Из дневника династии Цинь

1
Курица не вещает утра, а коль прокукарекает петухом –
между явью и сном,
во тьме впрок обсиженного гарема,
то это – не более, чем туманная теорема…
Однако тайна ее, как говаривал мой начальник,
в суглинок живьем зарытый печальник,
кивая на захватанный бамбук дщицы:
«Писец ведет записи кистью, а ты…ты хуже мокрицы,
из тех,  что вредят посевам,
высший смысл тебе до сих пор не ведом…».
А между тем астрологи вновь бубнят свое и наводят страхи,
и умная книга не дороже, чем рукава от рубахи
каменотеса, потеющего вблизи смоляных кострищ;
лодки, лишенные в потасовке днищ,
уже не всплывут из глубин песчаного ила.
Но и нам, сидящим на берегу, должно быть, скоро могила,
жди иль не жди трупа врага, проплывающего мимо –
такова уж эта эпоха, задохнувшаяся от смрадного дыма.

2
…Но если познаешь утром правильный путь,
не лучше ль в подушку носом зарывшись, ввечеру заснуть?
Ведь теперь и для совершенномудрых канон не писан,
да и я, как последний раб, служу за паршивую жменю риса,
затаившись зверку подобно;
вот и смотришь вокруг, стремясь разглядеть подробно.
Но видишь только зады и спины,
а поймешь ли сегодня по филейным местам,
где тут женщины, а где – мужчины?
Однако по выражению лица ублюдка
смекнешь – и это уже не шутка, -
когда, скрывая в усталых ладонях дрожь,
случайно стряхнешь на иероглиф указа вошь,
и прядь седую зачесывая до боли,
в будущее вглядишься, как сельдь в неволе,
нанизывая прилежно слова и фразы.
…Теперь-то уж мы с тобой добредем до порога фанзы,
хотя и забыв, поигрывая дверной скобой,
что нет нам с тобой, дружок, возврата домой.