза.
– Как пятьсот лет?! Какие пятьсот лет?! – только и смог я выдавить. Человек на экране наклонился вперед и сцепил руки перед лицом.
– Мы провели анализ волос, одежды, пыли – всего, что было на вас. И данные говорят о том, что вы явно жили полтысячелетия назад. А теперь обьясните мне, как вы оказались в нашем городе и в наше время.
– Иттить твою тридцать, а потом еще три раза в обед… – промямлил я. Вдруг до меня дошел смысл его слов. – Вы хотите сказать, что я попал в будущее?! Екарный бабай… – я машинально накрутил прядь волос на палец, а потом вырвал этот клок.
В это время к человеку быстро подошел кто-то (похоже, тот же самый человек, что и подходивший раньше) и протянул ему еще одну коробочку. Передавая ее, он прошептал несколько слов. Человек за столом поспешно засунул коробочку и буквально через мгновение нажал на кнопку на столе и прокричал кому-то невидимому:
– Биологическая угроза, уровень – две полосы! – Затем он посмотрел на меня. – Немедленно скажите, по каким улицам вы ходили! Живо!
Что такое «биологическая угроза» я понял быстро. И в чем тут дело, понял тоже сразу. Видимо я из своего времени занес с пылью какие-то микробы. Хоть меня и посадили в камеру, я не хотел зла этим бедолагам в капюшонах на улицах. Поэтому не стал ничего скрывать.
– Я вышел из развалин и прошел буквально метров триста. Остановил человек пять прохожих, потом зашел в полный автобус. Я не знаю, сколько там было человек, не менее пятидесяти. Отвечаю за свои слова – в непосредственном контакте со мной было не более 60 человек. Это было в шесть часов вечера – у вас только-только открылись двери. Больше мне нечего сказать. Слушайте, – добавил я. – Что вы так испугались? Если я и занес микробы, с ними легко справлялись уже в наше время, а сейчас-то медицина наверное вообще ушла вперед?
Вместо ответа человек сильно потер лоб.
– Я благодарен вам, что вы не стали ничего скрывать. Мы найдем всех, кто был с вами в контакте и поместим их в карантин. Через три дня мы будем знать, заразили ли вы их или нет. Но независимо от этого, вы представляете огромную угрозу для Верховного Инженера и всего нашего мира. Поэтому через неделю вы будете дезактивированы, – экран погас так внезапно, что я не смог ничего спросить. «Дезактивирован? – подумал я. – Что он хотел этим сказать? Меня что, вымоют в формалине? Или окунут в спирт?». Внезапно я вспомнил его слова «представляете огромную опасность» и понял, что такое «дезактивация»… Никто ни в чем не будет меня мыть. Меня просто сожгут, как сжигали трупы погибших от чумы – вот что означало его «дезактивация». То есть, мне оставалось жить всего семь дней. Я без сил привалился в углу.




























2.
Прошло минут пять, прежде чем я смог собраться с мыслями и взял себя в руки.
– Спокойно, – сказал я сам себе мысленно. – Тебя еще не дезактивировали, время еще есть. Соберись и подумай, – сказать это было легче, чем сделать. Мне даже пришлось несколько раз ударить себя по щекам, потянуть за уши и вырвать еще одну прядь волос. Видимо, вырывая их, или ударяя пощекам я возбудил какое-либо нервное окончание, отвечающее за стимуляцию мозга и начало мыслительного процесса. Я сел и начал обдумывать свое положение.
Было ясно только одно – меня убьют в любом случае. Я никому не нужен, я действительно опасен и я действительно представляю большую опасность. Не как переносчик каких-то эфемерных вирусов, а как песчинка, застрявшая в шестеренках их давным-давно налаженного механизма. Хотя, вспомнив их тщательность в устройстве жизни и их порядках, я подумал, что насчет вирусов мог и погорячиться. Вполне возможно, что один из этих рафинированных прохожих в сером капюшоне запросто может слечь завтра, поев утром несвежих яиц. Виноват же в этом буду я. И что же эта огромная государственная машина будет делать? Вряд ли кто-нибудь даст мне бумагу и ручку и вежливо попросит написать формулу вакцины. Ребята они были серьезные и к делу относились со всем рвением. К тому же их нельзя было обвинить в богатой фантазии. Поэтому, вместо того, что корпеть в лабораториях, стараясь вывести вакцину, они скорее всего просто возьмут у меня кровь и выделят антитела из нее. Только вот сколько они возьмут у меня для этого крови? Один шприц или сто? Я грустно вздохнул.
Но два шанса у меня пока оставались. Первый был наиболее вероятен, а второй напоминал чушь, но мне он нравился больше. Я надеялся, что за 500 лет медицина на самом деле действительно ушла вперед и та зараза, которую я принес на своих башмаках давно им известна и они расправятся с ней без моей помощи. А второй шанс, вернее, моя надежда была в том, что такой умный человек как этот инквизитор в черном балахоне не будет спешить меня убрать. Все-таки, человек попал из далекого прошлого. То есть, пахло машиной времени. Даже в таком обществе обладание таким прибором давало огромные преимущества. И вряд ли он не успокоится, пока не узнает всего.
– Но вот когда он поймет, что никакой машины времени у меня нет, вот тогда мне кердык и придет, – сказал я себе, снова грустно вздохнув. – Вот тогда я действительно стану для него опасным.
Вывод был грустный. Единственным приятным моментом было то, что мне дали еще неделю. И выход у меня был только один – бежать. Я старательно отогнал от себя мысль о том, что понятия не имею ни об этом мире, ни об этом городе, даже об этом здании – где вообще я нахожусь? На глубине ста метров под землей моя камера, или напротив, на высоте ста метров? О чем о чем, вот об этом пока думать было рано. Меня беспокоил другой вопрос – одежда. Надо было достать одежду, не могу же я убежать отсюда голый. На нудистском пляже для престарелых лесбиянок я буду меньше бросаться в глаза и привлекать к себе внимание, чем в этом сером городе. Надо было достать одежду. И либо достать, либо придумать себе этот собачий идентификационный номер. Вспомнив о нем, я снова задумался. Номер. Комбинация цифр. Судя по зданиям, длине улицы, которую я видел, в городе жило не меньше миллиона человек. Если исходить из того, что каждому при рождении просто дается порядковый номер, то первому человеку повезло – при необходимости просто говоришь: «Ноль-ноль-ноль-ноль-ноль-один» и свободен. А если твой номер 354689? Или 753421? Запомнить трудновато. Да и не будет никто спрашивать такую белиберду, если у него не будет возможности проверить, правду ли ему говорят. А если это можно проверить, то где-то находится база данных, а у каждого индивида должен быть какой-то документ, в котором должно быть написано, что вот сей предьявитель действительно мужчина, что живет он там-то, и что номер у него такой-то. То есть, паспорт – он должен быть по-любому. Тем более, в таком бюрократическом обществе, раз уж они отказались даже от имен и нашлепали себе номера на лбу.
– Стоп! – закричал я мысленно. – Не торопись! Обдумай эту мысль – номер на лбу. Ну пусть не на лбу. Если они удосужились придумать на одежде различительные знаки для мужчин и женщин, этот гребаный номер тоже должен быть виден – чтобы просто не приставать к каждому с идиотским вопросом. Он должен быть на легкодоступном месте, то есть где? Либо на одежде, как эти треугольники или круги, либо в виде татуировки на руке. Раз – и показал маркировку, вроде штрих-кода и можешь спать спокойно, как говорится. Втайне я надеялся, что номер будет на одежде, потому что если я был прав в своих мыслях насчет татуировки, меня могли запросто сцапать при первой же проверке. А номер на одежде давал шанс, что ко мне просто никто не подойдет. Я снова вернулся к мыслям об одежде, вернее, о том, где ее достать.
В это мгновение открылась дверь и явился мой надзиратель с давишним подносом. Увидев его, я почувствовал, что план созрел. Все было правильно, кроме него никто ко мне не заходил и только в его одежду я мог одеться. Стараясь не выдать свое возбуждение, я внимательно следил за ним, делая вид, что мне ужасно скучно. Дважды я чуть не выдал себя, настолько велика была радость – я увидел что на его руках (когда он ставил поднос на пол) не было никакого номера. Но зато он был на одежде – небольшие черные цифры чуть выше треугольника. Я не успел запомнить сколько их было, но у меня создалось впечатление, что их было по меньшей мере пять. Вряд ли это был инвентарный номер его халата. Впервые со времени как попал в этот бедлам я почувствовал себя веселым. Даже все тот же брикет показался мне вкусным. Поев, я устроился поближе к двери и ждал его возвращения, чтобы все рассмотреть. Заодно, подумал я, неплохо было постараться разглядеть, что там за дверью (когда он входил, она оставалсь открытой). Может быть я разгляжу куда мне бежать или хотя бы узнаю, не двое ли их, и не остается ли другой за дверью – кто их знает с их манией к порядку и дисциплине?
Когда он вошел я смотрел во все глаза. Так и есть. Линия цифр на груди. На руках, лице и шее – ничего, даже родинки. Парень был широк в плечах, но приблизительно моего роста, так что если я его одолею (что казалось мне трудноватой задачей), его одежда мне подойдет. Рассмотрел я и кусок коридора – это был просто коридор, уходивший куда-то в обе стороны и такой же серый. Одно было хорошо – там никого не было (во всяком случае, я никого не увидел). Когда он вышел, я успел увидеть, как он встал слева от двери и протянул руку к стене – так и есть, там была кнопка, которой он закрывал дверь.
Это было уже что-то. Конечно, я и понятия не имел, куда мне бежать, если мне удастся выйти из камеры. Но я ведь и не мог этого знать, но хотя бы постараться все равно стоило. Так у меня появлялся шанс, а сидя в камере и сомневаясь во всем я ничего не выигрывал.
– Гляди веселей, дружище, – сказал я сам себе. – Все равно умирать, так какая разница – задавят тебя в этой комнате или пристрелят в коридоре?
Теперь оставалось только одно – дождаться очередного приема пищи (без часов, сидя в комнате без окон я уже давно не имел представления, вечер сейчас или утро, день или ночь). Я решил, что сначала спокойно пообедаю, потому что неизвестно, когда мне придется кушать в следующий раз, а когда он вернется за посудой, напасть на него и завладеть его одеждой.
– Заодно подумай, как ты его повалишь, этого кабана, – ехидно прошептал мне внутренний голос. – Ты не забывай, что вырубить его надо будет с одного, максимум двух ударов, чтобын не смог оказать сопротивления или поднять тревогу.
– Спокойно, – ответил я сам себе. – Как только войдет, врежу ему между ног. Не думаю, что за пятьсот лет мужская анатомия так изменилась.
– Либо заверещит, либо от удара вылетит в коридор, где его обязательно заметят, – внутренний голос был неумолим. – Придумай что-нибудь другое.
– Ладно, отстань, – ответил я. – Придумаю. Время еще есть.
– А заодно подумай, куда ты пойдешь, если сможешь выбраться из здания, – внутренний голос издевался надо мной.
– Заткнись, – вслух сказал я сам себе молчащему и прикрыв глаза решил немного поспать. Когда еще доведется, а набраться сил не мешало. Я и вправду хотел спать. Но перед тем как уснуть, я подумал: а вдруг за мной ведется видеонаблюдение? Как я тогда смогу напасть на него незамеченный?
– Да пес с ними, – промычал я сквозь сон. – Узнаю, что оно велось, если ко мне ворвутся семеро и начнут топтать. Волков бояться – в лес не ходить…
Я не знаю, сколько я спал, но чувства меня не обманули – я проснулся минут за пять до его прихода. В этот раз я самым внимательным образом наблюдал за его движениями. А когда он ушел, обедая (или завтракая, или ужиная – пес его разберет) постарался вспомнить, как он двигался в прежние разы. Да, так и есть. Дверь открывается. Он на минуту останавливается в проеме. Делает четыре шага. Садится на корточки и ставит поднос на пол. Затем поднимается и не поворачиваясь ко мне спиной отходит назад к двери и быстро выходит. План был только один – я мог напасть на него только тогда, когда он ставит поднос. Я доел бульон, выпил воды. У меня оставалось еще около десяти минут. Постарался успокоиться, собраться. Сделал несколько приседаний, отжиманий, помахал руками, попрыгал, чтобы разогреть мыщцы. Когда он вошел, я стараясь выглядеть спокойным, стоял сбоку от подноса и лениво ковырялся в зубах. Наверное, это была самая важная минута в моей жизни – я еще никогда так не волновался. Ничего не подозревая, надзиратель присел над подносом.
Этот бедный парень не был ни в чем виноват и мне на какой-то миг даже стало его жалко. Но церемониться не приходилось – я изо всех сил ударил его ногой по голове. Не издав ни звука он отлетел в сторону. Я кинулся на него, ударил ногой еще раз, потом сдернул с его головы капюшон. Я так и не понял, что с ним, но очень надеялся, что несчастный просто потерял сознание – убивать я его не хотел. Разбираться в этом было некогда – я сдернул с него балахон. Под ним оказалась такая же серая рубашка и штаны. Стянув их, я увидел серое белье. Снимая с него ботинки я понял, что белье его я не одену ни за что. Поэтому сняв с него трусы и носки я затолкал их в унитаз и стал поспешно одеваться. В плечах он действительно был шире меня, но это было не страшно. Но его ноги оказались на пол-размера меньше моих и я глухо рычал, натягивая его ботинки. С грехом пополам надев их, я оттащил парня к стене, будто он спит, взял поднос и так же как и он, вышел спиной. Стараясь не крутить головой по сторонам оглянулся. В одну сторону коридор уходил куда-то далеко. Зато на другой стороне был проем, в котором виднелась лестница. Я был настолько возбужден, что меня трясло. Неудивительно, что я чуть не забыл про дверь. Подняв глаза я увидел черный треугольник. Нажимая, я скосил глаза в сторону и увидел вереницу таких же кнопок.
– Ясно, – подумал я. – Такие же камеры. На миг промелькнула мысль пооткрывать все двери, но я ее отогнал. Я могу потерять время, да и толпа голых мужиков в коридоре быстрее привлечет внимание, чем одинокий надзиратель. А чтобы затеряться среди них, мне снова придется раздеться, а что потом? Снова одеваться? Мысль была глупой. Поэтому я спокойно закрыл дверь и пошел с подносом к лестнице. Теперь надо было от него избавиться, только как? На мое счастье, на лестничной площадке стоял ящик. Я не смог его открыть, но зато отодвинул его от стены. Запихав поднос и посуду за него, я снова его задвинул и на мгновение замер, прислушиваясь.
Везде была тишина. Не было ни завываний сирены, ни грохота сапогов по лестницам. Значит, видеонаблюдения не было, либо же они более умны и хитры, чем я думаю. Встал вопрос – куда идти? Вверх или вниз? Перегнувшись за перила я посмотрел сначала вниз, потом наверх. И туда и сюда лестница уходила одинаково глубоко. Уже чувствуя отчаяние я затравленно оглянулся вокруг. И чуть не вскрикнул от радости, когда увидел сбоку от двери небольшую красную цифру «45». Надо было проверить. Поэтому я сбежал на этаж вниз, а потом поднялся на этаж наверх. 44, 45, 46. Значит, это была нумерация этажей. Теперь все стало понятно. Вы можете жить хоть на 500, хоть на 5000 лет в будущем, но 45 этажей под землей – это нереально. Законы физики и геологии еще никто не отменял. И тем более, если уж забраться так глубоко под землю, зачем вести отсчет снизу? Даже у самого закоренелого бюрократа не возникнет такая мысль. Потому что гораздо удобнее считать так: один этаж под землей, второй, третий… А не наоборот.
Придя к такому мнению, я поспешил вниз. Но уже через десять этажей во-первых выдохся, во вторых понял, что своей беготней и шумом могу привлечь внимание. Поэтому я пару минут постоял, успокаивая дыхание и прислушиваясь (везде была та же тишина), а потом спокойно и медленно пошел дальше. На 20 этаже я вдруг остановился. Снизу поднимались. Я осторожно сел на корточки и заглянул через прутья. Друг за другом, медленно и степенно поднимались трое в таких же как у меня балахонах. Делать было нечего. Я поднялся, натянул капюшон как можно глубже, опустил голову и медленно двинулся вперед. Через три этажа мы повстречались. Они посмотрели на меня только мельком и прошли мимо, вежливо приняв вправо. Я с не меньшей вежливостью тоже посторонился, правда, в отличие от них, не сводил с них глаз. Серые балахоны, треугольники и те же цифры. Увидев их, я вспомнил про номер и спускаясь дальше постарался его запомнить. 0-4-12-3-748. Видимо, либо в городе жило больше народу, чем я думал, либо принцип нумерации у них совершенно другой, чем я думал.
Я миновал шестой этаж, пятый, не переставая напряженно прислушиваться. Ни наверху, ни внизу ничего не было слышно. На третьем этаже, осененный догадкой, я тихонько остановился, прижавшись к стене. Скоро будет первый этаж, надо будет найти выход – это раз. А во-вторых, это же тюрьма либо полицейское управление, либо контора спецслужб. В общем, что бы это ни было, ясно одно – у дверей будет охрана. А раз объект режимный и серьезный – у меня обязательно спросят, куда я иду и зачем. К стыду своему, наверху я об этом не подумал. Я напряженно думал, но так и не смог найти решение. Внезапно внизу послышались шаги. Кто-то поднимался, судя по шагам – один человек. Через минуту он я увидел его. Тоненький паренек, совсем молодой. Но в руках у него был ящичек. Это решило дело. Откуда ко мне пришло такое решение, я не понимаю до сих пор. Но я вежливо пропустил его и размахнувшись от всего плеча, ударил его ребром ладони по шее или по затылку – разбираться было некогда. Главное, он не закричал, а упал без звука. Рука заныла так, будто я разбил ею кирпич, но не обращая на нее внимания, я кинулся к упавшему. Падая, он ударился лбом о ступеньку и видимо потерял сознание. Первым делом я выхватил ящик из его руки и двинулся вниз. Но уже через три ступеньки остановился. Мне в голову пришел сумасшедший план. Не долго думая, я закинул парня на плечо и пошел наверх. На седьмом этаже (просто потому, что мне нравится цифра «7», я заглянул в коридор и увидел ряды дверей. Соваться не следовало, потому что эти двери совсем не напоминали двери камер на моем этаже. Скорее, это были кабинеты.
– Думай, – сказал я себе. – И думай быстро. – я и так думал, лихорадочно соображал. – Так. Кабинеты. В них не войдешь, а заглядывать в каждый, в поисках пустого – бессмысленно. Тем более, очень даже вероятно, что пустые – заперты. Итак, что остается? Правильно – остается либо кладовка, где должны храниться швабры и ведра. Хотя не факт, что такая комната есть в этом собачьем будущем. Зато должен быть туалет! – от радости я даже похлопал себя по животу. – Вряд ли даже в таком будущем в каждом кабинете есть персональные туалеты. Начальство никогда не допустит такого, чтобы мелкий чиновник пользовался теми же благами, что и оно, любимое. Человеческая психология не изменилась со времен пещерного человека, почему оно должно измениться сейчас? Поэтому, – говорил я сам себе про себя, – надо решить только один вопрос – где расположен туалет – в дальнем конце коридора, или рядом с лестницей? Мне повезло –ответ пришел быстро. Четвертая от меня дверь начала открываться – я еле успел юркнуть с моей ношей на лестницу, как из комнаты вышел человек и пошел в дальний конец. Минут на пять он скрылся за дверью, потом вышел из нее, вытирая руки платком. Дождавшись, пока он закроется в своем кабинете, я снял башмаки чтобы не топать, захватил их зубами (руки были заняты – в одной был ящик, а в другой – мой бесчувственный друг) и изо всех сил бросился к заветной двери. Зайдя, я закрыл дверь на щеколду и оглянулся. Раковина и унитаз. Делать было нечего – я снял с бедолаги балахон, заодно посмотрел его номер – 0-4-10-3-154. Его рубашка и штаны были мне не нужны, тем более он был гораздо худее. Сворачивая его балахон и запихивая его под свой, я вдруг ощутил блаженство. Мои ноги буквально пели, избавившись от плена ботинок. Мало надеясь на удачу, я стащил ботинок с ноги моего нового знакомого и даже сплясал на радостях – несмотря на худобу, ноги у парня были большие. Я с удовольствием натянул его ботинки, потом стащил с него брюки и рубашку и крепко связал его, а также заткнул ему рот, чтобы он не разорался раньше времени.
Теперь нужно было убегать. Я осторожно приоткрыл дверь и прислушался. Тишина. Выйдя, я закрыл дверь и стараясь не торопиться, прошел коридор и начал спускаться вниз. Теперь у меня была хоть какая-то надежда выйти из здания – у меня в руках был ящичек, я мог сказать, что иду с важным поручением. Да и второй балахон мог мне пригодиться – все-таки, лучше иметь два номера, чем один. Я мог натянуть балахон второго юноши, или менять их – на какое-то время это могло сбить преследователей со следа и дать мне хоть час, хоть десять минут форы. Думая об этом, я спустился на первый этаж и оказался в фойе. Так и есть – слева от меня была большая дверь, в которую как-раз кто-то вошел и я мельком увидел улицу. Но до этой двери было два турникета, человек в балахоне в стеклянной кабинке с окошком и четыре охранника в красно-черном камуфляже. Остановившись в дверях так, чтобы меня не видели охранники, я смотрел за приосходящим. Вошедший человек остановился перед охранником. Тот посветил на его номер чем-то вроде квадратного фонарика и махнул рукой. Два других охранника по очереди открыли турникеты, человек прошел, наклонился к окошку и сказав несколько слов, показал ящичек – точно такой же, какой был у меня. Над кабинкой загорелась лампа, последний охранник посторонился и пропустил посетителя. Тот начал приближаться ко мне. И тут я услышал шаги – кто-то спускался по лестнице. И тут же я услышал шаги того, который только что вошел в здание. У меня была буквально секунда, чтобы придумать спасительную комбинацию. Одно я знал точно – обычным способом мне из здания не выйти. Решение пришло неожиданно.
– Эх, была не была! – прошептал я и рванулся вперед, изо всех сил размахивая ящиком.
– Немедленно пропустите! – орал я во все горло. – Срочное донесение помощнику… – я на мгновение запнулся, но вдруг озарило – Верховного Инженера! Дело касается угрозы его жизни! – не переставая орать я промчался мимо первого охранника, перемахнул через один турникет, перелетел через второй. И тут я заметил, что последний охранник идет мне наперерез – Ты что, хочешь чтобы тебя дезактивировали?! – ничего не соображая, я кажется вопил на все здание все, что приходило мне в голову. – Сын больной трески, уйди с дороги, иначе я пожалуюсь твоему начальству! Открой дверь, балда!!! – зарычал я так громко, как только мог. Если бы он промедлил еще минуту, я бы точно сьездил ему ящиком по голове. Но услышав последние слова, он нерешительно остановился – это решило дело. Я выскочил на улицу и не разбирая дороги помчался вперед. Не чувствуя усталости я бежал и бежал, сворачивал в какие-то переулки, перебегал дорогу перед автобусами и наконец совершенно выдохшийся, остановился в каком-то темном переулке. Я прислонился к стене и несколько минут приходил в себя – так быстро и так долго в своей жизни я еще никогда не бегал. Надеюсь, мне никогда не придется повторить этот забег. Немного отдышавшись и вернув способность соображать, я прислушался. До сих пор мне везло – погони за мной не было. Но расслабляться не стоило. Я осторожно выглянул на улицу. Пара-тройка прохожих, ни одного охранника, мимо бесшумно проехал автобус. Улица была пустынна. Можно было перевести дух. А заодно обязательно подумать о том, что делать дальше. Я зашел подальше в переулок, нашел какую-то нишу в самом темном углу, положил ящичек, сел на него и перевел дух. Вырваться я вырвался, теперь надо было думать, что делать дальше. И я понимал, что настоящие трудности у меня еще впереди.

3.
Кстати, они не заставили себя долго ждать. Не успел я как следует предаться отчаянию, как на улице, совсем рядом, зазвучали голоса, донесся шум шагов. Рискуя быть обнаруженным, я медленно прокрался вдоль стены, сел на корточки и осторожно выглянул наружу. Так и есть – улица была полна каких-то красно-черных машин и солдат в такой же форме. Было ясно, что они ищут меня. Я быстренько юркнул обратно, подхватил свой ящик и бросился бежать по переулку. Но уже через несколько десятков метров я был вынужден остановиться – впереди была стена, тупик. Затравленно оглянувшись вокруг я не увидел ни двери, ни окна, куда можно было бы влезть. До меня долетел голос – видимо, это командир давал какое-то распоряжение. От страха мне показалось, что преследователи совсем рядом, но прислушавшись я понял, что в переулок они не вошли.
– Думай, соображай, – прорычал я себе. – И не надейся, что они не зайдут сюда. Еще как зайдут. Если у них хватило ума создать, а самое главное, поддерживать такой порядок, то ребята они сообразительные, – шепотом отчитывая себя, я не переставал оглядываться. Стены вокруг были безнадежны. Тогда я перевел взгляд на землю и почти сразу уткнулся взглядом на небольшую решетку. Видимо, это было отверстие для стока дождевой воды. Подбежав, я встал на колени, ухватил за решетку и осторожно потянул. Она была невероятно тяжелой, но подалась. Я быстренько вытащил спрятанный балахон второго юноши, стянул свой, надел новый, а старый постелил на землю и застонав от натуги, поднял решетку и опустил ее на балахон. Вместо звона, который неминуемо раздался бы, положи, вернее урони я чугунную решетку на асфальт, раздался глухой стук. Я немедленно заглянул в отверстие. Отвесно вниз, очень глубоко уходил широкий колодец. Но меня волновало не это – не может быть, чтобы такой колодец не нуждался в ремонте. А чтобы его ремонтировать, в него нужно попасть, а для этого нужна лестница. И притом внутри колодца, чтобы не таскать стремянку с собой. Так и есть, я был прав – я разглядел, а потом и нащупал скользкие, ржавые скобы. Взяв ящичек в зубы, я осторожно залез внутрь, обдирая пальцы закрыл решетку, не забыв вытащить балахон, который постелил под нее. Успел я как раз вовремя. Через минуту в переулке раздались голоса. Как можно сильнее вжавшись в стену и стараясь не дышать, я слушал, как мимо меня прошли несколько человек. На миг колодец осветил свет фонаря. Затем все стихло – полицейские ушли.
– Мне повезло, что у них нет собак, – пошептал я себе. – Тогда бы мне лучше прыгнуть вниз, чем снова попасть в их застенки…
Но размышлять было некогда. Дождавшись, пока голоса перестали быть слышны, я с такими же предосторожностями вылез из колодца. Снова прокрался на цыпочках к выходу на улицу и выглянул наружу. Полицейские и их машины были уже далеко, улица была абсолютно пустынна. Вот теперь можно было отдохнуть, перевести дух. Я снова забился в нишу, сел, вытянул ноги и тяжело вздохнул.
Положение у меня было почти безнадежное. Ясно, что тех двоих уже обнаружили, их номера уже обьявлены в розыск и дальше ходить в этих балахонах было нельзя. Также я не допускал и мысли, что меня скоро перестанут искать. Тот молодой офицер или чиновник так просто от меня не отвяжется. Тут уже дело принципа. Не мог он, продукт этой системы, согласиться с тем, что какой-то пришелец из прошлого (даже не из будущего!) в ворованном балахоне, не зная ни порядков, ни законов, его обошел. Был еше один момент. Судя по всему, общество здесь было тоталитарное донельзя. А в таком обществе с теми, кто не справился с доверием, обычно не церемонятся. Поэтому, он будет стараться из кожи вон, чтобы меня найти. Поэтому, грустно подвел я итог, дело твое почти швах. На улице показаться тебе нельзя – заметут за три секунды. Сидеть всю жизнь в этой нише? Глупо. Они будут прочесывать весь город раз за разом, не найдя меня на поверхности, кто-то обратит внимание на канализационные люки и вспомнит о подземельях. Рано или поздно все равно найдут. К тому же, мне надо что-то кушать, чтобы банально не подохнуть с голоду. А здесь нет столь любезного молодого человека, чтобы таскать мне обеды.
Вспомнив о еде, я вдруг почувствовал, что скоро захочу есть. А еще меня мучила жажда. Тут снова послышались звуки шагов – я напрягся. Странно, судя по звуку, шла порядочная толпа, но голосов не было. Аа, подумал я, это работяги идут домой. Это был шанс. Я снова выглянул на улицу – она была полна народу, но на меня никто не обратил внимания. Полицейских не было видно и я решился. Позабыв о ящике (мне повезло, с ним бы я привлек внимание гораздо быстрее), я решительно вышел из переулка и смешался с толпой.
– Только вот логики мало, – думал я. – Какого пса надо прочесывать пустую улицу, а потом сидеть и смотреть, как по ней прет огромная толпа, в которой так легко затеряться? Где у них мозги? Нет, ребята, кажется, я вас переоценил.
Но уже через минуту я понял, что был просто глуп. Из остановившегося автобуса первыми вышли пятеро полицейских. Встав живой стеной, они начали проверять всех, кто выходил из машины. И тут же я увидел и другое – у каждой двери столи полицейские и проверяли всех, кто входил внутрь. Все было просто как три копейки. Никто и не думал мучиться с толпой. Они просто отсекали меня как он машин, так и от домов. Рано или поздно, после того, как весь честной народ разойдется спать, на улице должен был остаться всего один человек, и этим человеком был я. На какое-то мгновение я даже почувствовал зависть их выдумке и смекалке. Но долго восторгаться не приходилось. Людей на улице пока еще было много, но это не меняло дела. С каждой дверью их становилось все меньше и меньше. Проходя мимо одного здания, я увидел приоткрытую калитку и пустой двор. Не долго думая, я спокойно свернул в нее, зашел внутрь и быстро осмотрелся. Большой, пыльный двор был абсолютно пуст, лишь качались бельевые веревки, протянутые от стены дома до бетонного забора, за которым виднелись стеклянные крыши какого-то не то цеха, не то теплицы. Но это было неважно. Я быстро закрыл дверь и задвинул щеколду. Затем начал искать дверь. Быть то она была, но была крепко заперта изнутри. Торчать во дворе было неразумно – в любой момент из дома могли выйти. Тут я заметил, что одна веревка привязана не к штырю, забитому в стену, а к пожарной лестнице. Подняв голову, я увидел, что она тянется до самого верха, а в здании было по меньшей мере 20 этажей. Несмотря на жуткий страх высоты, выбора у меня не было. Стараясь не смотреть ни вниз, ни вверх я полез.
Я уже не знаю, то ли страх высоты, то ли везение, то ли провидение дали мне эту мысль. Вместо того, чтобы лезть на крышу я вдруг остановился на уровне пятого этажа. По обе стороны от моей лестницы, на расстоянии пары метров начинался карниз, шириной с метр. Зачем он был нужен, я и понятия не имел. Что самое странное, на уровне приблизительно 15-го этажа был точно такой же. Но о причудах архитектора думать не приходилось. На крыше у меня шансов не было – наверняка ее проверяют. А вот на карниз, если не будет случаев взлома и проникновения в дом через окно, внимание могли и не обратить. Мало соображая, что делаю, я забрался повыше, повис на лестнице и прыгнул. Больно ударившись ладонями и коленями о бетон, я приземлился на карнизе и едва сохранил равновесие. Сердце колотилось как бешеное, поэтому я сразу лег ничком и долго лежал так, боясь пошевелиться. Окна были маленькие и они были довольно высоко от карниза, поэтому из окна меня не могли заметить. Я пополз вперед, кое как обогнул угол дома и стал смотреть, что происходит на улице. А происходило следующее – ее опять проверяли полицейские патрули. Несколько человек даже зашли во двор, и у меня замерло сердце, когда двое полезли по лестнице. Парни оказались упрямые, они добрались до крыши и возились там довольно долго. Потом спустились, но по счастью, на карниз даже не посмотрели. А те, что остались на улице ловили всех одиноких прохожих и проверяли их самым дотошным образом. Наконец они ушли и все затихло. Сумерки становились все темнее, наступила ночь, на улице зажглись тусклые фонари, а окна домов напротив гасли одно за другим. Лежа на карнизе, я до одури хотел пить, есть и спать. С первыми двумя еще можно было справиться. Но уснуть я не мог, иначе мог запросто слететь во сне вниз, сломать себе шею и на этом закончить свои мучения. Поэтому я лежал, смотрел на огни, на еще горящие окна и предавался унынию и ностальгии.
– Балда, – ругал я себя. – Действия ему захотелось, работы, видите ли… Сидел бы себе спокойно дома, смотрел телек и слушал бы шум дождя. Путешественник собачий… – вдруг внизу, во дворе скрипнула дверь. Во двор вышла довольно крупная женщина (в свете из двери я успел увидеть красный круг на спине) с корзиной и начала развешивать белье. Женское. Потом она ушла и снова все затихло, а я опять начал пилить себя. – Вот такие дела. Правильно, нечего было искать приключений на свою задницу… Лежи теперь тут, то ли как муха, то ли как таракан и смотри, как внизу парни в идиотской камуфляжке ищут, – тут я почесал свой довольно заросший подбородок, – не менее идиотского мужика с бородой. И поймают этого мужика-идиота, как пить дать… И будешь ты сидеть в камере, по соседству с другими такими же мужиками… Да что ты привязался ко мне своим мужиком! – разозлился я сам на себя. – Дался тебе этот мужик, то есть ты сам… – я вдруг осекся и даже вздрогнул от блеснувшей мысли. Ну правильно… Полицейские сбиваясь с ног ищут мужчину. Я вспомнил то, на что вечером, на улице, не обратил внимания – полицейские проверяли только машины с черными треугольниками. И проверка у входов в дома тоже была только там, где был нарисован треугольник. От родившейся мысли я даже замотал головой. Мысль эта была дикая, но это был шанс – еще один. Мне нужно было превратиться в женщину.
– Блин… – простонал я. – Кто-нибудь узнает – засмеют… – Но прекрасно понимал, что только так я смогу опять замести следы. Оставалось одно – найти какую-нибудь несчастную, раздеть ее и присвоить себе ее номер. Снова скрипнула дверь. Посмотрев вниз я увидел давишнюю женщину. Видимо, это была прачка – она снова шла с корзиной белья. Недолго думая, я полез по карнизу к лестнице. Стал наблюдать. Она быстро развесила белье и вошла в дом. Места на веревках оставалось еще очень много. Очень надеясь, что она выйдет снова, я стал ждать. Где-то через полчаса снова открылась дверь, это была она. Подождав, пока она снова войдет внутрь, я прыгнул на лестницу, больно ударился лбом о стойку, но удержался. Спустившись на землю я встал за дверью и потирая шишку на голове, стал ждать. Через какое-то время дверь снова открылась. Подождав, пока женщина скроется за простынями, я последовал за ней. Ее я жалел даже больше, чем тех двоих, кого вырубил раньше. Но у меня снова не было выбора – я, как говорится, от души, сьездил ей по затылку. Она рухнула как подкошенная. Я стянул с нее балахон, радуясь ее дородности – была бы тут какая-нибудь худышка, мне бы пришлось искать жертву в другом месте. Натянув ее балахон и развесив за нее белье, я позаимствовал парочку простыней и довольно большой бюстгальтер. Недолго думая, я замотал несчастную прачку в только что остиранные ею же простыни, взвалил на плечо и понес к двери. Моя задача была проста – спрятать женщину по возможности так, чтобы ее хватились как можно позже. И тут мне повезло так, как не везло еще никогда. Войдя внутрь, я увидел прачечную – ряды стиральных машин. Но в зале было тихо – видимо, она все выстирала. Вдоль стены тянулись шкафчики, на каждой двери был номер. Сверяя номер на своей груди, я нашел ее шкафчик, в замке торчал ключ. Открыв дверцу я увидел, что внутри шкаф довольно просторный. Делать было нечего – я самым тщательным образом спеленал женщину, запихал ее в свой же шкаф и запер дверь. Но перед тем как запереть, я убедился, что через прорези на двери проходит достаточно воздуха – я не хотел, чтобы бедняжка задохнулась. Заперев шкаф, я сломал ключ в замке, обломок выкинул в мусорную корзину и насвистывая, принялся бродить по помещению, обдумывая, что буду делать дальше. И тут мне повезло еще раз. На стене висел график – я сразу сообразил, что это был график работы. Через несколько минут я разобрался – принцип построения графика чередования смен везде одинаков. Найдя свой номер, я увидел, что в следующие три дня я свободен. Немало обрадовавшись тому, что судя по всему, в следующие три дня меня никто искать не будет, а бедняжка в шкафу, даже если придет в себя, вряд ли сможет поднять шум, я улыбнулся. И тут же улыбка обратилась в пепел – до меня дошло, что там, где сменная работа, обычно принято сдавать и принимать смены.
– Пес вас забодай! – крикнул я вполголоса и даже топнул ногой и даже сплюнул. В отчаянии и злости я пошел вдоль рядов стиральных машин, старательно пиная каждую из них. – И что теперь? – спрашивал я себя. – Вытаскивать ее обратно и приводить в чувство? Типа, тетенька, простите меня, я ничего такого не хотел, так, да? Или просто признаться ей в том, что мне доставляет несказанное удовольствие отбирать у женщин одежду и носить ее самому? – я сел на пол и ударил кулаком по кафелю. Боль отрезвила меня. Я встал.
– Разорался… Расселся… Геморрой еще подхвати, огородник собачий, – говоря так, я заметил стол, на который раньше не обратил внимания. На столе стоял сверток. До меня дошло – на смену в ночь люди обычно берут еду с собой, это традиция, и такая традиция, которая вряд ли выветривается за какие-то там пять веков.
Леопардовым скоком подскочив к столу, я развернул сверток. От увиденного я расплылся в улыбке – в тарелке лежал давно знакомый брикет, рядом валялся упавший стакан. Еще никогда ни еда, ни вода из под крана не казались мне такими вкусными. Поев, я довольный откинулся на стуле и не заметил, как задремал.
Но проснулся я очень быстро и совсем не такой радостный, как засыпал. Меня подбросило как от пинка, я вскочил и еще не успев как следует продрать глаза, увидел перед собой ошарашенную девушку. Я, как последний глупый кот, наелся и уснул. И пропустил время, когда у моей тетки в шкафу окончилась смена и пришла ее напарница. Видимо, она только пришла и стояла как вкопанная, увидев вместо давно знакомой коллеги заросшего мужчину в женском балахоне. Мне повезло, что она впала в прострацию и не додумалась сразу поднять тревогу. Небольшого роста, стройная, с русыми волосами и серо-голубыми глазами – довольно симпатичная – это я отметил сразу. Но это было чисто мужское. Внезапно ее глаза стали огромными, она смертельно побледнела и бросилась бежать. Я понял, что на этот раз погиб и погиб окончательно. У меня опять не осталось выбора – я бросился за ней, в три прыжка настиг, только ударить почему-то не смог. Вместо того, чтобы уже испытанным приемом сбить ее и вырубить, я просто схватил ее сзади в охапку и зажал рот, едва успев подавить крик.
Хоть я был выше на голову и по меньшей мере в два раза тяжелее, брыкалась она здорово. К тому же она все время норовила укусить мою руку, которой я зажимал ей рот. Наконец, ей это удалось. Острые как у котенка зубы с такой силой впились в мой большой палец, что я заорал и от злости швырнул ее на ближайшую стиральную машину. Она потеряла сознание. Уже не испытывая никакой жалости я связал ее и засунул в рот кляп. И только потом вылил на нее стаканов пять холодной воды, а заодно напился и сам. Скоро она пришла в себя. К тому времени я уже успокоился.
– Дура, –  сказал я тихо, садясь перед ней на корточки. – Идиотка, пойми, я не хочу тебе вреда. – Замотанная в белую простыню она напоминала не то восточную красавицу, не то привидение. Ставшими огромными от страха глазами она смотрела на меня не отрываясь и не мигая. – Ну как тебе еще обьяснить, – почесал я затылок. – Понимаешь, я не тот, за кого ты меня принимаешь. Я из прошлого, меня тут не должно быть, я жил пятьсот лет назад, попал сюда по ошибке, ты мне веришь? Это же так просто, – смысл последней фразы дошел до меня и я крякнул. Чтобы хоть как-то скрыть свою неловкость, я сказал первое, что пришло на ум:
– Кивни мне, если понимаешь мою речь.
К моей радости, она послушно кивнула. Я улыбнулся.
– Поверь, Солнышко, просто поверь мне. Я не бандит, я не преступник, я не сделаю тебе ничего плохого, – я сел рядом с ней на пол и рассказал ей все, что со мной случилось. Искося следя за ней, я видел, что страх в ее глазах сменился несказанным удивлением, недоверием и растерянностью, а бледность сошла ее с щек. Рассказав свою историю, я посмотрел ей прямо в глаза.
– Милая девушка, кроме тебя у меня в этом мире никого нет. У меня и в моем мире никого нет, – я вспомнил всю свою жизнь и вдруг мне стало невыносимо тоскливо. – Помоги мне, пожалуйста… Если ты мне откажешь, я просто либо заберусь на крышу этого дома и спрыгну вниз, либо выйду и дойду до первого патруля. А там пусть делают со мной что хотят… – Я на самом деле вдруг почувствовал, что смертельно устал. Дело было не в том, что я устал убегать от погони, нет. Я вдруг понял, что один никогда не смогу выбраться из этого мира, в котором практически ничего не понимаю. А еще где-то в глубине души мне так хотелось поверить этой девушке, довериться ей. Что-то такое было в ее глазах такое, что вызывало доверие. – Помоги мне, пожалуйста. Хотя бы обьясни, что это за мир. Ты мне поможешь? – я смотрел прямо в ее глаза, с волнением ожидая хоть какого-нибудь знака. Несмотря на кляп во рту, она попыталась улыбнуться – на ее щеках показались маленькие ямочки. Они были настолько милы и беззащитны, что я понял, понял сразу и поверил, что не ошибся в ней.
– Я тебя развяжу, хорошо? – она кивнула. Осторожно сняв путы, я помог ей подняться и дал стакан воды. – Ты уж извини, что я так шарахнул тебя об стиралку, – сказал я смущенно. Она снова улыбнулась.
– Ничего.
– Ты главное помоги мне. Понимаешь, мне надо переждать какое-то время, спрятаться.
Она постояла в раздумье.
– Сейчас я не могу ничего сделать. Мне надо работать, иначе меня накажут, начнется проверка. Но есть один выход – ты можешь спрятаться в моей комнате, – она достала откуда-то маленький ключ. – Вот ключ. Теперь слушай. Выйдешь в эту дверь, за ней будет лестница. Поднимись на двенадцатый этаж и поверни налево. В середине коридора, справа, будет моя комната – найдешь по номеру, который выбит на двери. Закройся там и жди меня, никуда не выходи.
Я так и сделал. Зайдя, я запер за собой дверь и оказался в небольшой комнатке. Слева от двери, за ширмой был душ и туалет. Справа была узенькая кроватка, в изголовье – небольшой шкаф с антресолями, напротив двери – маленькое квадратное окно и стол со стулом под ним. Все было серым, нигде никаких украшений, ничего. Даже занавесок на окнах. Кровать была аккуратно застелена и я постеснялся наглеть до такой степени, чтобы ложиться на нее. На сером полу был серый коврик. Я растянулся на нем. Доверившись этой девушке я, может быть, совершил самую большую ошибку в жизни. Что ни говори, я был в идеальной мышеловке. Но почему-то думать об этом не хотелось. Думать не хотелось вообще.
– Не верится, что такие глаза, такие ямочки на щеках могут предать, – проговорил я. – Ну а если окажется дрянью или слишком верноподданной, я скоро это узнаю. – На миг мне захотелось выйти и осмотреть коридор, но я отогнал эту мысль. Потом я было решил открыть окно, а из всего, что найду, смастерить веревку, чтобы в случае чего можно было удрать через окно. Не беда, что высоко. До моего карниза всего семь этажей. Либо смогу спрыгнуть, либо разобьюсь, все равно терять нечего. Но я отогнал и эти мысли. И просто лежал, ни о чем не думая и глядя в серый потолок. Я ждал ее и почему-то верил, что она придет, и придет одна.









4.
Так и случилось. Часов в комнате не было, (кстати, я немало удивился этому – интересно, как же они узнают, что им пора на работу?!), но по моим прикидкам прошло часов 12, потому что я успел заснуть, поспать, проснуться, испугаться, успокоиться и снова испугаться. Но как бы то ни было, девушка вернулась и вернулась одна. Измотана она была донельзя. Слабо улыбнувшись, она ничтоже сумняшеся разделась, швырнула всю одежду в стиральную машину, которая, оказывается, была вделана в стену и полезла в душ. Плескалась она по меньшей мере час. Лишь один раз она высунулась из-за шторки:
– Если хочешь есть, возле двери на полу пакет. Только оставь мне половину, ладно?
Впервые я увидел свой давно знакомый брикет так сказать, во всей красе – он был в упаковке. Хотя ничего особенного и не было. Брикет был упакован в такой же непритязательный дешевый пластик такого же серо-зеленого цвета, даже надписей никаких не было – ни тебе названия, ни изготовителя, ни состава. Ну что ж. Что внутри, здешние ребята прекрасно знают и без всяких названий. А состав им знать вообще лучше ни к чему – за несколько дней пребывания в этом мире я начал становиться холодным философом. Насыщает – и хорошо. Поэтому, повертев пакет в руках, я разорвал его, достал брикет, разломал его пополам (все-таки, в последний момент моя честность победила и себе я отломал гораздо меньше, чем ей. Все-таки, девушка целый день работала и пришла никакая) и с аппетитом сьел. После еды, так как уже было темно, я начал искать выключатель. Не найдя его (а ведь лампочка под потолком была!), я подошел к душу.
– Слушай, а где выключатель? Я нигде не могу его найти, а на улице уже темно.
Она выглянула, я увидел мокрые волосы и удивленные глаза.
– Какой выключатель? Свет зажигают строго по команде из дома Высшего инженера. Не беспокойся, скоро включат, посиди пока. И я скоро выйду.
Стараясь понять услышанное, я некоторое время постоял, теребя шторку. Затем, глупо улыбаясь, выпил два стакана воды. Так ничего и не поняв, я снова лег на пол. Потом встал и подошел к окну. Все-таки, я старался ходить так, чтобы меня не было видно в окно. И тут зажегся свет. Зажегся он во всех домах и окнах сразу.
– Ишь ты… – сказал я сам себе. – Ну и жизнь… Слушай, – крикнул я. – Но я же видел, что гаснет он не по команде.
– Да, потому что каждый дает заявку утром, сколько света ему нужно, – девушка наконец вышла из душа в чем мать родила и встав под какой-то ящик на потолке, взмахнула рукой. Ящик загудел. «Обдув горячим воздухом», – подумал я. Но это я отметил чисто машинально – настолько я обалдел от ее слов.
– Какие заявки?! – сказал я придушенным голосом. – То есть?
За гулом ящика девушка не услышала. Постояв минут десять и совершенно высохнув, она как была голая села за стол, сьела свою половину ужина, потом сладко потянулась и разобрав постель, юркнула под одеяло. Я же стоял как вкопанный в углу. С одной стороны, я, как мужчина любовался ее фигурой, ее красотой, но услышанное не давало мне покоя. Решив разобраться, я сел рядом на пол рядом с кроватью. Свет погас. Недоуменно оглянувшись, я прошептал:
– Обьясни мне пожалуйста, что у вас тут происходит?
Ответа не было. Кое-как разглядев в темноте лицо девушки я понял, что она спит. Не найдя слов, чтобы выразить свои чувства, я раздраженно почесал грудь. Она зачесалась так приятно, что я вспомнил, что не мылся уже пес знает сколько времени.
– Ладно, спи. А я пока воспользуюсь твоим душем, надеюсь ты не будешь против, – сказал я спящей девушке и сбросив одежду, зашел за шторку и открыл кран. Секунд тридцать я стоял закрыв глаза, ожидая живительную струю воды. Ее не было. Еще минуты три я шарил по стене, крутил краны, но воды не было. Было ясно, что ее отключили.
– Хм… Лимит, однако, – сказал я сам себе, еще раз поскреб грудь, вылез и растянулся на полу. Одеваться уже не хотелось, да и зачем? Кажется, в этом мире никого нельзя шокировать наготой, раз она весь вечер прыгала передо мной, как ни в чем не бывало. Пусть тело отдохнет. Я закрыл глаза, но сразу же понял, что уснуть не смогу – пока ждал ее, я оказывается, уже успел выспаться всласть. Поворачавшись, я свернул балахон и положив его под голову, начал ждать, пока девушка проснется. Мыслей никаких не было, я просто лежал, смотрел в окно, чуть светлевшее напротив и слушал тишину вокруг. Я и раньше не мог понять, как устроен этот мир, а послее ее фраз вообще запутался. Ладно, проснется и все расскажет. Подождем. Надеюсь, она не будет дрыхнуть до обеда, как большинство молодых людей.
К стыду своему надо признаться – я все-таки уснул. Последнее, что я запомнил – это серый рассвет за окном. Но проснулся я очень быстро – мн в глаза ударил резкий свет – зажглась лампочка под потолком. И в ту же минуту откуда-то с потолка полилась бравурная музыка. Это был явно какой-то марш. Прислушавшись, я разобрал слова.Какой-то приятный баритон со слезами радости в голосе возносил верховного инженера до небес – какой он умный, заботливый, чуткий, как всем хорошо живется под его мудрым руководством. В общем, спасибо за наше счастливое детство и в таком духе. Но больше песни меня удивила девушка. С первых же аккордов, она вскочила как ужаленная, подбежала к окну и начала размахивать руками и кланяться. Более идиотской зарядки мне видеть не приходилось. Песня смолкла. Девушка быстро заправила постель, вытащила из стиральной машины сухую и чистую одежду и оделась. В это время не менее бодрый голос с потолка уже в прозе пожелал всем – доброго утра, а верховному инженеру – долгих лет жизни и здравствования и начал перечислять номера и виды работ. Девушка слушала очень внимательно. Ее номер голос не назвал. В конце он снова пожелал инженеру всего наилучшего, добавил, что владельцы не названных номеров могут отдыхать, предаваясь мыслям о величии инженера (это было сказано на самом деле, и сказано так серьезно, что у меня округлились глаза) и замолк. Сидя на полу, я обалдело снова почесал грудь, вспомнил, что я сижу голый в самой свободной позе и поспешно прикрылся. Но девушка не обратила на это никакого внимания.
– Посиди немного. Я сейчас принесу еды и мы позавтракаем. Никуда не уходи, – она плотно прикрыла дверь. На этот раз она пришла очень скоро, быстренько приготовила завтрак и мы покушали. После чего я снова сел на пол в свой любимый угол.
– Расскажи мне, что это за город? Кто это за верховный инженер? Расскажи мне все, пожалуйста, а то у меня уже мозги закипают, – попросил я. – Я ничего не понимаю.
– Что тебе рассказать? – спросила она.
– Расскажи все и с самого начала. Все, что ты знаешь. Про свой мир, про вашу жизнь.
Она устроилась поудобнее – подняла одну ногу, поставила ее на стул, обхватила ногу руками, а подбородок положила на колено.
– Давным-давно, лет триста назад, после большой войны наш мир погрязал в распутстве, преступлениях и насилии. Никакой власти, никакого порядка не было. Люди боялись отпускать своих детей на улицу, не решались выходить из домов после заката солнца. Потому что на улицах хозяйничали бандиты и преступники. А власть была слаба, не была способна навести порядок и владыки беспокоились только о себе. Через несколько десятилетий такой жизни наступил голод – некому было работать на полях, на фермах, на перерабатывающих заводах. Люди начали есть кошек, собак, крыс, мышей. Появились каннибалы. Мир окончательно погрузился в хаос. По улицам, в поисках хоть какой еды сновали толпы обезумевших от голода людей. Убить, зажарить на месте и сьесть одинокого прохожего стало самым обычным делом. Когда такие толпы встречались,  начинался кошмар – люди резали, рвали, убивали друг друга. Одолевшие отмечали свою победу кровавым пиром – они несколько дней предавались разнузданному каннибализму и не менее разнузданной похоти – до тех пор, пока не сьедали всех несчастных. Но такие пиры были редкостью. Увидя большую толпу, меньшая группа людей сразу разбегалась, каждый спасался сам и как мог, зачастую становясь жертвой оборванцев, которые прятались от всех в подвалах и развалинах домов. Если же люди никак не могли найти себе пропитание, они убивали самого слабого из своих и пожирали его. Самые страшные слухи ходили про владык. Говорили даже, что владыка тоже стал каннибалом, но ему подают только молодых женщин, беременных в первый раз – на несчастных женщин охотились, ловили и зажаривали целиком, вместе с ребенком внутри. Появились даже такие, кто за огромные деньги или оружие поставлял к его столу таких женщин или невинных девушек. Владыка оплодотворял их сам и за несколько дней до родов сьедал женщину и своего нерожденного ребенка. Вслед за большим владыкой стали появляться малые цари. Каждый правил своим городом, кварталом, улицей. Стараясь ни в чем не отставать от главного влыдыки, они предавались похоти, каннибализму, погрязли в разврате. Появилось много таких, которые предпочитали на обед суп из семилетних девочек, а на ночь в их спальню приводили семилетних мальчиков. Были и такие, кто сначала убивал мальчика, а потом предавался с его телом разврату. Пресыщенные самыми дикими излишествами, они проводили свои дни в придумывании новых забав. Но это не могло длиться долго. Простые люди, доведенные немыслимой жизнью до отчаяния, начали врываться в жилища владык. Скоро их всех перебили, они сами и их приспешники были убиты и сьедены. Наступил второй расцвет хаоса. Но в этот раз каждый был сам за себя, поэтому убийств стало намного больше, на улицах кровь текла ручьями, она даже не успевала свернуться. Конец мира был близок.
И в этот момент в городе со своей дружиной появился юноша. Родившийся и выросший на далекой, чудом сохранившейся метеостанции, он в 18 лет попал в город. Увидев весь этот ад он поразился до глубины души и поклялся Самой Светлой Звезде, что очистит мир от греха и насилия, наведет порядок. Найдя себе верных друзей, он набрал дружину и вернулся в город. В первом же бою они достали себе оружие. Закованный в серебряные латы, держа в одной руке автомат, а в другой – книгу законов, которые придумал сам, он начал брать под свою власть сначала улицы, потом кварталы, потом города. Всем своим существом отрицая насилие одного человека над другим, он тем не менее, вынужден был применять силу, чтобы призвать людей к порядку. Но искоренив преступность, он тут же начинал действовать только силой внушения и опирался на свои законы. Чтобы ускорить победу над голодом, он начал изобретать новые машины – он был великий изобретатель и конструктор, поэтому очень скоро его начали называть Верховным Инженером.
Сто лет шла его борьба. Сто лет он боролся с преступниками, насильниками, убийцами и каннибалами и победил. Мало-помалу в городах воцарились мир и порядок. Прекрасно разбираясь в сущности людей, Верховный Инженер постановил, что только равенство, труд и еда являются основными ценностями. Деньги, роскошь, излишества были запрещены под страхом смертной казни. Все были обязаны трудиться – начиная от Верховного Инженера, кончая самым низшим рабочим. Каждый получал за свой труд справедливое и равное вознаграждение – дневную порцию еды. Чтобы никто не выделялся и не отличался, он запретил имена и людям начали присваивать номера. Он же придумал и нашу одежду – все должны были ходить в серых балахонах, чтобы ни у кого не возникало зависти или злобы. Также он повелел, что мужчины и женщины должны жить отдельно и встречаться только один раз в месяц – партнера выбирают по жребию, чтобы не могло возникнуть чувства привязанности, столь губительного для людей и вызывающего вредные эмоции и чувства.
И теперь мы уже полтора столетия живем в нашем прекрасном, упорядоченном, процветающем мире. Мы все равны – у каждого есть одежда, работа, каждому за его работу дают еду и вот такую комнату. Если ты добросовестно проработаешь сорок лет, то получаешь право не работая жить в своей комнате и получаешь еду – до самой смерти. Преступности нет. Нет злобы, насилия, вражды, зависти, ревности. Всякий, кто не подчиняется этим правилам или не хочет работать – изгоняется на тщательно охраняемый остров, где брошенный на произвол судьбы, погибает от голода. Самое страшное наказание для нас – это лишиться благоволения Верховного Инженера…
У нас все упорядочено. Ты слышал – по утрам каждому из нас говорят, кто и куда пойдет работать. Мы идем – женщины отдельно, мужчины отдельно, и работаем там, где наш труд нужен Верховному Инженеру. Если мы не знаем эту работу, специальные машины-роботы учат нас и подсказывают. Они же следят, чтобы мы работали честно и добросовестно. В конце рабочего дня эти роботы выдают нам пакеты с едой. А еще нам дают жетоны на воду, тепло и свет. Приходя домой, мы опускаем их в специальную машину у двери комнаты и можем пользоваться душем, туалетом, светом, машина будет давать тепло в комнату – столько, сколько нам выделил за дневную работу робот. Если же кому-то нужно больше воды или света, он дает заявку роботу в начале рабочего дня. Но за лишнюю воду или свет потом придется отработать одну ночь. Верховный Инженер повелел, чтобы мы экономили ресурсы нашей планеты. Раз в месяц нам всем дают один день, в который можно встретиться с мужчиной – вечером накануне этого дня называют номера тех, кто встретится завтра. Эти двое встречаются в здании для встреч, их проверяют врачи и если все в порядке, дают комнату, где они могут побыть вдвоем. Чтобы предупредить насилие или разврат, одна из стен такой комнаты сделана стеклянной и за парой бдительно наблюдают специальные люди. Пары подбираются по возрасту, непременное требование – чтобы они были разнополыми, однополые связи запрещены под страхом изгнания на остров. Потом наши номера заносятся в память робота и он следит, что эта комбинация больше не повторялась, могут возникнуть привязанность и чувство, а это очень вредно для людей – так учит Верховный Инженер. А в остальное время мужчины и женщины практически не встречаются, разве что только на улице, по пути на работу или домой. Но на улице всякие разговоры даже между представителями одного пола категорически запрещены, потому что это потеря времени и сил, которые мы обязаны вкладывать в процветание нашей страны и ради величия Верховного Инженера.
Я потрясенно слушал девушку. Все это не укладывалось у меня в голове, что и неудивительно.
– Иттить мой лысый череп… И вы вот так живете?! Работаете за еду, свет, воду и тепло? А что вы еще делаете? Как вы отдыхаете?
– В дни отдыха, вот как у меня сегодня, мы сидим в своих комнатах и думаем о Верховном Инженере, о том, что если бы не он, ничего этого, вот этого мира и изобилия не было бы.
– Изобилия?! Серый балахон и безвкусный брикет ты называешь изобилием?! – спросил я и уже по ее недоуменному лицу до меня дошло, что она просто не поняла мой вопрос. – Ну ладно, еда… Пес с ней… А какие у вас есть развлечения? – я снова увидел, что она не сможет ответить, потому что даже слова такого не знает. Внезапно меня озарила догадка:
– Слушай, раз вы встречаетесь только один раз в месяц, откуда тогда берутся дети? Почему вы еще не вымерли тут все?
– Раз в три года одному мужчине и одной женщине из каждых 10 назначают процедуру оплодотворения. У мужчины берут материал, проводят в лаборатории необходимые процедуры и вводят в женщину оплодотворенный эмбрион. В специальном здании роботы следят за ее здоровьем и течением беременности. Когда приходит время, делают кесарево сечение. Женщина уходит домой, а воспитанием родившегося человека занимаются в специальных организациях.
– И женщина больше никогда не увидит своего ребенка?!
– Я не понимаю, что такое «ребенок». Если ты говоришь о новом человеке – то нет, потому что Верховный Инженер говорит, что ни одна женщина не может в одиночку воспитать полноценную личность. Это могут сделать только специальные организации. Когда человеку исполняется 18 лет, ему дают номер, комнату и работу.
– А ты свое детство помнишь?
– Нет. По достижении 18-летнего возраста мы все проходим специальную операцию по очистке памяти. Верховный Инженер говорит, что это необходимо, чтобы воспоминания детства не мешали нам развиваться и плодотворно работать.
Я до того обалдел, что прошелся по комнате и подергал себя левой рукой за правое плечо. Чувствуя, что это не помогло, я сильно потер нос. Мой мозг наотрез отказывался понимать и принять то, что я услышал. Внезапно меня снова осенило.
– Ты говоришь, что Верховный Инженер живет по меньшей мере двести пятьдесят лет. Разве такое возможно?
– Он же Верховный Инженер, ему все подвластно.
– Даже если он умудрился жить так долго, это же наверное уже глубокий старик!
Девушка замотала головой.
– Нет, он молод. Мы каждый день видим его в автобусах, когда едем на работу. На специальном экране он каждый день читает нам свои законы. Он говорит, что мы должны помнить их каждый миг, забыть его законы – страшное преступление. Поэтому он, заботясь о нас, заботясь о том, чтобы мы не преступали закон, читает их каждое утро. А через каждые семь дней приходят специальные люди и проверяют, хорошо ли мы их помним.
Чувствуя, что схожу с ума, я обхватил голову руками.
– Нет… Это что-то немыслимое… Нужно бежать из этого дурдома… Возвращаться в свой мир.
Девушка подняла голову.
– А где он, твой мир? И как ты в него вернешься?
Было такое чувство, что меня ударили. До меня вдруг дошло, что вот до этого момента я занимался чем угодно, только не тем, чтобы попытаться вернуться к себе, в свой, привычный мир. Да, убегал. Да, отбирал одежду и мужчин и женщин. Но все это было не то, потому что я ни на шаг не приблизился к решению главной задачи. Застонав от досады, я без сил повалился на пол. Домой, надо возвращаться домой? Только как? Как я могу вернуться на полтысячи лет назад? Ответ пришел быстро – единственный способ – попытаться вернуться так же, как и попал сюда. А для этого надо было добраться до развалин замка. Я рывком сел.
– Ты хорошо знаешь город?
– Да. Я работала в разных местах.
– Знаешь, где развалины древнего сооружения? В начале длинной улицы?
– Знаю. Их открыли совсем недавно, я там два дня работала – таскала землю и камни.
Я помнил, что рассказал тому офицеру, как я попал в город. Поэтому прекрасно понимал, что развалины сейчас тщательно охраняются. Но другого выхода у меня не было. Надо было во чтобы то ни стало пробраться туда и все разведать. И использовать малейший шанс, чтобы вырваться из этого кошмара.
– Ты поможешь мне? Проведешь меня туда?
– Хорошо.
Я не успел поблагодарить или даже обрадоваться. Потому что дверь вдруг распахнулась. Посмотрев на вошедшего я подумал: «помяни черта» и испытал непреодолимое желание вцепиться ему в глотку.
– Так, так. Вот мы снова встретились, незнакомец без номера, – сказал вошедший и сел на кровать, подложив под бок подушку. – Вы уж простите за бесцеремонное нарушение вашего уединения, но вы заговорили о таких вещах, что я вынужден был вмешаться – он посмотрел на нас почти ласково. Это был тот, о ком я только что вспомнил – давишний офицер, который допрашивал меня несколько дней назад.





5.
Что мне оставалось делать? Досада, гнев, ярость, обида – на себя, на девушку (хотя она тут была явно не при чем), на офицера этого, да на все человечество – я стоял, сжав кулаки, а на глаза наворачивались слезы. «Вот только разреветься не хватало», – подумал я смутившись и разозлившись и при этом почему-то посмотрел на девушку. При виде офицера и троих полицейских, она вскочила со стула и глазами, полными ужаса, смотрела на него. Видимо, страх перед представителями власти был у них в крови – неудивительно, особенно после того, что мне пришлось услышать об ихней жизни.
Видно было, что офицер доволен как собой, так и произведенным эффектом. Это было понятно – не каждый день удается наверное в этом мире проводить такие спецоперации. Полулежа на подушке, он светясь от счастья переводил взгляд с девушки на меня и обратно.
– Как вы нас нашли? – спросил я, стараясь казаться спокойным.
– А очень просто, – офицер погладил волосы. – Пока вы были без сознания, мы установили на вас жучок. А потом оставалось только следить за вашими перемещениями, послушивать вас, кстати, – офицер снова улыбнулся, – вы нам очень помогли, но на будущее – избавьтесь от привычки разговаривать сам с собой.
Я недоуменно оглядел себя. Жучок… Помнится, я был голый, когда пришел в себя в камере. Значит, на одежде его не могло быть, тем более, я ведь только тем и занимался, что менял балахоны. Значит, жучок на теле. Мысли летели бешено. Хоть убейте, но я был уверен, что без сознания был недолго. Значит, вживить они его не могли – какой бы ни была техника и технология, нельзя сделать такой сложный жучок очень маленьким, ведь он должен передавать мощный сигнал, да еще массу информации. И питание он должен откуда-то получать. Выходит, если бы он был во мне, то остался бы след от разреза. Но его не было, я бы почувствовал. Конечно, они могли высверлить зуб, и воткнуть его туда. Но тоже слишком сложно. К тому же зуб был бы изолятором, который глушил бы сигнал. Я почесал волосы и вдруг меня осенило. Тщательно ощупав голову, на затылке я обнаружил небольшую шишечку. Видимо, офицер понял – он встал и подошел ко мне.
– Вы очень умный человек, я признаю. Но ваша беда в том, что вы решили идти против системы, обладающей всем арсеналом необходимого оборудования, и, согласитесь, оборудования довольно продвинутого. Поэтому вы были обречены на провал, просто признайте это, – с этими словами он чрезвычайно любезно запустил руки в мою шевелюру и вытащил небольшой жучок, размером с ноготь мизинца. Более того, он позволил мне его осмотреть. Что и говорить, сделано было на совесть. Поверхность даже имитировала кожу – прикоснись я его раньше, я бы подумал, что это на самом деле шишка на голове.
Я тяжело вздохнул. Удар был силен. Уткнувшись невидящим взглядом в стену я тяжело соображал. Да, я ошибся в самом главном и понял это слишком поздно. Не надо было смотреть на них слишком свысока. Я все время забывал, что нас разделяет 500 лет, вернее, все время почему-то трактовал это в свою пользу, думая, что за это время они просто дружно тупели. А вышло наоборот. Хотя… Если бы я думал, что они обогнали меня в развитии на такой огромный срок, я бы ни на что не решился и все еще дрожал бы в своей камере. Моя главная ошибка была не в этом. Пес с ними, кто умнее, глупее… Мне надо было сразу хоть как прорываться к развалинам, в первые часы побега у меня все-таки был шанс вернуться в свой мир. А вместо этого я, как ошалелый кролик, бегал по городу, отбирал у людей одежду и воображал, что я всех обманул. Мои преследователи наверное падали от хохота, наблюдая за мной – от злости я яростно скрипнул зубами.
Офицер снова устроился на кровати и взмахом руки отпустил полицейских. Когда за последним закрылась дверь, он посмотрел на меня.
– Не злитесь на себя. Вы сделали все, что могли, но вы на самом деле были обречены. Я же воспользовался этим шансом – поставил на вас жучок. Признаться, я не верил в начале, что вы из другого мира, вернее, времени. Думал, что вы сумасшедший. Но когда мне принесли результаты тестов и анализов, я был поражен, потому что увидел, что вы действительно из прошлого. Я начал думать, что вы шпион, засланный из другого времени. А когда вы совершили побег, я обрел уже уверенность. Первой моей мыслью было, что вы попытаетесь установить связь с нашим подпольем, либо же займетесь подготовкой теракта или диверсии. Имея возможность постоянного контроля над вашими действиями, я не беспокоился, потому что мог в любой момент помешать вам. Но чем дольше я следил за вами, тем сильнее запутывался, ибо в ваших поступках не было никакой логики. Только услышав, что вы рассказали ей, – офицер кивком головы указал на девушку, – я понял, что вы попали сюда случайно. А узнав, что вы все-таки решили пробраться к месту, откуда вы здесь появились, я понял, что медлить дальше нельзя и вот я здесь, – офицер ослепительно улыбнулся. – Согласитесь, было эффектно, да?
– Да уж, эффектней некуда, – вынужден был я согласиться. – И что теперь?
С офицера мигом сошло все оживление. Но к моему удивлению, его глаза, доселе улыбавшиеся, стали не злыми, как можно было ожидать, а грустными и усталыми.
– Теперь, – сказал он глухим голосом. – Для вас уже не будет никакого «теперь»… Поймите, что вы – песчинка, попавшая в точнейший механизм. Трещина на тончайшей линзе… Пылинка на микросхеме… Несмотря на всю вашу безобидность, вы представляете огромную угрозу для нас, потому что вы можете нарушить наш порядок. Вирусы и микроорганизмы, которые вы принесли с собой – это ерунда. С ними мы знакомы давно, и против них есть противоядие. Нет противоядия против вас самого, против вашего существования, против ваших слов им мыслей. Как нет вакцины от тех мыслей, которые вызовет ваше присутствие. А они появятся, эти мысли – не у одного, так у другого, обязательно. А мы не можем контролировать каждого круглосуточно. Один подумает, другой, потом начнутся ночные шептания. Обязательно найдутся дотошные, которые начнут размышлять, думать, сравнивать. Для нас самое страшное – если люди начнут сомневаться в идеальности нашего общества и строя. А зная про вас, это обязательно случится. Поэтому у меня нет другого выбора, поймите меня. Сейчас мы отведем вас в тюрьму и немедленно дезактивируем. Вот и все, – офицер сидел на кровати, тяжело согнув голову.
Он сказал «сейчас» и «немедленно». Для меня были важны вот эти два слова. Я соображал так быстро, как только мог. Он, трое полицеских. Которых я видел. А скольких я мог еще не видеть? Может, 10 человек стоят в коридоре, а еще 15 – ждут нас на улице? Или на самом деле больше никого? Проверить я все равно не мог. Но знал только одно – мне ни в коем случае нельзя попадать в тюрьму – оттуда я уже не вырвусь. Бежать. Но как и когда? Когда поведут в камеру, на казнь? Даже без наручников я ни за что не смогу одолеть четверых взрослых и сильных мужчин. А если меня закуют? Кусочки плана как части пазла постепенно складывались в картинку. Он не хотел, чтобы наш разговор, вернее, его слова, слышали полицейские и велел им выйти. У меня был только один шанс – разделаться с ним и бежать через окно, пока он не вызвал своих громил обратно. Задача была проста до невероятности – я должен сделать так, чтобы он потерял сознание. И это надо сделать быстро, эффективно и бесшумно, чтобы те в коридоре не услышали. Подойти и пнуть, как в прежние разы уже не получится. Мой взгляд упал на стул. План созрел моментально. Я вытер рукой испарину со лба и начал снимать балахон. Офицер посмотрел на меня с любопытством, но без страха. Стянув балахон, я начал вытирать себе лицо, грудь и подмышки.
– Вспотел, – почти простонал я. Мне нужна была хотя бы минута, всего одна минута. – Вы должны меня понять… Жить ведь хочется…
– Понимаю, – ответил он. – Каждому хочется жить.
Я начал прохаживаться по комнате, то подходя к стулу, то отходя от него.
– А что такое «дезактивация»? – спросил я. – Это больно?
– Нет, не больно, вас облучат токами свервысокой частоты, жидкость в вашем теле мгновенно выкипит и вы либо сгорите сразу, либо весь взорветесь, зависит от прочности стенок ваших клеток.
– То есть, посадите меня в микроволновку.
– Ну, по сути, да, просто в очень мощную микроволновку. Самый эффективный способ дезактивации – быстрый, эффективный и никаких отходов. Правда, требуется очень много энергии, но это уже плата за преимущества метода.
– Но ведь вы соблюдаете законы! – воскликнул я. – Меня должны судить, у меня должен быть адвокат, я имею право на защиту, есть же в конце-концов презумпция невиновности! – я практически умолял его.
Он рассмеялся.
– Помилуйте, какой суд, какой адвокат, какая презумпция? У вас нет даже номера, вы для нас не существуете. С точки зрения закона, которым вы сейчас пытаетесь прикрыться, вас вообще нет. И искать вас тут никто не будет. Поэтому, не говорите глупостей.
Лихорадочно растирая грудь и лицо и приблизился к нему и к стулу.
– Поймите, я безопасен для вас, клянусь вам. Я молод, я так хочу жить. Отпустите меня обратно, в свой мир, а развалины взорвите. Я готов дать вам какую угодно клятву, что никто не узнает о вас, о вашем мире. Только отпустите меня, прошу вас.
Он только отрицательно покачал головой. Я нащупал стул ногой, определяя, где он.
– Ну хорошо, не хотите отпускать – не надо. Только не убивайте меня, я буду служить вам, буду работать, буду выступать с лекциями, прославлять Верховного Инженера, говорить всем, что ваш мир гораздо, намного лучше того, откуда я прибыл, я готов даже быть осведомителем, готов пойти даже в подполье, чтобы выдать их вам, помочь, вам с ним справиться. Только не убивайте меня… – я с удовлетворением увидел, что взгляд офицера стал презрительным, он потерял бдительность. Более того, к моей радости, он отвернулся от меня, видимо, не желая даже смотреть на такое жалкое зрелище. У меня была всего одна секунда. Надо было действовать молниеносно – не только потому, что офицер мог поднять тревогу. Девушка, безмолвно стоявшая у стены в продолжение всего разговора, могла закричать от испуга и испортить все дело. Поэтому продолжая говорить, я швырнул балахон в лицо офицеру. Он еще не успел до него долететь, как я уже схватил стул и изо всех ударил его по голове. Сделанный из прочного пластика, стул выдержал, а звук удара заглушил мой балахон. Офицер еще откидывался назад от удара, как я уже подскочил к девушке, зажал ей рот и яростно зашипел в ухо, приказывая ей молчать. Увидев, что она меня поняла, я кинулся обратно к офицеру. Занеся над головой стул, я сдернул балахон с его головы. Он лежал откинувшись навзничь и не двигался. Умер, не умер – разбираться было некогда. Я мгновенно обшарил его, в широком кармане нашел что-то, напоминающее пистолет и сунул его за пояс. Потомя сдернул тело на пол, затолкал его под кровать и подозвал девушку.
– Надо разорвать простыни на полосы и сделать веревку, – зашептал я. – Мы должны спуститься через окно.
В ее глазах стоял ужас, она отрицательно замотала головой. Я моментально рассердился:
– Пойми, у нас нет другого выхода! – видя, что слова не помогут и я просто теряю время, я со всей яростью притянул ее к себе, – ладно, пес с тобой! Только помоги мне сделать веревку! – видимо, у меня было такое лицо и голос, что она безропотно подчинилась. К моему счастью, под одеялом были две простыни. Стараясь шуметь как можно меньше, мы разорвали их и связав концы, получили веревку. До карниза было 7 этажей, по моим прикидкам, метров 20. Одних простынь не хватало, чтобы получить крепкую веревку, но я скатал одеяло наподобие тонкого рулона и тоже приспособил его под канат. Привязав нашу веревку к ножке стола, который оказался привинченный к полу, я открыл окно, выбросил веревку наружу. Я рывком втащил девушку на стол.
– Ты первая, потому что ты легче. Если веревка не выдержит мой вес, у тебя не будет шанса бежать. Давай, лезь.
Бледная, с глазами полными страха, растерянности и слез, она смотрела на меня и не двигалась с места. Я прекрасно понимал ее состояние, но разбираться, тем более сюсюкаться времени не было. Поэтому влепив ей сильную почещину, я зашептал ей прямо в глаза:
– Лезь, говорят тебе!
Я смотрел, как неумело она ползла вниз, пару раз у меня останавливалось сердце, когда она чуть не сорвалась. Но в конце концов она благополучно добралась до карниза. Я быстренько спустился за ней и осторожно посмотрел вниз. Так и есть – около главного входа стояла машина, а рядом – трое полицейских. Я недолго думая потащил девушку по карнизу к лестнице. Добравшись до нее, я на мгновение задумался – кому прыгать первым. Она могла сорваться и упасть. Было жалко девушку, но еще больше меня пугало то, что она могла упасть и закричать. Поэтому я решил прыгать первым.
– Слушай меня внимательно, – сказал я, стараясь казаться решительным. – Нам надо прыгнуть на эту лестницу и спуститься вниз. Я прыгну первым и когда скажу, прыгнешь ты. Не бойся и ни в коем случае не кричи, поняла? Если ты закричишь, нас убьют, поняла?
Она смотрела на меня сначала с ужасом, но последняя моя фраза ее удивила:
– А что такое «убьют»?
Я даже закрыл глаза от их тупости.
– Это значит дезактивируют – сразу, понятно? Поэтому, что бы не случилось, ни звука! Понятно? Тебе понятно?
Она послушно закивала головой. Мало надеясь на ее послушание, я прыгнул. На лестнице я встал поудобнее и махнул ей рукой. Так и есть – она не допрыгнула и сорвалась. В полете капюшон с ее головы слетел и мне не оставалось ничего другого, как схватить ее за волосы. Но надо отдать должное – бедняжка не издала ни звука. Я втащил ее на лестницу, мельком посмотрел на ее залитое слезами лицо и начал поспешно спускаться. Осторожно выглянул в калитку. В нашу сторону никто не смотрел, полицейские стояли как столбы.
– Теперь не отставая иди за мной. Если побегу – беги, если остановлюсь – стой. В общем делай то, что буду делать я. Не бойся и не отставай, хорошо?
– Хорошо, – голос у нее дрожал. Я одел ей на голову капюшон, натянул свой, достал оружие и осмотрел его. Напоминал обычный пистолет, кроме кнопки вместо спускового крючка я больше ничего не обнаружил. Надеюсь, тут нет предохранителей и всяких заморочек, типа датчиков, считывающих отпечатки пальцев. Спрятав пистолет в рукаве, я вышел из калитки и склонив голову, чтобы не было видно лица, пошел к полицейским. За собой я слышал шаги девушки и шелест ее балахона. Лишь бы не отстала, не ломанулась куда-нибудь.
20 шагов – я считал шаги. 15. 10. Когда  до полицейских осталось пять шагов, я вытащил пистолет и нажал на кнопку. Если не выстрелит – я погиб, это я знал точно. Впрочем, я и так погиб, если не вернусь в свой мир. А шанс вернуться был один из миллиона. Развалины наверное давно оцеплены и туда просто не пройдешь. А надеяться пробиться с боем – вообще самая большая глупость. И тут меня осенило. План родился сразу – жестокий, кровавый, в нем было такое количество «если» и других недостатков, что выглядело это безумием, но другого у меня не было. И не было времени его придумывать. А этот давал шанс – малюсенький, но шанс. Лишь бы пистолет выстрелил…
Он выстрелил. Это был не выстрел даже – из дула вылетело синее облачко и устремилось вперед с легким шипением. Полицейский, в которого оно ударилось, упал как подкошенный. Другие не успели даже схватиться за оружие, как я уложил их всех. Последний еще падал, когда я устремился к машине. Распахнув дверь, я заглянул внутрь – никого. Схватив первого полицейского, я обернулся к девушке:
– Помоги мне погрузить их в машину, живее!
Закинув тела в машину, я велел девушке залезть внутрь. Закрыв за ней дверь, я бросился в подъезд. Взбежав на 12-й этаж, я выглянул в коридор – странное дело, полицейские до сих пор стояли возле двери. Внезапно до меня дошло, что с момента, когда я сьездил их главному по голову стулом, прошло минут пять, не больше. До них было метров тридцать. Какое-то время я шел спокойно, а метров за 15 бросился бежать. И я очень надеялся, что  пистолете еще есть заряды. Они были – я уложил всех, стреляя без остановки, так что когда все было кончено, коридор светился голубоватым сиянием. Втащив всех в комнату, я заглянул под кровать. Так и есть – офицер был мертв. На какой-то миг я даже почувствовал жалость. Обыскав тела, я нашел еще три таких пистолета. Потом я переоделся в форму, которую снял с одного. Это и был мой план  – попытаться пробраться к развалинам под видом полицейского. Простого обывателя, тем более в женском балахоне к ним бы просто не подпустили. А на полицейского могли просто не обратить внимания. Поэтому следовало действовать быстро, пока не обнаружили эти тела, или пропажу машины и группы полицейских во главе с офицером. Я вышел из дома и сел в машину. Девушка, вынужденная сидеть рядом с трупами, вообще сьежилась, когда увидела меня в форме. Но возиться с ней было некогда.  Первым делом я обыскал тела, подобрал оружие. Семь пистолетов – здорово. Теперь надо было понять, как управлять машиной. Я осмотрелся. Во всякой машине должны быть рычаги и кнопки, с помощью которых ею собственно и управляют. Да, вот панель. Кнопки. Был даже руль, правда квадратный, но он был. Я сел в сиденье. Так. Первым делом надо включить двигатель. Ключей нет. При мысли о том, что надо будет снова обшаривать трупы, меня прошиб холодный пот. Надеюсь, ключ был у водителя, а водитель обычно остается у машины. Если это не так, то мне придется опять пробираться в комнату и шарить там. Чертыхаясь, я уже без надежды посмотрел на панель и обнаружил две вещи. Первое – нигде не было видно замка, куда можно вставить ключ, карту или еще что-нибудь. А второе – увидел большую кнопку, на которой было написано «Старт». Но прежде чем нажать на нее, я еще раз осмотрел все. Руль. Две педали внизу – коробка-автомат? Разберемся. Я нажал на кнопку. На панели загорелись огоньки, вспыхнул экран, замигали цифры. Разберусь потом, главное, пока ничего не пищит противно, не горит красным цветом. Я нажал на одну педаль – ничего. Ругнувшись, нажал на другую. Машина плавно тронулась. Аха, газ. Для проверки, отпустил ее и нажал на другую. Ясно, это тормоз. Чтобы приноровиться, я острожно проехал пару перекрестков и остановился. Девушка сидела в углу, бледная, безмолвная и не сводила глаз с тел, которые валялись на полу. Мне было очень жаль ее, но ее ждало одно испытание. Я слез с кресла, выбрал на мой взгляд самого худого полицейского и стал снимать с него мундир.
– Раздевайся, – сказал я девушке, не вдаваясь в подробности. – Оденешь эту одежду.
– Зачем? – голос ее был странно безучастным. Уж не сошла ли она с ума от всего пережитого? Я поднял голову и с тревогой посмотрел в ее глаза. Нет, вроде нормальные… Просто она была в шоке.
– Если не оденешь, нас дезактивируют на первом посту. Одевай, – тоном, не терпящим возражений, я протянул ей одежду. Переоделась она слишком уж безропотно. Все это могло кончиться только невероятной истерикой. И она не заставила себя долго ждать. Девушка оглядела себя в форме, посмотрела на голое тело полицейского и вдруг захохотала – громко, истерически, безудержно. Понимая, что ничем помочь не могу, я просто обнял ее, прижал к себе и сидел не двигаясь. Она сначала хохотала, потом рыдала, потом наконец затихла. Посмотрев на нее, я увидел, что она вроде успокоилась. Я взял ее за руку и заглянул в глаза.
– Я вынужден был так поступить, иначе бы нас убили. У меня не было другого выхода. Я никогда не забуду, как ты помогла мне, не испугалась. Помоги мне в последний раз – покажи, где эти развалины.
Она выглянула в окно.
– Они совсем близко – нам надо проехать прямо по этой улице. Совсем недалеко.
Наконец я услышал радостную весть. Не удержавшись, я поцеловал ее в нос и надавил на педаль. Минут через десять она протянула вперед руку:
– Вот они.
Я понял это и без ее подсказки, но промолчал. Потому что мне было не до слов. Да, это были те самые развалины. До них было метров двести. Пять рядов шлагбаумов, машины на обочине и чуть ли не целая армия полицейских.

















































6.
Нельзя было долго стоять на дороге. Я аккуратно припарковал машину у обочины. Двести метро отделяли меня, как я очень надеялся, от спасения. Но их еще нужно было пройти. Поэтому я старательно соображал, как это сделать. Пойти в лоб? Могут остановить у первого же шлагбаума, а потом непонятно, что будет. Может у этих парней на руках список номеров, которые имеют право проникать внутрь. А может, туда можно пускать только представителей определенных отрядов или групп? Я оглядел свою форму. Ни шеврона, ни петлиц, ни погон – ничего. Только черно-красные разводы и номер – белым цветом на груди. Не было даже значка, определяющего пол. Кто их знает, может в полиции служат только мужчины. А принадлежность к той или иной спецслубже определяется по номеру. Я осторожно осмотрел тела других полицейских. Тоже ничего. И на мой взгляд, номера тоже ничем особым от моего не отличались. Так ничего и не надумав, я осторожно вышел из машины и с самым естественным видом потянулся и огляделся. Машины стояли вплотную к домам, сплошной линией – значит, прокрасться за ними не получится. Я перешел на другую сторону улицы. То же самое. Тут я увидел, что за моей машиной остановилась еще одна, оттуда вышли пятеро, в молчании выгрузили из кузова два ящика. Видимо, они были тяжелые – за каждый взялось по два человека и пыхтя понесли. Один пошел впереди, видимо главный. Почему-то я начал наблюдать за ними – очень уж они торопились. Да и на шлагбаумах воцарилось оживление – ребят с ящиками пропускали без задержки. Они таким макаром прошли до самых развалин и скрылись внутри. «Либо они понесли туда оборудование, чтобы наблюдать и исследовать, либо…» – от внезапной мысли мне стало холодно. Но по-настоящему холодно мне стало минут через пять, когда все вышли уже без ящиков, а один из полицейских разматывал провод. Один тонкий провод. Если в ящиках была измерительная или иная аппаратура, вряд ли все данные с такого количества приборов можно передать по такому тонкому проводу. Командир группы саперов, как я ее теперь называл, сказал что-то окружающим. Остальные полицейские начали убирать шлагбаумы и садиться в машины. Ясно. Я скрипнул зубами – они решили взорвать развалины. Мудрое решение – дабы никто не пробрался еще. Или, вернее, никто из жителей этого долбаного мира не вздумал улизнуть в другое время. Сапер медленно разматывал провод, пропуская отъезжающие по очереди машины. Скоро очередь дойдет до моей – ребята уж очень спешили. Хотя, надо отдать им должное – толчеи на дороге не было. Каждая машина трогалась по очереди, аккуратно разворачивалась, подбирала шлагбаум или людей и уезжала. Я стоял, смотрел на это организованное бегство и напряженно думал. Можно было попытаться побежать – был шанс добежать. Но шанс получить выстрел в спину был намного больше. «Эх, если бы я был один! – подумал я. – Бросился бы вперед, протиснулся между машинами – добежал бы!» Мысли о девушке отрезвили меня. Я внезапно понял, что просто не могу оставить ее здесь – это означало бы оставить ее на верную гибель. Послушается она, не послушается – плевать. Я утащу ее из этого сумасшедшего мира. Как она приспособится к моему, не менее сумасшедшему – я пока не знал и не думал. Зато знал другое – здесь она не проживет и двух дней. К тому же, она была такой красивой… Такой… Я не мог это обьяснить. Она была настоящей женщиной. Настоящим другом. К таким не испытывают страсти, не сходят с ума от любви, желания или страсти, нет. За все время нашего знакомства она показала себя настоящим, надежным человеком – вот что было главное. Без капризов, почти без истерик, без страха, без этих глупых женских штучек вроде идиотских вопросов, слез, капризов и прочего. Что бы мы не делали, я всегда был спокоен, потому что знал, что она не подведет. Как говорится, она была из тех, с кем можно спокойно идти в разведку. Странное дело – желания, какого-то сексуального влечения к ней я не испытывал. Хотя она на самом деле была очень симпатичной и фигурка у нее была очень даже на уровне. Но вот если бы я вздумал жениться, я бы выбрал именно такую, потому что знал – она не подведет. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Она будет плакать от боли, терять сознание от страха, может даже описаться, но она не убежит, не выдаст, а будет до конца с тобой. Вот и сейчас она все так же сжавшись, сидела в машине, забитой трупами, на ней была одежда одного из них, но она сидела в машине тихо, потому что понимала – так надо. И мысль, что я не оставлю, просто не смогу себе позволить оставить ее здесь, бросить, стала уверенностью.
Но как же добраться до этих собачьих развалин?! Я затравленно оглянулся. Тронулась очередная машина, водитель посмотрел на меня, как мне показалось, удивленно. Так, на меня уже начали обращать внимание. Пора что-то придумать. Самое время. Я направился к своей машине, залез внутрь, завел двигатель. Сапер с проводом помахал мне рукой – дескать, чего стоишь, проезжай! И тут решение пришло. Вместо того, чтобы развернуться, я выехал на дорогу и ударил по газам. Чуть не сбив саперов, я промчался вперед и остановился буквально вьехав в развалины – я постарался поставить машину так, чтобы преследователи не могли легко проникнуть внутрь. Надеюсь, лобовое стекло у машины не бронированное, иначе мы и сами не сможем попасть в коридор. А еще, надеюсь, они не нажмут кнопку и не разнесут нас на тысячу мелких кусочков – я так надеялся на это. Изо всех сил ударил по стеклу ногой – оно вылетело.
– Да!!! – крикнул я от радости. Выскочив из машины, я протянул руку девушке, – давай, вылезай, живо! Ну давай же!
Она успела вылезти только наполовину – я просто подхватил ее, взял на руки (еще удивился, какая она легкая) и побежал. Спасибо здешним аборигенам – они провели внутрь свет – через каждые десять шагов тускло светила лампочка. В их свете на глаза мне попался провод. Я поставил девушку на ноги, взял провод в руки и попытался его порвать. Ничего не вышло. Тогда, недолго думая, я вытащил один из пистолетов и выстрелил в него. Опять ничего. Разозлившись, я положил провод на острый камень и изо всех сил ударил по нему рукояткой пистолета. Брызнули искры, рука загудела, но я не обратил на это внимания – провод распался на две части. Теперь они нас не взорвут. Кстати, они уже были почти рядом – слышался гул машин, голоса, потом раздался скрежет – мою машину оттаскивали от входа. Я снова подхватил девушку на руки – лучше так, чем тащить ее за собой, обьясняя, куда мы бежим и зачем. Если скажу, что собираюсь забрать ее с собой, еще заартачится. Не бить же ее снова, в конце-концов. Тяжело топая по коридору, я вспоминал, где же та комната, в которой все это и началось. Но это начисто вылетело у меня из головы, да и с чего мне было запоминать ее? Ведь тогда, выходя из нее, я еще не знал, что меня ждет снаружи.
Мало-помалу мной начал овладевать страх. Я понял, что заблудился и не знаю, где эта комната. Все коридоры и комнаты были совершенно одинаковыми. Вдобавок, я начал уставать – девушка хоть и была легкой, но она не была духом бесплотным. Я посмотрел на нее. Так и есть – обняла меня и зажмурилась. Увидев ее крепко закрытые глаза, бледное лицо, дрожащие губы, я почувствовал, что у меня что-то шевельнулось в груди. Но слеза, вдруг выкатившаяся у нее из-под века, подхлестнула меня.
– Думай! – прошипел я сам  себе через крепко сжатые зубы. – Думай, собака! Вспоминай! Или подыхай тут с этой девчонкой на руках, пес ты этакий! – в мыслях я обматерил себя самыми гнусными словами. Видимо, это пойдествовало. Я остановился, перевел духи осмотрелся. Так. Догадка была слабая, но во-первых, это походило на правду, а во-вторых, другой у меня не было. Если мыслить логически, то место, в котором можно спокойно перенестись на 500 лет назад, должно отличаться от других, обчных мест. Электромагнитные поля, излучения, искривления пространства – дело не в названии. Но там должно быть что-то, что выделяло бы это место от других. И что можно зачесь приборами. А я уже убедился, что технология в этом времени была на высоте. И ребята здесь были дотошные – они наверняка прощупали, простукали и просветили все уголки развалин. И они были должны, просто обязаны обнаружить комнату, в которой что-то было не так, в которой было что-то, что отличало бы ее от других комнат, ниш и залов. А раз так, то они должны были натаскать туда кучу приборов. А им, во-первых, нужно питание, а во-вторых, данные с них надо куда-то передавать. Передать же можно только по кабелю – не будут же они каждую цифру записывать на бумажку и отправлять солдатика с донесением. А радио, я был уверен, здесь не могло работать – законов физики никто не отменял – радиосигнал не мог пробиться через эти скалы. Я внимательно осмотрел стены коридора. Никаких кабелей, кроме провода, по которому поступало электричество для лампочек. И мой провод на полу. Провод! От радости я поцеловал девушку, поставил ее на ноги, обнял себя и даже потанцевал немного. Если комнату обнаружили, то, как по-вашему, что они захотят взорвать? Они боятся машины времени. Они знают, где она находится. Вряд ли они захотят взорвать коридор, по которому к этой машине времени можно пройти. Нет, они взорвут ее саму, чтобы уж наверняка.
– А значит, – сказал я девушке, – провод этот ведет именно туда, Солнышко!
Она недоуменно посмотрела на меня, но я не стал вдаваться в подробности, снова взял ее на руки (она была такой мягкой и нежной и мне понравилось ее нести) и побежал вдоль провода. Вдруг я услышал сзади голоса и шаги. Мои преследователи были близко – я побежал изо всех сил. Вот наконец провод завернул в одну комнату. Вбежав туда, я резко остановился. Никакой аппаратуры тут не было – комната как комната. «Ну правильно, – подумал я. – При их экономии они и не собирались взрывать столько приборов». Посередине стояли два знакомых мне ящика. Они были открыты, внутри рядами лежали аккуратные коробки. Провод, разделившись, подходил к обоим и был прикручен к контактам. И тут я вспомнил. Я вспомнил, что в своем мире я зашел в комнату через одну дверь, а вышел из нее через другую, которая была рядом! Там я не обратил на это никакого внимания, но тут все было по-другому. Я подскочил к двери – рядом была еще одна. Какая же из них какая? На миг я почувствовал растерянность. Но тут догадался посмотреть вниз – в одну дверь входил провод. Подхватив девушку за руку, я потащил ее к другому выходу. Она не успела даже промолвить словечко, когда я вытолкнул ее в коридор и рванулся за ней сам. Но в самих дверях я остановился. Мыль была глупая, но попробовать стоило. Я вытащил два пистолета. Как я уже понял, они стреляли облаком электричества – гораздо эффектнее всяких пуль. Но в данную минуту мне было важно только то, что они электрические. Ведь судя по проводу, детонатор у ящиков с взрывчаткой тоже был электрическим. Если я выстрелю в ящики, то это могло сработать. Незачем оставлять такое место. Побаловались и хватит. Еще чего доброго, эти ребята во главе со своим инженером захотят вторгнуться в наш мир, чтобы восстановить порядок и там. А вполне возможно, что может появиться еще кто-либо, уже вообще из другого мира и времени. Нет, ребята, давайте жить дружно и каждый в своем времени. И нам спокойно, и вас. А потом я вспомнил про сами пистолеты. Зачем они мне в моем времени? Прятать их? Глупо. Беречь как память? Еще глупее – воспоминаний у меня и без них хоть отбавляй. Сохранить, чтобы доказать, что я был в будущем? Я же не дурак, чтобы рассказывать об этом – зачем мне это? Я выбросил все пистолеты кроме тех двоих, которыми собирался стрелять. Выстрелив по ящикам из обоих пистолетов, я швырнул их в комнату и рванулся с девушкой по коридору. К своей досаде, я не услышал за собой взрыва, в спину не ударила взрывная волна.
– Блин! – закричал я от обиды и разочарования. – Не сработало!
Но делать было нечего. Не получилось – значит, не получилось. Поэтому я взял девушку за руки и бросился по коридору так быстро, что она чуть не упала.
– Куда ты так бежишь, – донесся до меня ее обиженный голос. – Да еще в темноте!
Я остановился как вкопанный. В темноте. Тут не было лампочек. Я провел рукой по стене и потолку. Никаких кабелей, никаких светильников. Точно. Я вспомнил – в мое время экскурсовод еще жаловался, что мол свет проведен не везде, поэтому брал с собой два мощных фонаря. Я издал радостный крик, наподобие боевого клича индейцев или крика Тарзана. Впрочем, он оборвался на половине – до меня вдруг дошло, что я не знаю, куда идти. Я стоял и мучительно вспоминал все, что рассказывали про развалины экскурсоводы. Дурак, почему я их тогда не слушал! Но все-таки, где-то в подсознании ворочалась мысль, что территория этого раскопанного замка не очень большая. Стараясь не показать девушке свою растерянность, я, как можно более уверенно пошел вперед.
Через полчаса ходьбы по пустым и темным коридорам я понял, что заблудился окончательно. Вдруг я облился холодным потом – а вдруг мы опять выскочили не там, где нужно? Не в моем времени? Вдруг там, на поверхности бродят динозавры? Или там вообще что-то невообразимое, может, мы перенеслись на 100000 лет вперед? Что тогда?
– Так, – сказал я сам себе. – Успокойся, возьми себя в руки, – видя, что это не помогает, я взял себя за грудки и сильно встряхнул. А потом отхлестал себя по щекам – мысленно, конечно. Но это помогло – ко мне вернулась способность мыслить здраво. Экскурсоводы говорили, что замку около тысячи лет. Маловероятно, что машина времени стояла здесь до этого. По всей вероятности, она откуда-то появилась уже в замке. Значит, глубже (я не мог подобрать другого слова с этими временными заморочками), мы попасть не могли. То же самое и с будущим – вряд ли замок простоял целым еще тысячу лет. А самое главное – вряд ли ребята из моего будущего оставили его целым. Я был уверен, что они его все равно взорвали – уж очень они настырные. Итак, 1000 лет в прошлое и 500 лет в будущее – вот и был тот интервал, в любую точку которого мы вышли. А проверить, где и, главное, «когда» мы очутились можно было только одним способом – выйдя на поверхность. И все-таки, горько пожалел о том, что выбросил оружие. Но теперь уже было поздно, да и после беготни по темным коридорам я при всем желании не знал дорогу назад. Поэтому оставалось только одно.
– Вперед, – сказал я бодрым голосом и взял девушку за руку. Но сделав два шага я снова остановился. Что-то звякнуло. Но звякнуло сзади. В своей руке я чувствовал руку девушки – руку, моментально ставшую мокрой. Превратившись в слух, я постоял мгновение, потом медленно обернулся.
– Ты слышала? – спросил я тихо. – Слышала шум? – сердце мое колотилось, ведь звук был совсем рядом.
– Слышала, – донесся из темноты ее голос. – Это я за что-то задела, кажется.
– За что? Где? – у меня перехватило дыхание. – Где именно?
– Вроде повыше, – девушка видимо куда-то потянулась. – Я протянула руку вверх, чтобы не ударится головой… Вот, – я опять услышал звякание.
–Не двигайся, – я нащупал девичью руку и поднял руку вдоль ее руки. И тут же без сил опустился на пол. С стыду своему надо признаться, что я заплакал, но заплакал от радости – на потолке висела лампочка – наша, родная лампочка на 60 ватт – за свою жизнь я поменял их столько, что мог узнать ее даже на ощупь. Это были не те лампочки-шарики из будущего – те я тоже запомнил на всю жизнь. А еще те, из будущего, висели не на потолке, они были на стене – чтобы было удобнее тянуть кабель и обслуживать освещение. Это ведь в нашем времени все делают через одно место, спасибо, хоть в будущем люди начали меняться.
Но радости я предавался недолго. Нечего лить слезы, да еще при женщине. Я встал, снова взял ее за руку и уже уверенно пошел вперед. Время было наше – я теперь был уверен. И кабель с лампочками куда-нибудь да выведет. А то, что они не горят, я обьяснял только одним – либо на улице ночь и все спят, потому и выключили, либо туристам осточертели эти коридоры и сюда уже никто не ходит. Поэтому экскурсоводы и отключили освещение – зачем оно нужно, раз в подземельях никого?
Наконец в лицо мне повеяло свежестью, а спустя минуту я разглядел смутные очертания выхода – он был чуть светлее окружающей нас темноты. Через мгновение мы выбежали на поверхность и оказались на хорошо знакомой мне площадке. Я немедленно оглянулся. Действительно, была ночь. Но мне было важно не это. Увидев, что вокруг нет города, я подбежал к краю площадки и чуть не закричал от радости – вдали в свете луны серебрилась река, простиралась равнина, а левее горели огоньки моего отеля.
– Пойдем, – сказал я девушке. И увидел, как она стоит чуть поодаль, вся ошалевшая от удивления.
– Где мы? – спросила она тихо. Я подошел к ней и обнял ее за плечи.
– Мы – в моем мире, – сказал я нежно. – Теперь ты в безопасности. Твой сумасшедший мир остался в прошлом. Вернее, – сказал я чуть подумав, – в будущем… – Запутавшись, я разозлился, – в общем, ты в моем мире и у тебя тут будет совсем другая жизнь. Ты только верь мне и все будет хорошо. Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо здесь, – я почувствовал жуткое волнение, но все равно мне так хотелось сказать эти слова и я их сказал:
– Со мной… Ты мне веришь?
Она прижалась к моему плечу.
– Верю… – я скорее почувствовал, чем услышал ее.
– Тогда пойдем, – я посмотрел в ее глаза и увидел в них отсвет луны. – Нам обоим пора начать новую жизнь.
Она улыбнулась, кивнула головой и взяла меня за руку. Мы повернулись и держась за руки зашагали к отелю.